Последний Герой. Том 8 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Быков стал демонстративно расстегивать ремень. Олеся вскочила, попыталась вырваться. Но дверь была крепкая, дубовая, и замок основательный. Фурнитура была не китайская, не игрушечная, а из натуральной бронзы. Девушка как могла билась в дверь, дергала ручку, кричала, звала на помощь. Но за дверью — тамбур и вторая дверь со звукоизоляцией.

Быков подскочил, схватил ее, рванул за блузку. Пуговки с неё разлетелись в разные стороны. Мэр снова швырнул Олесю на диван.

— Ты этот день запомнишь, — шипел он, — когда настоящий мужик овладел тобой. Ты, сучка, это запомнишь!

Быков как обезумел. Слова журналистки вывели его из себя, и неожиданно ярость, переполняющая его, перешла в сексуальное возбуждение. Он хотел не просто уничтожить своего врага, он хотел овладеть ей.

Признаться, молодая журналистка с первой встречи привлекала его как женщина. А теперь и повода искать не надо. Он навалился на нее сверху. Олеся отбивалась, царапалась и кричала, но всё это было как комариные укусы, когда даже отмахиваться недосуг — и вот он уже, стягивает с нее джинсы.

Тогда Олеся отчаянно вцепилась зубами в плечо насильнику, так сильно, что почти вырвала лоскут кожи прямо через рубашку.

— А-а! — заревел Быков и с силой ударил ее по лицу. Голова журналистки откинулась.

Олеся потеряла сознание, распластавшись на диване. Укус вмиг отрезвил мэра.

Адская боль, кровь — всё это вернуло его на землю. «Вот сука», — подумал он, теперь последствия его поступка нависли над ним неотвратимой угрозой. И теперь в голове стучало: что же делать?

Он натянул штаны, оделся. Плечо кровоточило. Дрожа от боли и гнева, Лев Сергеевич набрал номер своего телохранителя.

— Шамиль! Сюда! Ко мне! — рявкнул он в трубку.

Через некоторое время в дверь постучали. Растерянный от такой срочности, но расторопный телохранитель вошёл в кабинет. Мэр снова замкнул дверь, кивнул на Олесю в порванной кофточке, лежащую без чувств на диване.

— Нужно решить вопрос с ней, — зло сказал мэр.

— Что здесь произошло? — спросил Мамедов, озираясь.

— Что, не видишь? — выпалил Быков. — Эта тварь подняла на меня руку, точнее — зубы. Сука, укусила, царапалась. Она решила выйти из игры, сказала, что сольёт меня, что потопит, даже если утонет сама. Короче, нельзя её отпускать. Вывези в лесок и прикопай так, чтобы никто никогда не нашёл. Ты это делать умеешь? — он посмотрел на Шамиля ледяным взглядом. — Я знаю, что умеешь.

— Нельзя ей денег дать? — спросил Шамиль, глядя на хозяина кабинета чёрными глазами, в которых ничего нельзя было прочесть — Чтоб молчала.

— Ты дурак, что ли! — мэр грохнул рукой по столу. — Вот, смотри.

Он подошёл к столу и вытряхнул из пакета пачки купюр.

— Это она мне вернула, принесла несколько минут назад! — голос его срывался. — Думаешь, можно ей другие какие-то деньги предложить? И вызови мне моего врача сюда. — Он держался за рукав, на белой рубашке обширным пятном расплывалась кровь.

— А… как я ее вынесу? — спросил Мамедов недоуменно. — Сейчас же белый день.

— Тебя учить надо, что ли? — презрительно фыркнул мэр. — Это твои заботы. Всё, решай, чтобы через пять минут её не было в моём кабинете. И скажи секретарше, что сегодня я никого не принимаю. И камеры наблюдения всё в здании почисти. Сделай как обычно… чтобы никто не видел, что она вообще сюда ко мне приходила.

Шамиль стоял, сжимая телефон, взгляд у него стал равнодушным, как у человека, привыкшего слышать такие приказы.

— Охранник на проходной мог ее видеть, — пробурчал Мамедов, уходя на шаг в сторону и щурясь. — Его тоже прикопать?

Быков шумно выдохнул:

— Нет, лучше дай денег и уволь. Всё. Решай проблему.

Шамиль подошел к дивану, прикидывая, куда упаковать тело.

— Сука, что за день такой, а? — буркнул Быков, сжав пальцы. — Это всё эти менты, твари. Всё было хорошо, всё — пока они не приехали… Бл*ть, что за деньки пошли? Пытались прирезать, покусали, угрожают слить, уничтожить… — он захрипел и, уткнувшись взглядом в стол, прошипел: — Вы зубы об меня обломаете! Ну давайте. Гиены чертовы!

Чёрный внедорожник, за рулём которого сидел Мамедов, выехал из города и направился в лес. Свернул с шоссе на просёлок, потом — ещё дальше, там, где дорога только угадывалась и давно заросла кустами. Ветки нещадно царапали бока машины, но Мамедов не обращал на это внимания.

Углубившись в чащу, он остановил машину, вышел, распахнул багажник. Там лежала связанная Олеся, рот её был залеплен липкой лентой. Она мычала, брыкалась, но движения её уже были вялыми. Мамедов достал лопату, вытащил девушку, привалил её к дереву и стал копать яму.

По щекам Олеси катились слёзы. Она мотала головой, мычала.

— Что ты на меня так смотришь? — прошипел Мамедов. — Сама виновата. Что мычишь? Замолчи.

Он копал и копал, стараясь не смотреть ей в глаза.

Потом не выдержал. Подошёл, сорвал с её лица липкую ленту, освободив рот. Болезненно пошевелив губами, Олеся хрипло слова рвались из неё.

— Что вы мне вкололи? Почему у меня так кружится голова? — жалобно спросила она.

— Это теперь уже не важно, — отрезал Мамедов. — Сейчас ты умрёшь. Сама виновата. Нельзя так просто уйти от Быкова.

— Отпусти меня… прошу, — проговорила девушка с мольбой. — Отпусти. Я знаю… в душе ты неплохой человек.

— Да что ты обо мне знаешь? — зло зыркнул на неё Мамедов.

— Отпусти, — повторила она. — Мы вместе уничтожим Быкова. У меня есть на него компромат. Ты освободишься от него. Я же вижу, как он с тобой обращается.

Мамедов сжал зубы. Он стоял над ней с лопатой в руках, и в его глазах играли противоречивые чувства — ярость, жалость и какая-то дрожь сомнения.

— Лев Сергеевич мне очень помог, — тихо сказала он, — однажды, когда все от меня отвернулись, он оплатил операцию моему сыну в Израиле. Благодаря этому он жив. Никто не брался его спасти. Лев Сергеевич всё оплатил. Я у него в долгу.

Слова зависли в воздухе. Мамедов замер, лопата в его руках дрогнула.

— Из-за этого ты готов меня убить? — пробормотала Олеся. — Забрать мою жизнь, потому что когда-то…

— Он не потребовал деньги назад. Это была большая сумма, — ответил телохранитель. — Только попросил служить ему честно. Я честный человек. И я выполню своё обещание.

Яма была готова. Мамедов, обхватив, подтащил к её краю Олесю, достал пистолет.

— Прошу… развяжи меня. Я не хочу умирать, как скотина на забое, стреноженная. Дай хоть умереть по-человечески, — голос Олеси звучал всё тише, будто из неё от отчаяния уходили последние силы. — Прошу.

Телохранитель помедлил, глядя на неё. Потом выругался:

— Ай, шайтан, — и стал развязывать девушку.

Освободил руки, потом стал распутывать верёвку на ногах. Как только он освободил ей ноги, Олеся изо всех сил ударила его коленом в челюсть — он даже ещё не успел разогнуться. Удар получился таким, что у неё самой хрустнуло колено.

Охранник свалился прямо в выкопанную яму.

Олеся бросилась бежать — сквозь кусты, через заросли, не оглядываясь. В одной порванной блузке и джинсах. Холод не чувствовался — страх и ужас горячили кровь.

Она спотыкалась, цеплялась за ветки, всё плыло перед глазами и двоилось, но девушка не останавливалась. Мысли путались, дыхание сбивалось. «Что же они мне вкололи?» — мелькало в голове.

Но молодой организм брал своё — она всё же справилась с ватным состоянием и, с трудом удерживая равновесие, продолжала бежать вперёд.

Сначала Олеся бежала наобум. Потом остановилась, прислушалась. Сквозь стук в ушах услышала гул моторов — где-то неподалёку была трасса.

«Туда… туда… остановить кого-нибудь, попросить помощи…»

Она вырвалась из кустов и выбежала на дорогу. В тот же миг перед ней с визгом шин остановилась черная спортивная машина — капот замер в каких-то сантиметрах от неё.

Трасса была пуста: только она и этот автомобиль.

— Помогите! — закричала Олеся, ударяя руками по капоту. — Помогите, пожалуйста! Заберите меня!