Оторва. Книга пятая (СИ) - Ортензия

Как выяснилось, никто не спал. Лежали с закрытыми глазами, а после моей команды, всё что сделали, приподнялись на локтях и уставились на меня.

— Бурундуковая, ты нормальная? Только засыпать стала, — проговорила одна.

За меня ответил Виталик за перегородкой, который командным голосом будил мальчишек и девчонки прислушавшись, стали переглядываться.

— А что случилось, — спросила Инга, — зачем? Почему не завтра? Все устали.

— А я знаю, — я пожала плечами, — сказали одеться в форму и построиться на улице. Смотр обмундирования.

Девчонки, кряхтя и возмущаясь, стали подниматься. И почти все в трусах, которыми, насчёт КАМАЗа не уверена, но легковой автомобиль помыть точно можно было. Подумала, что скажут про мои бикини и решила этот момент не торопить. Пристегнула к гимнастёрке комсомольский значок за охрану общественного порядка, рядом медаль. Сказали носить, будем носить.

Вышла из палатки я последней, обошла её и остановилась, глядя, как капитан объясняет, как правильно заправлять гимнастёрку за ремень. И сорок пар глаз уставились на меня.

Капитан, сообразив, что произошло нечто, из разряда вон выходящего обернулся, и его лицо нервно исказилось, а взгляд уставился на мои ножки, словно определяя, какая из них лучше: левая или правая?

Зря размышлял, обе хороши, я дома перед зеркалом их внимательно рассмотрела. А потом в глазах капитана проскочила искорка, словно представил, как мои ножки будут смотреться у него на плечах.

Извращенец.

Глава 19

На взбалмошные крики капитана подкатила тяжёлая артиллерия в лице майора. Маленький, кругленький, добренький. Такие всегда добрые. Он тоже несколько минут разглядывал мои ножки, вернее юбку, то место, где она заканчивалась.

— И что капитан? — наконец разразился он тирадой, — что тебе не нравится? Ножки ровные, красивые, хоть сейчас на обложку журнала «Воин». Ты на грудь её глянь.

Ага, на грудь. Я несколько пуговок не застегнула, подшила и получилось изумительное декольте. И это он сейчас что предложил своему подчинённому? А тот рад стараться, благо рост позволял.

— Да не туда смотришь, — хмыкнул майор, проследив за взглядом капитана, — на награды. А у тебя только юбилейная за 30 лет Победы. А юбка, что юбка? Хочется им понимашь привлекать внимание мальчиков, вот и носят короткое. И пусть носит. Она же у нас заряжающая на вынос флага.

Вынос. Кто такое придумывает? Впечатление, что находимся в церкви и обсуждаем кто тело усопшего выносить на улицу будет.

— И фотограф на открытии будет рад увидеть наших героев, — продолжал вещать майор, — второй тоже юбку укоротить. Понимашь, как замечательно смотреться будут

— Так вторая из Узбекистана, — заметил капитан.

— И что? — на лице пузатого начальника появилось удивление, — школьная форма по всем республикам СССР едина, — он ещё раз глянул на мою юбку, — примерно такая длина. Нужно будет предложить, но не настаивать. Мало ли, может она по своим соображениям будет против, — майор снова уставился на меня, — и гимнастёрка поменяла своё содержание, и кто у нас тут такой умелец или умелица? Сама справилась?

Я кивнула.

— Ай молодца. В общем капитан, я как замполит роты не возражаю и уверен командир роты тоже одобрит. А где у нас Узбекистан?

— Так я не только про это, товарищ майор. Она в бытовка на утюге себе кофе варит. Всю палатку запахами пропитала. И ещё огрызается. Говорит без чашечки кофе — она никакая.

Ну надо же. Во множественном числе выдал. Как будто мы неделю назад приехали, и я каждый день его гоняю.

Майор нахмурил брови, глянул на меня, потом на капитана и сказал более строгим голосом:

— А вот это непорядок.

— Вот и я тоже самое говорю, — поддакнул ябеда.

— Я сказал, это непорядок заставлять комсомольцев готовить кофе на утюге. Абсолютный непорядок. Почему, вы, товарищ капитан, заметив такое безобразие не проводили её до каптёрки. У прапорщика Бубликова, имеются газовые горелки аж десять штук, и никто ими, насколько мне известно не пользуется. Он их так полными и сдаёт каждый год, и выписывает новые, потому что в регламенте они прописаны.

— Товарищ майор, — промямлил капитан в растерянности, — да где такое видано, чтобы у прапорщика Бубликова можно было выпросить, что-то помимо дырки от бублика? Он же на всё отвечает: не положено.

Мы дружно заржали. Майор оглядел строй, пару раз моргнул, видимо вспомнив подобный случай из собственной практики и кивнул.

— Скажешь я приказал, а ежели будет упираться, добавишь, что лично приду и разнесу всю его богадельню. Понимашь? Всё инцидент исчерпан. Где Узбекистан расположился?

— А вот, — я указала на палатку, стоящую в двадцати шагах, — солнечный Узбекистан.

— Вот и замечательно, — проговорил майор и оглянулся на лейтенанта, который затаился у него за спиной, — подсуетись, пригласи, кто там за флагом должен идти. Сейчас и выясним все нюансы.

Лейтенант быстрым шагом направился к соседней палатке и уже через пять минут вернулся с девчонкой в которой я без труда узнала Садию. И стало понятно, почему она не будет участвовать в соревнованиях. Потому что приехала, как и я попой вилять. На груди, рядом с комсомольским значком у неё висела медаль. Причём медаль незнакомая. И только когда она остановилась напротив с интересом разглядывая меня, удалось прочитать: «За отвагу на пожаре».

Вот так Синицына, переплюнула тебя девчонка по всем параметрам. Ты вступила в схватку неосознанно, машинально. Тебя этому обучали и сознание у тебя взрослой женщины-телохранителя. А эта шестнадцатилетняя девочка кинулась на помощь в огонь невзирая на опасность, потому что она отважная, настоящий герой. И раз медаль у неё на груди, значит она спасла тех, ради кого рисковала своей жизнью. А ещё она стеснительная. Я вдруг вспомнила, как Садия покраснела, сказав, что не будет участвовать в соревнованиях. Ей стыдно, что на слёт попала из-за награды и не сможет принести своей команде пользу. Она родилась в Ташкенте, это её Родина. В отличие от меня, которой, по большому счёту, было плевать, какое место займёт Молдавия в соревнованиях. Всё что я помнила о республике, в которой оказалась самым непостижимым образом, было негативным. К власти придут румыны, введут натовские войска и устроят террор местному населению. А до этого ещё будет война с Приднестровьем и многое другое. Ну и зачем я здесь, спрашивается? Могли бы оставить в Москве, хотя, в этом плане, совсем не факт, что я бы вообще попала на слёт. Да и что там, попала. Вероятнее всего, о нём даже не знала. Но я была бы в России, более привычном для себя месте.

В столовой узбечки уже сидели, когда мы вошли и я только на лица обратила внимание, да и Садию особо не разглядывала во время компотопития. Отложилось в памяти, что в платье была, вот только сейчас удалось разглядеть более детально. Форма, как форма, а из-под юбки торчали штанишки красного цвета, так ещё и надетые сверху на ботинки. Сразу вспомнила, кого она мне напоминает. Ну хорошо хоть без паранджи. И на голове, вместо пилотки — тюбетейка. Волосы распущенные, длинные, чёрные как смоль. И подумала, что замполит погорячился по поводу короткой юбки. Как говорил товарищ Сухов: восток — дело тонкое.

Товарищ майор явно опешил от такого прикида и минуту или две разглядывал молча. Поправил галстук на рубашке, оглянулся налево на лейтенанта, потом направо на капитана и уставился на штанишки. То ли понравились, то ли прикидывал: подходят они по уставу к форме или нет. А потом ни к кому конкретно не обращаясь спросил:

— Что это?

— Красные революционные шаровары, — бодро отрапортовала я.

В группе раздались смешки, а майор сразу поскучнел, но не оставив своей идеи об одинаковой форме, сказал:

— Ну что скажешь, Садия по поводу такой длины юбки, нет противопоказаний? А то твоя напарница заявила, что, это, как там?

— Фасончик не тот, — подсказала я.

Все дружно заржали. Ну да, я немножко по-другому объясняла свою позицию, но это вроде как синоним.