Не в этот раз (СИ) - Владимов Максим

— А, это Димон, что ли? — Дюша придвинулся, заглядывая в мой список через край.

Чудак-человек: я сам-то через раз понимаю, что тут понаписано, а он чего — хочет вверх ногами что-то разобрать? Но угадал он верно, что я и озвучил. И получил совершенно неожиданный результат.

— Слы, Миха, а давай мы тоже пойдём?

К моему несказанному удивлению, Потапов немедленно согласился.

— Ну а чего? — пояснил он, в ответ на мой невысказанный вопрос. — Делать всё равно нехрен, дома… задрало всё, на улице дубак. На катке от салажья не протолкнуться — каникулы ж. Да и полюбас всем нам спокойнее будет, если ты не один по району толкаться будешь — мало ли что… У тя ж не один адрес?

— И не десять даже, — подтверждающе кивнул я.

— Вот это ты махнул, — Миха озабоченно почесал подбородок. — Ну да ладно, посмотрим… Пагуляем, па-дышим, па-ба-зарим — да⁈

И мы пошли.

Дверь в покосившийся деревянный барак оказалась запертой. Я, признаться, удивился: сейчас такое не принято. Ладно, если б дом был на одного хозяина, но тут… Я сделал пару шагов, окинул халупу оценивающим взглядом — да не может быть, точно тут несколько семей живёт.

Пока я раздумывал, Миха уже пинал в дверь ногой, без лишних сантиментов. Тут же распахнулось окно, и в него высунулся древний дед, явно приготовившийся «шугать фулюганов». Не дав ему и рта раскрыть, я с лучезарной улыбкой поздоровался:

— Здравствуйте, дедушка! Мне бы к Диме Артамонову пройти!

Осёкшийся на полуслове цербер сглотнул, пожевал губами недовольно, а после уточнил:

— И зачем это? Какие-такие у тебя до него могут быть дела?

Ответ на это у меня был заготовлен заранее, знаем мы таких типов:

— Поручение у меня от комитета комсомола! Пригласить его хотим на собрание, — и я потянул тетрадку из-за пазухи.

Этакий официоз разом поломал деду весь план войны, и он, пару раз озадаченно моргнув, сдался:

— Ладно, ладно! Комитет… Счас открою. Только ноги обметите там как следует! — а когда я, как зачинщик безобразия, с готовностью взял жидкий берёзовый веник, притулившийся возле двери, вратный страж резко сменил тональность и добавил почти просительно: — И это, паря, захватите там по паре полешек, чтоб не впусте ходить! Вон поленница, там, слева…

Когда мы ввалились в тёплый коридор, сторож нас встретил уже совсем по-другому. Возможно, это потому, что мы сачковать не стали, и прихватили не по «паре полешек», а по солидной такой охапке каждый — даже места у закопчённой печки показалось маловато. Но ничего, дед справился, тут же закидав треть принесённого в топку. Больше того, когда я, уточнив место обитания Димона, двинулся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, сторож предложил моим напарникам чаю в тёплой дворницкой! Парни согласились с такой видимой радостью, что я как бы и не взревновал даже: а ну как останутся тут с дедом байки травить? Тепло, спокойно… Я ж не дурак — понял, что дома у пацанов не всё ладно.

Однако, впереди меня ждала своя задача: первый «клиент», и я принудительно выкинул посторонние мысли из головы. Здесь-сейчас вот так вот ходить по домам и заговаривать с незнакомыми людьми для меня очень непросто, как и всему моему поколению, впрочем. Потом, через много лет я узнаю, что чуть ли не все американские дети получают первый опыт «холодных продаж» ещё в школе: там есть традиция собирать деньги в фонд альма-матер, торгуя какими-то самоделками. Конфеты, печенье, открытки и прочая никому, понятно, не нужная дребедень — попробуй продай, казалось бы! Но тот факт, что продают — дети, да ещё и не себе в карман, а в фонд местной школы, конечно, вносит поправку, заодно неявно смягчая психологический прессинг на юного продавца.

Этот опыт — серьёзная фора, потому-то американцы в девяностые с такой лёгкостью добивались от любого «русского валенка» чего угодно. Лично мне понадобилось не меньше пары лет, чтоб перенять этот вот акулозубастый стиль общения. Хотя, ходить по головам, цветисто обещать всё на свете и расшвыривать препятствия локтями я так до конца и не привык.

А у нас тут всё не так: почему-то принято считать, что торговать — стыдно. Торгаш — человек нужный, иметь его в знакомых — очень выгодно, но чаще всего обычный советский человек испытывает во время такого общения тщательно скрываемую брезгливость. Выйти продавать что-то незнакомым людям можно только от большой нужды, от голода, и цену следует называть не иначе, как потупив глаза в пол. И цена эта должна быть, конечно, до неприличия низкой, иначе клеймо «барыги» обеспечено! И это касается почти всего, кроме, может быть, марок Всероссийского общества охраны памятников — тут неприязни нет, на активистов смотрят, скорее, с жалостью, словно на юродивых. Всё остальное, включая «продажу идей», вполне способно вызвать общественное порицание. Поэтому мы, «бумеры», толком не умеем ни просить помощи, ни предлагать идеи, ни «продавать» себя. Не умели. Но не в этот раз!

Ведь я уже знаю о существовании этой проблемы? Больше того: уже и план имеется, где одним из мероприятий значится «расширение социального графа»! Это вот как раз оно самое и есть — расширение. Понеслась!

Звонка у двери не оказалось, пришлось стучать. Открыли, правда, сразу же: Женщина средних лет только глянула на меня мельком, и тут же скрылась в квартире, приглушённо крикнув куда-то: «Митька! К тебе!». Вот интересно, а почему сразу «Митька»? А если бы я, по американским канонам, печенье продавать пришёл? Первый узел моего графа комом, короче.

Вышедший «Митька» выглядел сурово. Даже неприветливо, пожалуй. И слова его такими и были — неприветливыми.

— Кто такой? Чё надо? — бросил он, не утруждаясь приветствиями.

— По поручению комитета комсомола Завода, приглашаю вас на спортивный праздник для ветеранов ОКСВА!

— Не интересует, — отрезал Артамонов и потянул было дверь на себя, но на полпути замер, помедлил пару секунд и приоткрыл её снова, ручку, правда, не отпуская. — Чего? Каких, ты сказал, ветеранов?

— Тех самых, Дима, тех самых. Ты слышал. И это не просто так. Планируется не только спортивная часть.

— Грамоты будут выдавать? — хмыкнул Димон.

— Это уже не ко мне вопрос. Будет организация — напишут и грамоты…

— Организация, значит, — медленно повторил парень, внимательно глядя мне в глаза. — И кто там будет?

— Организует заводской комитет комсомола, Костя Николаев. Знаешь ведь такого? А вообще — всех стараемся собрать, больше 200 человек в списке.

— Двухсо-о-от? Ну-ка, покежь-ка…

Во, глазастый какой — углядел тетрадку, которую я так и держал в руке. Пришлось засветить. Но дальнейшее меня обескуражило:

— Так. Карандаш есть? Вот смотри: к этому, этому и этому не ходи — я сам с ними поговорю. И ещё одного тут не хватает — Минеева, тоже в нашей смене. И ваще, тут у тебя десятка два всего — откуда двести ты баял-то взялись?

— Я ж не один. У меня всего 67 человек, к остальным другие люди пойдут. Я и своих не всех ещё обработал, — объяснил я. — С улицами-то непонятки, кто там разберёт, где их искать… да и точные адреса есть не у всех. Кого нашёл — тех выписал, это план на сегодня, с остальными позже.

— А. Ну, тогда отметь там себе, что Минеева я тоже предупрежу, — и тут же, без перехода: — А праздник реально спортивный или «спортивный»? Лыжи нести или водку?

— Реально спортивный! — радостно ответил я. — С лыжами приходите! Всё остальное будет потом, но водка точно лишняя.

— Понимаю, конспирация, — криво усмехнулся Димон.

Вопреки моим опасениям, парни вышли из дворницкой без промедления. Или сторожевой дед их своим нудежом замучил? Как бы то ни было, прощались мы вполне по-доброму, чуть ли не раскланиваясь. Дед даже пробормотал что-то навроде «внучкИ, заходите ещё!», и по тому, как кивнул ему Миха, предполагаю, что приглашением они непременно воспользуются.

Дальше мы ломанулись по оставшимся адресам. Несмотря на то, что Димон мне изрядно подсобил, список ещё по-прежнему был очень даже немалым. И тут я оценил своих помощников: свой район они реально знали на отлично! Все мои схемки, кое-как перерисованные из папиного альбома, были очень к месту и здорово помогали. Парням. Я же чувствовал себя рыбой, выдернутой могучей подсечкой из воды в воздух: всё вокруг яркое, незнакомое, вертится и на бешеной скорости летит мимо! В какой-то момент моя тетрадка и вовсе перекочевала к Дюхе, поскольку я в пространстве окончательно потерялся и покорно бездумно шёл, куда скажут, вступая в игру только на самом последнем этапе: переговоры.