Тай-Пен (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Дьявольская простота! — выдохнул инженер, когда я закончил первую.

— Это же… — подхватил Мышляев, благоговейно коснувшись пальцем острого гвоздя. — Это же готовая ручная картечница! Сильная вещь!

— Эту дьявольщину надобно проверить в деле, — заключил я, беря в руки свежеизготовленный, липкий от смолы и ощетинившийся гвоздями цилиндр. — Только найдите укрытия, господа, иначе эта шрапнель может поранить вас самих.

Для цели мы выбрали группу из нескольких толстых, смолистых сосен, росших на краю оврага. По моей команде все, кроме меня, укрылись за изгибом склона. В наступившей тишине я снова чиркнул запалом, и он злобно зашипел, плюнув искрами. Раз… два… три… бросок! Кинув самодельную «гранату», я и сам упал в ложбинку на дне оврага за мгновение до того, как динамит взорвался.

В этот раз звук разрыва оказался другим: к глухому и мощному фугасному удару добавился короткий, злобный визг, словно десятки раскаленных прутьев разом рассекли воздух. Когда оглушительное эхо, прокатившись по тайге, наконец стихло, мы осторожно подошли к соснам. Картина превосходила все ожидания. Кора деревьев была содрана клочьями, а сама древесина тут и там утыкана гвоздями.

Мышляев, потеряв свое обычное хладнокровие, подошел к ближайшему стволу. Он с трудом, раскачивая лезвие, выковырял кончиком ножа один из гвоздей, глубоко вонзившийся в дерево. Бывший улан явно был впечатлен: посмотрев на этот маленький, изогнутый кусок железа, затем на меня, он только покачал головой.

— Пожалуй, Владислав Антонович, с таким орудием можно смести любое количество хунхузов на площади в добрых пять-шесть квадратных сажен!

Люди Мышляева, издали наблюдавшие за нашими «опытами», подошли ближе. В их глазах была гремучая смесь натурального ужаса и дикого восторга.

— Да мы с этакой силищей, почитай, будто с артиллерией! Никакие толпы хунхузов не страшны! — толковали они между собой.

Похоже, успех моей «презентации» был полным и безоговорочным. Динамит — действительно мощное оружие, и наши люди, зная об этом, теперь увереннее пойдут в бой.

— Значит, решено, — сказал я, глядя на ошеломленные лица своих людей. — Операцию «Троянский дракон» объявляю открытой!

Следующие два часа мы упражнялись с метанием динамитных шашек. Эти, как их тотчас же прозвали тайпины, «драконьи зубы» я не мог доверить кому попало: ведь, если кто-то растеряется и, скажем, выронит шашку с зажженным запалом, взрыв может уничтожить половину нашего отряда.

После небольшого совещания я отобрал самых проверенных и хладнокровных:

— Левицкий, Сафар, Софрон, Тит! — перечислил я, протягивая запалы. — Это ваше. А теперь тренируйтесь в их использовании!

Сначала, экономя драгоценные шашки, я заставил их обучаться только обращению с запалами. Снова и снова они чиркали терками, учась воспламенять запальный шнур одним движением, не теряться от вида разбрасываемых им искр и шипения, привыкая к пятисекундной задержке, к весу и форме смертоносного груза и, конечно же, обучаясь метать его точно и далеко. И лишь когда их движения стали автоматическими, я дал команду на боевую тренировку. Правда, на первый раз попросил инженера Кагальницкого приделать к запалу удлиненные фитили, чтобы в случае непредвиденной задержки с броском у наших «студентов» было время отреагировать.

— Теперь кидайте динамит по-настоящему. Давай ты, Вальдемар, будешь первым. Покажи всем пример!

Отойдя в сторонку, я наблюдал за ними, стоя чуть поодаль, и видел, как по-разному каждый из них встречает это новое оружие. Первым кинул шашку Левицкий. Он волновался, лицо его заметно побледнело, но рука не дрогнула — выдержка кавалерийского офицера взяла свое, и бросок получился точным и сильным.

Следом за ним чиркнул теркой Софрон. Посмотрев на шипящий фитиль, старый солдат лишь презрительно скривился.

— Пф-ф… — передразнил он чадящий запальный шнур. — Мы и не такое видали! — проворчал он себе под нос и с размаху, будто кидал камень через реку, на добрых сорок шагов зашвырнул динамитную шашку.

Сафар сработал быстро и без лишних эмоций, как хорошо отлаженный механизм смерти. Короткий, точный бросок, и он тут же отступил назад, сохраняя непроницаемое выражение лица.

А вот Тит… огромный молотобоец на мгновение застыл, держа в своей ручище-лопате шипящий, изрыгающий искры заряд. В его глазах отразился… даже не столько страх, сколько первобытное непонимание злой, колдовской силы, заключенной в этом маленьком темном цилиндре.

— Швыряй, ворона! — нетерпеливо рыкнул Сафар, подтолкнув его в плечо.

Тит будто очнулся, и исполинская ручища его послала смертоносный снаряд по высокой дуге.

Один за другим четыре оглушительных взрыва громыхнули в овраге, и мощь этого оружия окончательно убедила нас в успехе предстоящей атаки.

Затем мы начали загружать джонки оружием и припасами для предстоящего похода.

— Ударный отряд формируем так, — водил я пальцем по карте. — Мои двадцать девять бойцов, костяк — наша старая команда каторжан. И отряд тайпинов для маскировки. Они будут изображать из себя хунхузов и рабов, возвращающихся после провоза груза на наш прииск. Добровольцы из деревни остаются на обороне прииска, а нанайцы Аодяна прибудут «вторым рейсом» вместе с казаками, за которыми я послал. Для них места в лодках уже не оставалось.

Приказы посыпались один за другим, короткие и четкие, как выстрелы.

— Готовьте джонки! Погрузить боеприпасы и шашки. Тайпинов немедленно переодеть в вещи убитых хунхузов! Взять двоих пленных бурлаков — они будут проводниками. И немедленно пошлите гонца к атаману Гольцову! Пусть казаки выступают без промедления. Мы начинаем.

Маховик войны был запущен, и остановить его стало невозможно.

В ночь пред выступлением я стоял один на берегу ручья, и холодный, влажный туман, поднявшийся от воды, обнимал плечи, глушил звуки, превращая мир в слепое, безмолвное пространство. В переметной суме у меня на боку тяжело лежали «драконьи зубы», усовершенствованные нами динамитные шашки. Их вес давил, заставляя думать.

Казалось бы — зачем? Зачем все это? Впереди, в другом, почти нереальном мире, ждали карты золотых полей Бодайбо, миллионные сделки и переговоры в тиши петербургских кабинетов. Уважение, влияние, созидание. Целая финансовая империя, которую можно было построить. Спокойная, обеспеченная жизнь, в которой выстрелы звучат только на охоте. Брак с Ольгой наконец! Нужно было лишь остановиться и кое о чем позабыть. Перешагнуть через труп замученной женщины, через мертвую пустоту в глазах Сафара, через собственное слово, данное не только ему, но и себе.

И стать другим человеком. Респектабельным, богатым, влиятельным. Толстяком в цилиндре, с дорогой сигарой и потухшими глазами, рассуждающим о биржевых котировках. Мужиком при деньгах, но без яиц.

Нет.

Этот поход в глубь Маньчжурии был не местью и не прихотью. Мне он так же необходим, как и Сафару — для сохранения себя. Данное мною слово — последний рубеж, за которым прежний «я», тот Сергей Курильский, что прошел Чечню и Африку, окончательно бы умер, уступив место преуспевающему дельцу Владиславу Антоновичу Тарановскому. Я дал слово боевому товарищу. Кем я стану, если не сдержу его?

— Все готово. Ждем только тебя. — Голос возникшего из тумана Левицкого вернул меня в реальность.

— Все готовы? Хорошо!

— Ты все перепроверил?

— Да.

— Сколько взяли динамитных шашек?

— Два десятка. Хватит, чтобы снести их базу до основания, — ответил он, закидывая суму на плечо.

— Добавьте еще столько же. На всякий случай. И берегите запалы: если они отсыреют — беда! Доктор Овсянников собрался?

— Да, он готов.

Левицкий стоял передо мной, готовый по первому слову выступить в неизвестность на том берегу Амура. Но я медлил. У меня оставалось еще одно дело.

— Передай всем — через пять минут выступаем! А я сейчас вернусь, — бросил я ему и, ничего не объясняя, быстро пошел прочь от суеты на берегу к нашей свежесрубленной, пахнущей смолой и хвоей избе.