Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

– Я еще разок приду, подлечу ваши артерии. Надо, чтобы микроповреждения затянулись.

– Конечно, конечно! – заспешил фронтовик, а потом спросил с робостью: – И что же, я не потеряю память?

– Если что-то уже было забыто вами, то оно не восстановится. Но вот те воспоминания, которые по-прежнему с вами, уже никуда не денутся.

– Спасибо вам огромное, Миша, – стариковский голос приобрел дрожание. – Хуже всего помирать овощем… Сколько я вам должен?

Я не обиделся.

– Иван Пантелеич, – проговорил мягко, – вы на каком фронте воевали?

– На 2-м Белорусском.

– Так это я вам должен, а не вы мне.

Осторожно изъяв иголки, сложил их в пакетик и откланялся. Чувствовал я себя прекрасно, будто и впрямь вернул неоплатный долг.

Пятница, 21 сентября 1974 года, день,Первомайск, улица Революции

Черная райкомовская «Волга» подкатила к гаражу ровно в четыре, как и договаривались. Из машины выбрался комсомольский деятель явно – и давно уже! – среднего возраста. Блестя лысиной и очками, он коротко улыбнулся и пожал мне руку – ладонь оказалась «мозолистой и своей», что меня приятно удивило.

– Можно «товарищ Данилин», – сказал деятель добродушно, – но лучше «Антон Гаврилович».

– Миша.

– Ну, показывай свое чудо техники.

– Прошу! – сделал я широкий жест и провел высокого гостя в гараж. В тайную комнату.

Микро-ЭВМ лежала на верстаке со снятым корпусом, бесстыже выставляя платы напоказ. Но монитор работал.

– «Коминтерн» пока не в полной комплектации, – щегольнул я словцом, – но прорыв уже налицо. Смотрите: никаких перфокарт, не нужно щелкать рычажками и заниматься тому подобной ерундой. Данные вводятся вот отсюда, с клавиатуры – и отображаются на экране. Пока на ЭВМ можно лишь набирать текст, как на пишмашинке, и править его. Но работа не закончена.

– Могу? – поинтересовался Данилин.

Я молча указал на стул.

– Ага… – Антон Гаврилович медленно, выискивая буквы, набрал: «А + Б». – Здорово…

– Еще один аппарат из комплекта, – похлопал я по блестящему кожуху принтера. – Подведите стрелочку курсора во-от сюда… Мышкой, мышкой! Жмите левую клавишу. Готово!

Принтер застрекотал, заскрипел, каретка заелозила – и лист бумаги выкатился, демонстрируя отпечатанный текст. «А + Б».

– Здорово! – деятель впечатленно крякнул. – Сколько игл в печатающей головке?

– Девять. Вот здесь – радиатор для отвода тепла, а то электромагниты греются. В новом году, чтоб скорость печати поднялась, поставлю сдвоенную 9-игольчатую головку.

– И все сам? – спросил Данилин с подковыркой.

– Сам, – спокойно ответил я.

Деятель пристально, вывернув голову, посмотрел на меня.

– Верю – глаза у тебя честные. Только без обид – я должен знать: участник смотра НТТМ – всесоюзного смотра! – вот это знает, а вот это умеет. Вдруг кто в Киеве или в Москве засомневается! Возьмут да и попросят тебя показать класс по сборке или программированию!

– Покажу, – улыбнулся я. – Я, Антон Гаврилович, человек очень серьезный.

– Да? – заулыбался мой визави. – Это радует! Знаешь, я лет двадцать работал в ИКАНе[35], так что смыслю кой-чего в «вычтехе»…

– Меня один момент смущает, – осторожно сказал я. – Микропроцессор тут не наш стоит, а штатовский.

– Вот как? – задумался Данилин. – Ну, не думаю, что это принципиально. Главное – простота и удобство! На такой машине сможет работать всякий, а это важно. Отлично, Миша, отлично… Когда машина будет готова? Сроки?

– В ноябре. В первых числах.

– Отлично… – повторил деятель. – Как раз. Ну, давай откроем карты. Я, собственно, тут проездом и заведую отделом не в вашем райкоме, а в Николаевском обкоме. Поэтому, считай, городской этап Всесоюзного смотра НТТМ ты прошел. Работу твою я выставлю на областной этап, и можешь быть уверен – окажешься впереди. А я попрошу ваших райкомовских, чтобы не поленились занести тебе домой бесплатную путевку на смотр. Именно в ноябре пройдет республиканский этап – на ВДНХ УССР. Шестого ноября. Укладываешься?

– Вполне, – кивнул я. – Как раз осенние каникулы.

– Вот и славно. – Погладив зачем-то полированный бок системника, Данилин решительно встал и сказал коротко:

– Шестого числа встречу в Киеве.

– Буду как штык, – ответил я еще короче.

Понедельник, 30 сентября 1974 года, утро,Первомайск, улица Дзержинского

Сегодня моему организму исполнилось шестнадцать. О том, что несколько месяцев назад мне пошел шестьдесят первый год, вспоминалось с затруднением, слишком уж легко я ходил и бегал, прыгал, крутился, крепко спал, мигом пищеварил – и ни-че-го!

Ничего не отзывалось болями и недомоганиями, я забыл, что такое объесться – пища проваливалась в желудок, как в черную дыру. Посидишь, бывало, за столом, погладишь живот, а никакой уже тяжести – усвоилось! Метаболизм турбореактивный.

Иногда я, конечно, уставал, но силы восстанавливались очень быстро, а тонуса приливало с избытком – дети ведь не зря скачут вприпрыжку, а не плетутся степенно, как «большие» дяди и тети.

Короче, я был счастлив – тем спокойным и тихим счастьем, испытывать которое взрослые не способны ни психологически, ни физиологически. Ко всему прочему, мой день рожденья совпал с еще одной, пусть и несерьезной датой – прошел ровно месяц со дня моего попаданства. Хм… Честно говоря, утром тридцатого сентября я совершенно не думал о великих свершениях и смене хода истории.

Я принюхивался.

Вчера мама пекла коржи для «Наполеона», а любой советский пацан или пацанка знает, что вкуснее торта нет. Вечером я тоже крутился на кухне и чем мог помогал маме с Настей. В основном наблюдал за процессом. Вот в тесто добавили ложку коньяка для хрусткости, вот сварился и остыл молочный крем, вот корж за коржом укладывается в восхитительную стопку и щедро промазывается… И сверху тоже.

Мне, правда, доверили ответственную работу – скалкой раскатывать испеченный корж, размалывать его в крошку, а потом этой самой субстанцией обсыпать полуготовый торт, отекающий кремом.

Вечером «Наполеон» не едят, рано. Он должен выстоять всю ночь и хорошенько пропитаться. М-да… Вопрос возникает сам собой: а дадут ли мне попробовать мой деньрожденный торт именно сейчас, утром? Меня терзали смутные сомненья…

И не объяснишь же маме, что в последний раз пробовал ее «Наполеон» тридцать с лишним лет назад!

Встав, тихонько одеваюсь, успевая вовремя выключить будильник, совершаю омовение в ванной, причесываюсь и являюсь на кухню – принимать поздравления и – теплилась, теплилась надежда! – подношения.

Папы уже не было, он уходил раньше всех, а мама с сестричкой возились с завтраком.

– С праздником вас! – поздравил я родню.

Мама живо обернулась, улыбнулась – на щеках у нее появились приятные ямочки – и поцеловала меня. Настя подскочила и тоже чмокнула.

– С днем рождения!

На завтрак подавали яичницу с дивно пахнущими колечками «Краковской» – настоящей, из мяса и шпика. Я ее умолол и с вожделением поглядел на подоконник, где расплывался в гаденькой улыбочке «Наполеон». Ну, ничего, Буонопарте, я до тебя все равно доберусь! Устрою тебе такое Бородино, что даже крошки не останется!

Настя вздохнула жалостливо и обратилась к матери:

– Может, дадим Мише кусочек? А то он до вечера не доживет.

– Не доживу… – сокрушенно покачал я головой.

– Ну, ладно, – милостиво согласилась мама. – Все равно ж его резать придется!

И отчикала мне приличный кусок.

– Все! – заурчал я. – Больше никаких подарков не надо!

Жизнь удалась.

Тот же день, позднее,Первомайск, улица Чкалова

Занятия пролетели быстро, я даже не заметил, когда прозвенел звонок с пятого урока. Из школы я возвращался пешком, и на мосту через Синюху моим вниманием завладел голубой «Москвич».