Ревизор: возвращение в СССР 45 (СИ) - Винтеркей Серж

И ведь не скажешь ему действительно о моих реальных планах – вот вообще никак.

Ну ладно, придётся сейчас вдохновенно что-нибудь сочинять начать...

– Да пойду на какой-нибудь завод приличный, дорасту потихоньку до начальника планового отдела или даже и главбухом стану. На такие должности, я думаю, кто бы меня там как ни отслеживал, а всем наплевать.

– Ну а если всё же не наплевать? – спросил у меня Александр скептически.

– Ой, да в СССР у молодого человека огромное количество возможностей, чтобы себя проявить и неплохо себя при этом чувствовать. Вот, к примеру, можно на Колыму поехать, золотишко мыть. У меня есть один знакомый – вот так вот ездит. За первый год, когда только осваивался, за неполные четыре месяца работы три тысячи пятьсот с собой привёз. На второй год повезло, наткнулись на золотую жилу – уже девять тысяч рублей привёз. А на третий год семь тысяч. Кооперативную квартиру себе оформил да пошёл на завод работать, чтобы в очереди на машину стать. И деньги на нее уже есть заранее…

А мне ещё проще.

Я уже вопросы с квартирой, с машиной все решил. Золотишко мыть –работа, конечно, тяжёлая, иллюзий в этом плане у меня нет. Но я привык тяжело работать и физического труда не гнушаюсь.

Три-четыре месяца в году поработал, привёз кучу денег – в остальное время чем хочешь занимайся, хоть творчеством.

– Так и с творчеством тебе тоже могут создать проблемы, не будут просто твои статьи принимать или книги в печати, – и всё с этим, – продолжал пугать меня Александр.

– Ну, мои – не будут... Так что мне с того, разве тяжело найти какого-нибудь друга или родственника, который при моей помощи станет известным писателем или журналистом? А на деле будет просто моей ширмой. Делиться просто буду частью денег, что буду получать за свою работу, опубликованную под его именем. Тут меня уже никак не получится ограничить.

– Это ты, Паша, так равнодушно обо всем этом говоришь, потому что ты ещё в жизни ничего не видел, – вздохнул Александр. – А время будет идти, встретишься ты с однокурсниками на очередном вечере встречи выпускников – один уже начальник, другой скоро большим начальником станет. А ты кто? Парень, который четыре месяца в году золотишко моет, а в остальное время по двору шляется без дела с точки зрения окружающих – и как они к тебе относиться будут?

Ты пойми, что, если тебе сейчас власти не хочется, и нормальной работы, так это чисто потому, что это ещё юношеский максимализм. Готов, чтобы свою позицию отстоять, рискнуть своим будущим... А про будущее жены подумал? А ведь твои недоброжелатели могут и жену твою задеть. Сам же говорил, что работа сейчас у неё козырная, а козырная она потому, что ты при Кремле. Да еще и корреспондент в газете «Труд».

А без этого сколько она сможет завистникам противостоять, которые подсидеть ее захотят, чтобы кого-то из своих дружков на её место привести, как считаешь?

Вот же неугомонный генерал… На своем месте находится, никак не сдается. Все хочет меня осчастливить службой в разведке. И ведь не скажешь же ему, что, если я захочу служить в разведке, мне к нему никакой необходимости обращаться нет нужды. На Лубянке наверняка, только заикнись о таком желании, сразу же распишут точно так же, как он, и когда, и куда я должен прийти…

– Я, в принципе, жену всегда свою смогу обеспечить, чтобы могла не работать. – равнодушно пожал я плечами, услышав его живописания возможных проблем в ССОД моей жены. – И она об этом прекрасно знает, и тоже, кстати, не рвется делать карьеру. Для нее семья важнее.

К счастью, тут из гостиницы вышел Балдин, помахал нам рукой, бросил полотенце под навес, и рванул к морю. Фух, ну теперь, хоть, разговор этот прекратится.

– Эдуард знает о твоих проблемах? – все же спросил меня Александр.

– Нет, и не надо. Мы же отдыхаем, да я и сам, если честно, не сильно из-за этого недоразумения переживаю. Все утрясется…

Александр поднял брови, но тут до нас добрался Балдин, и на этом развивать эту тему мы перестали.

***

Москва, МГУ

Комсорг Гусев сидел и размышлял. И думы его были достаточно невесёлыми.

Он всегда очень уважал парторга МГУ Фадеева как старшего товарища, у которого многому можно толковому научиться. Рассматривал общение с ним как школу молодого бойца. И действительно, Фадеев работал очень энергично и очень профессионально, демонстрируя высокий класс. Они приноровились очень хорошо работать в связке старшего и младшего товарища. И Гусев прекрасно понимал, что для него это отличная школа.

Но вот в последние дни его посетили сомнения о том, что Фадеев сейчас затеял. Ему показалось, что он не в полной мере отдаёт себе отчёт в том, что стандартные действия не во всех случаях применимы. Как объяснил ему Фадеев в этом деле Ивлева: «Более высокопоставленный человек всегда побеждает. Поэтому самое разумное, что можно сделать, если от тебя требуют какие-то бумаги по разбору полетов, – это помочь ему одержать эту победу. А дальше и за ним не станет ответная благодарность, хотя бы даже повышенная благосклонность к твоим предложениям или просьбам. Вот так и делается успешная карьера партийного организатора».

Поэтому, с точки зрения Фадеева, в ситуации, сложившейся вокруг Ивлева, всё было чрезвычайно просто. Ивлева опекают Захаров и Межуев, а покарать его хочет Громыко. Оба взятые вместе и близко не ровня члену Политбюро, который в фаворе у Брежнева. Не говоря уже о молодом пацане Ивлеве, про которого Фадеев сказал, что давно уже ожидал, что тот зарвется и вот так попадет впросак. Так что Фадеев просто применил свою формулу и тут же стал энергично действовать так, чтобы облегчить наказание Ивлева для Громыко. Сделал прямо на глазах Гусева паршивую характеристику на Павла, да и отослал в МИД по запросу от генеральной канцелярии…

А вот Гусев вовсе не был уверен, что расклад настолько прост. Тем более его одолели сомнения, когда он узнал от Фадеева, что тот в принципе ничего особенного про Громыко-то и не знает. Не приходилось ему раньше с ним сталкиваться, и ведомства разные, и разрыв очень большой по рангам.

«А вдруг Громыко иначе воспримет все те телодвижения, которые так энергично совершает парторг, пытаясь всячески опорочить Ивлева?» – думал Гусев.

В отличие от парторга он не готов был отбросить в сторону тот факт, что сокурсник Ивлева Витя Макаров, который явно дружит вовсю с ним, является сыном первого зама Громыко. Но когда он намекнул на это, Фадеев лишь пренебрежительно хмыкнул, напомнив о том, что все и так знали среди руководства МГУ – отец вряд ли доволен тем, что сын пошел не в МГИМО, а в МГУ. А значит, мнение сына после такого шага, фактически разрыва с ним отношений, вряд ли может быть его отцу сколько-нибудь интересно. Да и в любом случае – кто такой Макаров, а кто Ивлев, чтобы первый замминистра МИД по поводу него хлопотал? Макарову, уверял Фадеев, своя рубашка ближе к телу, как и любому нормальному чиновнику.

Ясное дело, что свои сомнения Анатолию Николаевичу Гусев высказывал очень осторожно, чтобы тот ни в коем случае не подумал, что он как-то пытается его критиковать. Понятно, что яйца курицу не учат. Но даже в такой форме Фадеев категорически отказывался их рассматривать. Мол, есть у него эта формула, всегда она у него раньше работала, вот он по ней строго и действует.

Поняв, что парторг не заинтересован ни в каких подсказках, чтобы попробовать рассмотреть этот вопрос хотя бы немножко иначе, Гусев перестал ему хоть что-то по этому поводу говорить. Учитывая, что пока он в это дело никак не вовлечён, все эти, на его взгляд, ошибки, совершает лично парторг, а он просто является свидетелем его деятельности.

Но сегодня ситуация изменилась. Час назад Фадеев позвонил ему и радостно заявил, что собирается на партсобрание в понедельник вынести вопрос о неподобающем поведении Ивлева на Кубе на обсуждение. После чего сказал, что ждёт от него, Гусева, соответствующий доклад, в котором тот раскроет предыдущие факты неправильного поведения студента Павла Ивлева.