Воин-Врач VI (СИ) - Дмитриев Олег

— И что? — эти слова Рауль почти что прорычал. Наверняка тоже не любил, когда чего-то не понимал.

— И всё. Накажет их Господь за алчность, гордыню и… Гнат, за что ещё Он их накажет? — продолжал потешаться Всеслав.

— За чревоугодие, похоть, гнев, зависть и… ещё чего-то, я забыл, — Рысь начал молодцевато, а закончил растерянно и почти робко.

— Уныние, — подсказал Филипп из-за широкой спины отчима, явно не понимая, чего ждать дальше от этих странных людей.

— Во! Точно! Уныние — смертный грех! Так что выше нос, дядя! Мы русские, с нами Бог, так что унывать некогда, — хлопнул онемевшего Рауля по плечу Всеслав. И уже нормальным, не шутейным голосом скомандовал:

— Ян, две белых с обеих сторон!

Латгал отошёл чуть левее, вскочил на какую-то бочку, что продолжала лежать на дороге с самого утра, и замахал руками. Франки и северяне смотрели за его движениями, как зачарованные. А потом загомонили, увидев, как на крышах появляются фигуры, справа и слева, и передают те же самые знаки дальше, кому-то, кого нам отсюда видно не было. А через некоторое время с восточной и западной окраин взмыли в небо самострельные болты. Ну, то есть их самих никто, конечно же, не разглядел. А вот два больших дымных облака, развернувшихся в чистом небе после двух неожиданных ударов грома, увидел каждый, и на берегу, и на высоких скалах, куда не ступала, наверное, нога человека никогда. До этого дня.

Пока северяне бубнили над картой побережья, мы с Рысью продумывали этот этап. Дорога к за́мку епископа была извилистой и кривой. Осаждать его, да и просто подобраться к стенам для этого, было чревато. Десяток хороших лучников на скалах мог задержать в тех теснинах сотню, а то и не одну. Но то, что могло помешать штурмовать крепость, что сдалась Вильгельму после битвы при Гастингсе и с той поры только усиливалась, сегодня сыграло против защитников. Выкатиться широкой конной лавой и сбросить нас с берега в во́ды Па-де-Кале они тоже сразу не могли. Поэтому начали планомерный спуск, чтобы выйти на оперативный простор. Ожидаемо задерживаясь в узких местах, о которых мы знали. И не только мы.

Когда с неприступных белых скал воспарили в яркое голубое небо три белокрылых ангела, весь берег ра́зом выдохнул. Кто-то шептал молитвы, кто-то крестился, особо впечатлительные бухнулись на колени. Мы с Рысью смотрели во все глаза. И оба думали об одном и том же. Чтобы у «Стрижа» выдержало крепление. Но Боги и вправду были за нас.

Эскадрилья, поймав восходящие от моря потоки, поднялась выше. Там разделилась и пошла на цель. Один справа, второй слева, третий, судя по контурам и размаху крыла, Лешко на «Сыче́», от Солнца, по центру. Да, теперь птичек было три: «Стриж», «Дрозд» и «Сыч».

— А почему «Сычо́м» решил назвать? — с интересом спросил его тогда Всеслав.

— Ну а как ещё-то? «Кье́чет»? «Во́ьон»? «Гьяч»? — хмуро отозвался наш Икай.

Мы видели, как поочерёдно отсоединялись от рамок бочонки и падали вниз. Грохот и крики слышали все, все чувствовали, как дрожала под ногами английская земля, враз ставшая для бывших хозяев резко враждебной. И как белые скалы Дувра швырялись в них камнями, размером с коня.

Выдержали все, и «Сыч», и «Дрозд», и «Стриж», за которого мы так переживали с Гнатом. Птички ушли на вираж и потянулись на восток, чтобы успеть подхватить ещё морского ветра. И уже скрывшись почти за скалой, откуда слетели, самый крупный дельтаплан чуть качнул крылом, прощаясь. Вот пижон!

— Это чего было только что? — подсевшим голосом спросил Рауль. Изумление на медвежьей морде смотрелось одновременно и забавно, и тревожно. Видно было, что он нечасто демонстрировал подобные эмоции.

— Это? Это архангел Михаил, архистратиг воинства Христова, с двумя ангелами спустился ненадолго с небес и наказал супостатов… За что там наказал, Гнат? — на голубом, пусть и серо-зелёном глазу искренне ответил Всеслав.

— За всё, — лаконично отозвался воевода, глядя за тем, как перемещаются по крышам Яновы стрелки́ и его нетопыри. Которых никто кроме него не видел.

— Вот, — удовлетворённо кивнул Чародей, — за всё.

— Как-кие ангелы? — явно устав с непривычки удивляться поперхнулся аж де Крепи.

— Христовы, я ж сказал, — внятно, доходчиво, как маленькому, повторил Всеслав.

— А… А имена? — медведь понимал, что говорил и выглядел довольно странно, но мозг за взорванной картиной мира в целом и Дувра в частности явно не поспевал.

— А тебе на что? — уже вполне искренне удивился великий князь.

— Ну это… Мессу там, молебен… — окончательно стушевался не единожды граф.

— Молебен? Ангелам? — с сомнением и даже некоторым сочувствием посмотрел на него Всеслав. — Думаю, достаточно будет вознести хвалу Господу, а он там сам разберётся, кому передать. Ну, или этим твоим святым, как их? Мартин, Жермен, Брунгильда?

— Святая Клотильда, — на автомате поправил Рауль.

— Ну вот им тоже можно помолиться, что не попустили злу свершиться и восторжествовать, — уверенно кивнул Чародей.

— А ты кому будешь хвалу возносить? — самообладание явно начинало возвращаться к медведю. Вон какие политические вопросы поднимать начал.

— Всем, — решительно заявил Всеслав. — Всем Богам на свете я благодарен и признателен за то, что помогли нам сегодня, что довели с роднёй встретиться-познакомиться. Как и каждое утро деда Солнце благодарю и славлю за то, что вышел да на нас поглядел.

Граф де Крепи внимательно слушал странного, откровенно страшного и решительно непонятного великого князя с Родины его жены. И, видимо, что-то для себя решал. Что-то важное.

— Так, ладно, шутки в сторону. Командуйте своим, чтоб брали город под вашу руку. Но чтоб как уговорились — мирных не бить-не грабить, безобразий не творить, как Бастард со своим братцем-епископом, который сейчас, знать, уже апостолу Петру в ворота скребётся. А то я расстроюсь очень, — и в последней фразе голос Чародея снова будто отразился эхом сам от себя. И это услышали все, кто стоял неподалёку.

— Тебя, племянник, расстраивать — проще сразу самому удавиться, — серьёзно ответил Рауль. А Филипп лишь кивнул согласно из-за его плеча. — Мы не за тем сюда плыли, чтоб подохнуть. Нас дома ждут. Ваш уговор с Анютой я и сын знаем и принимаем. Как принимаем на себя и ответ за своих людей. И тех, кто по недомыслию или ещё какой причине нарушит наше слово, накажем сами, примерно, чтоб прочим неповадно было!

К концу фразы голос его стал совсем уж походить на медвежий рык, и когда за русскими словами раздались франкские — де Крепи исключительно рычал, видимо, дублируя отданные ранее приказы по контактам с местным населением и работе на вновь обретённой территории Дувра.

По взаимодействию с франками, новыми хозяевами «ворот в Англию» договаривались буквально на ходу. Основные вопросы были обозначены и согласованы ещё в переписке, оставались детали и тактика, вроде связи, снабжения и доверенных лиц. Которых тут же и назначили, причём гостям из лягушиных краёв явно казалось, что Всеслав просто выдёргивал, ткнув пальцем, из толпы первого попавшегося. А тот принимался на удивление толково докладывать и предлагать. Колдовство, не иначе.

Откуда им было знать, что на логистику и связь мы ставили Самуила, так успешно зарекомендовавшего себя ещё до официального международного признания. На работу с христианским местным населением — одного монаха, Кнуда, которого рекомендовал Стиганд Секира. Тот тоже был из датчан, и одинаково кре́пок что в вере, что на́ руку. Идеальное сочетание для текущих реалий. А вот на взаимодействие с теми, кто продолжал тайно верить в Старых Богов, и впрямь пришлось ткнуть пальцем и вызвать кандидата «из народа». Понадеявшись, что первое впечатление не обманет. И оно действительно не подвело.

Высокий светловолосый в рыжину мужик с обветренным лицом рыбака, руками, плечами и взглядом воина, стоял чуть поодаль толпы, которая будто бы опасалась его. Волосы у длинного были заплетены в две косы, за спиной был виден здоровый и даже на первый взгляд очень сильный лук. А у ног сидело два волкодава. Чуть поменьше тех, кто теперь так удачно патрулировал окру́гу Кентербери.