Помещик 3 (СИ) - Шерр Михаил

На моём теле куча синяков и ссадин. На ладонях — грубые мозоли. В зеркале я вижу молодого человека, сильного, поджаристого, с решительным выражением лица и блеском в глазах. Он производит впечатление воина, готового к бою. Решительного, смелого и неустрашимого.

За всё это время у меня был всего один выходной, который я тупо использовал для пассивного отдыха, ничего не делая.

Каждый вечер Анна Как обещала докладов мне не делает. В лучшем случае — через два на третий. Но этого достаточно, чтобы держать меня в курсе наших дел.

В Калуге практически нет никаких неожиданностей. Наши заведения работают и регулярно приносят копеечку. Вильям наконец-то купил соседнюю городскую усадьбу и уже готовится начать там ремонт, а Савва расширяет свою торговлю.

Матвей Филиппович выполнил своё обещание и через две недели начал помогать Анне на всю катушку.

С делами Анны он разобрался, и результат меня просто ошеломил; да и она сама, похоже, не ожидала такого.

Из дела он вывел ровно двести тысяч рублей, естественно, серебром, которыми Анна распорядилась, как и намечала.

В прежнем обороте осталось в два раза больше, но Анна оговорила, что эти деньги участвуют только в зерновых операциях. Это беспроигрышно: риска никакого, всё налажено и известно. Конечно, прибыль достаточно маленькая: от пяти до десяти процентов, не больше.

В год это будет приносить нам от двадцати до сорока тысяч рублей серебром, которые мы пока решили класть на валютный счет.

Сто тысяч, которые у Анны всегда под рукой, долго нетронутыми не пролежали. То, что было привезено из Москвы, быстро ушло в дело. Выручка наших калужских предприятий тоже сразу же уходит в оборот. И Анне пришлось брать деньги из этих ста тысяч. А иначе всё бы остановилось.

Возможно, эти деньги и лежали бы нетронутыми, но Анна решила воплотить в жизнь мою идею, пришедшую мне в голову на Тороповской мельнице, — элеватор.

Элеваторов ещё нигде в мире нет; первый будет построен через год в США. Но наш будет вторым, причём сразу же металлическим.

Это совсем не то, что построят Джозеф Дар и Роберт Данбар в Буффало под Нью-Йорком. У них — кожаный вертикальный ленточный конвейер с ковшами, вычерпывавший рыхлое зерно из трюмов кораблей и поднимавший его на вершину элеватора. Мы же будем засыпать зерно с телег, затем досушивать его и хранить или пускать в переработку. Но главное отличие нашего проекта в том, что он почти полностью будет металлическим.

Я уверен, что эта идея прокатит. Анна согласна со мной и хочет построить и запустить его уже в предстоящую уборочную. Даже если нам не удастся построить паровую машину и переоборудовать мельницу для круглогодичной работы, простое доведение зерна до кондиции и его хранение уже будет нам выгодно.

Матвей Филиппович действительно оказался для Анны палочкой-выручалочкой. Тайну его преданности моя супруга давно узнала.

Оказалось, что её покойный муж шестнадцатилетним юношей спас его, когда последние сани обоза, переправлявшегося ранней весной через реку Жиздру, провалились под лёд. Приказчик сам управлял лошадью, и на санях, кроме него, никого не было.

Мужики попытались помочь тонущему, но лёд начинал ломаться под ними. И только сын хозяина смог подобраться к опасной полынье.

Матвей Филиппович сумел сбросить с себя часть одежды и кое-как держался на воде. Но в ледяной воде долго не продержишься, и он уже начал тонуть. Наверное, в самый последний момент юноша сумел подползти по льду и протянуть погибающему жердь; у того ещё хватило сил ухватиться за неё.

Обратно ползти сил у юноши уже не было, да и лёд под ним начал трескаться. Но мужики сумели вытащить на лёд жердь, к которой предусмотрительно были привязаны верёвки.

За спасительную жердь мёртвой хваткой уцепились оба — сын хозяина, и приказчик, а мужики благополучно вытащили их на берег.

Вот после этой истории Матвей Филиппович публично поклялся до гробовой доски честно служить своему спасителю, а когда тот умер, стал служить его вдове. Своей семьи у него не было: юношескую любовь отдали за другого, а жениться на нелюбимой он не пожелал. Из-за этого его даже по молодости выгнали из дома. Но его, совершенно не понятно почему, взял к себе работать один из московских купцов староверов у которого проработал десять лет.

В глаза сразу бросалась его окладистая чёрная борода с проседью, формы лопатой. Он всегда носил неизменный, глухой, как у староверов, чёрный кафтан и чёрный картуз. Был немногословным, но каждое его слово, вкупе с выразительным пронзительным взглядом, было на вес золота.

Как ворон крови, я ждал наступления Страстной Седмицы. С её четверга до конца Пасхальной недели все занятия прекращались. Милош и Драгутин решили, что всем нужно полноценно отдохнуть.

Они, исходя из своего опыта и знаний кавказского региона, предположили, что начавшаяся весна — самое благоприятное время для проведения короткой тайной операции в горах. Все кандидаты, отобранные ими для участия в предстоящем деле, были к нему готовы. Конечно, степень готовности была разной.

Все сербы до единого на голову превосходили наших русских ребят. Кроме одного человека — Андрея. Его подготовка была на уровне сербов, и объяснялось это единственной причиной: он был моей тенью, и всё, что требовалось от меня, распространялось и на него.

Из Сосновки в Калугу мы приехали уже почти ночью в среду Страстной Седмицы, и Вильям сразу же ошеломил нас известием из Москвы: к нам едет ревизор.

Другой характеристики визита к нам легендарного гурмана и гастронома Михаила Фёдоровича Рахманова подобрать невозможно.

Камергер, тамбовский помещик, богатый холостяк, известный гастроном, умнейший человек, на ходу изобретающий различные блюда, ценитель и знаток высокой кухни, друг Пушкина и создатель первой кулинарной школы в России. Это всё о нём.

«Главный обжора России», человек, успешно спускающий в ресторанах огромное двухмиллионное наследство полученное от дяди, умудряющийся за один визит заказать стол стоимостью в тысячу серебряных рублей. Его из-за этого трапезы растягиваются на много часов, ведь надо же попробовать и оценить всё заказанное.

И он — реальный ревизор. Если Михаил Фёдорович оценит нашу кухню и ресторан в целом, это будет потрясающий успех; можно будет смело говорить о всероссийской известности и популярности нашего заведения. Наиболее вероятно, что он посетит нас в один из дней Светлой Седмицы.

Кто такой Рахманов, я уже знал; мы сами хотели как-то организовать его визит в ресторан. А тут он сам решил нас посетить. Вильям тут же начал готовиться к визиту Рахманова, сочетая это с подготовкой к Пасхе.

Давать ценные указания Вильяму не надо: он в ресторанном и кулинарном деле уже на голову выше меня, и любые советы с моей стороны могли бы только всё испортить. Поэтому я решил в ресторанные дела не вмешиваться.

Всё зависящее от меня было успешно сделано. Эти наши заведения — полностью моё детище. У истоков кулинарной и кондитерской школ, создающихся сейчас на глазах в Калуге, тоже стою я. И дело не в тех блюдах, которые я первым приготовил и показал другим.

Главное в том, что мы уже создали на основе русской, французской и элементов других кухонь Европы нечто совершенно новое. Я пока не знаю, как это назвать, но склоняюсь к двум вариантам: «русская калужская» или «новая русская». А то, что это совершенно новая оригинальная кухня, я могу доказать любому.

В минуты вдохновения, посещавшие меня на кухне столовой или в ресторане, я записывал рецепты, которые всплывали в памяти, и на наших кухнях в Сосновке или сразу в Калуге их готовили. Мне удалось извлечь из подвалов своего разума несколько десятков различных рецептов, известных мне из первой жизни в XXI веке.

Дальше их доводили до ума наши мастера, и они появлялись в меню ресторана и трактира. И это только начало. После моего возвращения с Кавказа (а у меня нет сомнений в успешности нашей затеи) несколько недель будут посвящены созданию новых блюд и технологий, появившихся в советское время.