Регрессор №15 (СИ) - Арх Максим

Естественно, такая недвусмысленная и откровенная угроза тут же вызвала во мне бушующее море негодования. Её оставлять без ответа я не хотел и не собирался, решив снова вступить в яростную дискуссию и доказать кинувшему мне вызов, что ГУЛАГ тут не пройдёт!

Но развернуть дебаты мне не дали — Кравцов и не дал.

— Короче… я пошёл звонить и договариваться, — безапелляционно заявил он и, не обращая внимания на моё явно покрасневшее от злости лицо, резко повернувшись, вышел за дверь, и где-то там за ней продолжил время от времени оглушать окрестности своим фирменным ржанием.

Он ушёл, а я, понимая, что очередной жизненный этап подошёл к концу, пошёл собирать свои вещи, ибо нежданно-негаданно стал самым настоящим дембелем.

Глава 2

Путь домой

Я стоял на холодном бетонном покрытии аэродрома, засунув руки в карманы своей вылинявшей солдатской шинели, морщился от порывов местного насквозь пронизывающего ветра и смотрел на металлическую птицу, которая должна была нас отвезти домой. Транспортный Ил-76 вблизи был сущей громадиной! Я, конечно, видел такие машины по телевизору и издалека, но летать на них не приходилось. Вдалеке, в другой части аэродрома на фоне серого неба, маячили силуэты двух точно таких же транспортников, которые то ли тоже готовились к взлёту, то ли просто проходили техобслуживание. Однако лететь мы собирались именно на этом.

Стоя под его огромным крылом, мы колыхались от несущихся с бешеной скоростью воздушных масс, ожидая команды на посадку. Северная осень не прощала легкомысленных — ветрище буквально рвал и обжигал лицо.

— Ну и погодка, — буркнул я себе под нос и обратился к товарищу Мячикову, который поднял воротник пальто, придерживая рукой постоянно намеревающуюся улететь в неведомые дали шляпу.

— Да уж, занесло и тебя… и нас, — нехотя поморщился он.

Наконец к нам подошли два лётчика. Они что-то доложили генералу, и Петров, повернувшись к членам комиссии, произнёс:

— Ну что, товарищи, нам пора.

Поднялись по лестнице и оказались внутри. Фюзеляж был почти пустой, металлический, с запахом керосина и краски. Вместо удобных кресел — вдоль бортов натянутые как гамак ременные сиденья.

— Вот это сервис, — пробормотал я, шагнув по трапу внутрь. — Прям-таки премиум-класс.

— Присаживайся и сиди тихо, — хмыкнул генерал Петров. — Не в ресторан тебя везём.

— А жаль, — не удержался я от реплики. — В ресторане, наверное, теплее.

Пилоты — два молодых парня в комбезах — смотрели на нас с любопытством. Видно было, что возить целую московскую комиссию им не приходилось. Один из них, улыбаясь, сказал:

— Только аккуратно, товарищи, не зацепите оборудование. А то потом списывай винты и рули.

Мы расселись, как могли. Мячиков сел рядом со мной, ворчал, что всю жизнь мечтал о полётах, а теперь проклинает всё на свете. Кравцов устроился напротив, сложив руки на коленях, и закрыл глаза.

Когда моторы загудели, а самолёт начал разбег по полосе, Мячиков вцепился в пристяжной ремень так, будто это был его последний шанс спастись.

— Спокойно, — сказал я. — Я сам боюсь летать, но это ещё не турбулентность. Вот когда мы взлетим, и нас как следует начнёт трясти и болтать, то вот тогда…

— Да замолчи ты уже! И так тошно! — отрезал он, весь сжавшись словно пружина. — И ты, Васин, учти, что если разобьёмся — я тебя найду даже на том свете и выскажу всё, что думаю.

Угроза была скорее риторической и малоосуществимой, а потому я просто рассмеялся.

Взлёт оказался резким: нас всех слегка прижало к спинкам сидений, а потом мы оторвались от земли. Ил-76 набирал высоту, а по корпусу гулял холодный сквозняк. Минут через десять я уже чувствовал, как замерзают пальцы.

— Ну что, — сказал я громко, чтобы перекричать гул моторов, — кто в картишки?

— Ты что, с ума сошёл? — открыл глаза генерал Петров и посмотрел на меня как на инопланетянина.

— А что? — пожал я плечами. — Всё равно делать нечего. Так почему бы не зарубиться в «двадцать одно»? На деньги играть не будем, ибо какие могут быть у солдата деньги, а вот на спички — это другое дело!

К моему удивлению, через пять минут мы уже играли: спички нашлись у борттехника, который, ссудив нам пару коробков, сам играть отказался, но с интересом наблюдал за процессом, лишь изредка уходя в кабину к пилотам. Первым проиграл Кравцов, и теперь, по дополнительно введённым правилам, он должен был рассказать что-то смешное.

— Ну ладно, слушайте, — сказал полковник. — Ехали мы однажды на операцию, я был молодым лейтенантом. Наш водитель перепутал дорогу и привёз нас… на свадьбу — в деревне. А там уже столы накрыты, музыка играет. Ну, мы и решили — чтобы не обижать людей, зайдём.

— И что? — заинтересовался даже генерал.

— Поели, выпили за здоровье молодых, а потом… — Кравцов выдержал паузу, — задержали жениха. Он оказался тем самым объектом, за которым мы охотились.

— Что за объект? — не понял я.

— Да обычный для тех лет — диверсант, — пояснил Кравцов и буркнул: — На войне дело было.

Борттехник покачал головой и негромко произнёс:

— Вот вы даёте. А я думал, в кино только так бывает.

— Как видишь, нет, — покачал головой Кравцов и, уравняв ставку, забрал все спички себе, показав честной компании свою руку — туза и десятку.

Полёт продолжался. Где-то над Вологдой началась тряска, самолёт мотало так, что я пожалел о шутках про турбулентность. Мячиков молился про себя, Петров сдержанно поругивался.

Приблизительно через час «Илюшин» пошёл на снижение и вскоре совершил довольно мягкую посадку. Из открытого люка тянуло холодом, но все уже привыкли. Я поймал себя на том, что даже улыбаюсь: очередной этап моей жизни подходил к концу.

— Ну что, Саша, — сказал Кравцов, когда мы спустились на лётное поле и направились в административное здание аэродрома, — добро пожаловать обратно.

— Спасибо, конечно, но с чего вы взяли, что я этого хотел, — ответил-то так, но сам себе не поверил. Да и никто бы не поверил, ведь я возвращался домой.

Мячиков осмотрелся и, зевнув, обратился ко мне:

— Завтра с утра за тобой машина прибудет и доставит на киностудию. Отныне это будет твоим постоянным местом работы. Ну а сейчас тебя отвезут и проводят прямо до квартиры.

— Спасибо, — сказал я и пожал потенциальному тестю руку.

Тут вернулся запыхавшийся секретарь директора киностудии, который, как я понял, бегал звонить в Минкульт СССР. Он, запинаясь, прошептал Мячикову что-то на ухо. Тот внимательно выслушал, нахмурил брови, а затем, повернувшись ко мне, произнёс:

— Планы меняются. Домой ты поедешь чуть позже, а сейчас тебя ждут в МИД. Велено доставить тебя туда.

Вначале я хотел было запротестовать, мол, что значит ваше «велено»⁈ Но потом, поняв, что раз зовут в столь серьёзное ведомство, значит, дело не терпит отлагательств, махнул рукой.

— Ну ничего без меня не могут! Хорошо, раз надо, едем. Надеюсь, «Волга» уже подана или мы в министерство на автобусе помчим?

Дорога заняла немного времени, и уже через час я предстал перед главой Министерства иностранных дел СССР товарищем Громыко.

После сухого приветствия хозяин кабинета пригласил меня присесть на стул за столом совещаний и без всяких прелюдий начал разговор.

— Итак, Васин, первым делом хочу тебе сказать, что с этого дня ты поступаешь в наше распоряжение и становишься работником МИД СССР. Для тебя введена специальная должность — представитель по вопросам культуры за рубежом. И не смотри на меня так, ты сам к этому стремился, распространяя своё творчество всеми законными и, можно сказать, полузаконными способами, в том числе распространяя свои кассеты по Москве и ближайшему Подмосковью! Поэтому и пенять тебе теперь можно только на самого себя. Ты добился своего. Мы тебя заметили, и теперь ты работаешь на страну. Вижу, ты удивлён этим решением, но такова нынешняя действительность. Отныне ты государственный человек и любое своё движение, перед тем как его совершить, ты должен хорошенько обдумать и согласовать! Ты ни при каких обстоятельствах не должен падать в грязь лицом и всегда показывать себя только с лучшей стороны, потому что представляешь ты теперь не только обычного рядового гражданина, а нашу великую Родину. Помни об этой ответственности и не забывай никогда. — Он пристально посмотрел на меня и отчеканил. — А теперь слушай моё первое из первостепенных заданий, которое можешь считать приказом: послезавтра в СССР вернётся с отснятым материалом режиссёр Хачикян, который был направлен на Кубу для съёмок сериала. Ты должен бросить всё и заняться монтажом второго сезона этого многосерийного фильма под названием «Лост». То, что мы позволили именно Хачикяну снимать весь второй сезон — наша непростительная ошибка. Те серии, что мы увидели на закрытом показе, после того как их сделали, дают полное представление о том, что фильм стал неинтересен. Снято плохо, кадры непонятные, сюжет нудный, игра актёров неубедительна! То, что я сейчас скажу это не только моё мнение, но мнение многих ответственных товарищей, которые видели первые серии второго сезона — если мы выпустим фильм в таком состоянии, в котором он смонтирован сейчас, нас ждёт грандиозный провал! Кино не работает! Зритель останется неудовлетворённым и в своей неудовлетворённости он спустит всех собак на нас. Мы не имеем права этого допустить! Это будет позор на весь мир. Всё человечество ждёт новые серии, и когда они увидят такое, то престижу Советского Союза будет нанесён серьёзный и, быть может, непоправимый урон. Мы потеряем свой авторитет на международной арене. Как ты понимаешь, это уже вопрос не столько экономический, сколько политический, и вопрос очень, очень важный! Всем хорошо известно, что от первого сезона многосерийного фильма мировая общественность буквально сходит с ума. Люди живут в кинотеатрах всего мира и смотрят эти фильмы по кругу! Мы не имеем права разочаровать и не оправдать их ожидания! Наоборот, мы должны показать, что выполняем взятые на себя обязательства, сумев сделать второй сезон не хуже, а даже лучше первого и тем самым ещё раз показать всему человечеству преимущество советского строя перед капиталистическим. Вот, — министр показал пальцем на лежащие на столе газеты, — капиталисты всего мира уверены, что ничего не получится. Они трубят об этом на всех углах, подключая подконтрольные им средства массовой информации. И уверенность их строится на том, что продолжения, которое они называют на Западе «сиквелами», никогда не бывают лучше, чем первый оригинальный фильм или в случае сериала — первый сезон. И поэтому я спрашиваю: готов ли ты помочь своей стране?