Шурик 1970. Книга 2 - Петр Алмазный

— Очень хороший фильм, — кивнул головой профессор. — И герои, как на подбор. Каждый герой — настоящий герой. Неудивительно, что он ему понравился.

— И ни слова про деньги, — качнул головой Кравцов. — За весь фильм никто ничего не украл, никто никого не обманул.

— Слушайте, — вдруг вспомнил я. — Что-то не сходится. А как же пес? Собака-то точно с нами в самолете с Москвы летела.

— Ну да, Рэсси быстро нашел объект по визуальному портрету. То есть вас. Но быстро понял свою ошибку. Однако держал вас в поле зрения, когда вы отправились на море, резонно решил последовать за вами.

— А зачем? — вдруг спросил Кравцов.

— Что зачем? — удивленно спросил Громов. — Зачем пес полетел с Александром?

— Нет. Зачем очеловечивать робота? Я вот недавно прочитал Булгакова, «Собачье сердце». Слышали такого?

— Да, был представлен, — ответил Громов.

Кравцов посмотрел на него удивленно и все-таки продолжил:

— Так вот у него профессор, тоже очень ученый человек говорит, что зачем делать из собаки нового человека, если любая баба может нарожать сколько угодно.

— Он прав, — кивнул Громов. — Но так же можно сказать и про космос. Зачем куда-то летать, тратить огромные средства, терять людей? Есть же относительно уютная Земля.

— Так вы готовите своего робота для дальних космических перелетов?

— В том числе и для них. Но даже не в этом дело. Искусственный разум таит не меньше загадок и тайн, чем космос. И кто знает, какие приятные сюрпризы он готовит для человечества.

— И неприятные тоже, — возразил Кравцов.

Профессор не стал спорить.

— И этого не избежать, как медаль с двумя сторонами…

— И палка с двумя концами, которая очень хорошо может человечеству по башке врезать.

— Может, — опять согласился профессор. — Так что, не следует и пытаться?

В это время в комнату вернулся тамада с чайником. Опасливо посматривая на робота, у которого в мозгах что-то сверкало под легкими пальчиками помощницы Марии, он разлил кипяток по чашкам и перекрестился.

А Мария захлопнула черепную коробку андроида и начала подавать ему команды: встать, лечь, наклониться… Робот послушно исполнял.

— Ну все ясно, — сказала Мария вслух. Сбои и быстрая разрядка были по причине влаги, попавшей в систему. Гелик, ты что, купался?

— Я спасал людей, попавших в воду, — ответил робот, продолжая приседать.

— Но ты горный спасатель, вода — не твоя стихия.

Робот застыл, повернул голову к Марии.

— Я должен был стоять на берегу и смотреть, как человек тонет? — спросил Гелик.

Мария открыла рот, но так ничего и не ответила. Подошла, содрала с андроида простреленную рубаху, набрала код на пояснице, открыла батарейный отсек.

— Молодой человек, а вы собственно, с какого года? — спросил профессор, наклонившись ко мне. Спросил шепотом, почти мне на ухо.

— Когда родился, или откуда прибыл? — уточнил я.

— Второе, — кивнул профессор.

— Двадцать, двадцать пять, — сказал я скороговоркой, стараясь, чтобы никто кроме профессора этого не услышал.

Профессор откинулся на спинку кресла.

— Значит, у него получился векторный обмен. Ай да Шурик, ай да конь в пальто. Это выражение из вашего времени?

— Можно сказать и так, иногда употребляется.

— Погодите, и вы там… в двадцать, двадцать пять могли видеть себя, то есть Шурика — в кино? Верно?

Я кивнул.

— Прекрасно, значит, векторный сигнал сработал. Я опять здесь. Что ж, я очень рад, что вернулся сюда. Пожалуй, это лучший из созданных миров.

— Созданных кем? — не понял я.

— А давайте не будем уточнять. Просто — созданных. Согласно созданному вектору. Кстати, про вектор. А где коллега Березин? Что-то я его не вижу.

— Березин? — удивился я, вспомнив сумасшедшего математика, исчезнувшего из дурдома. Если верить Ловчеву, его до сих пор ищут по всей стране. Хотя никакого преступления он не совершил. Просто исчез из клиники для душевнобольных — не захотел лечить душу.

В этот момент стена, на которой висела карта нашей необъятной страны, как-то странно замерцала и ниоткуда появился человек в полосатой больничной пижаме.

Легок на помине.

Тамада уронил чайник, заорал и бросился на выход. В коридоре он врезался в еще сидящего на полу Алика, заорали оба…

Глава 11. И снова заново

Березин полностью материализовался на фоне необъятной Якутии и окинул комнату взглядом. И был этот взгляд не очень трезвым. Березин сфокусировался на кувшине, стоявшем на столе, подошел к нему, налил в высокий бокал. Выпил.

— Киндзмараули, шестьдесят пятый, — сказал он с видом ценителя и причмокнул губами. Видимо, напиток понравился. Потом повернулся ко мне, никакого удивления по поводу моей персоны не проявил. Спросил:

— Как там мамка?

Я сначала не понял, о чем это он. Потом вспомнил заплаканную женщину из поселка Соколовка.

— Скучает. Плачет по сыночку.

Березин понимающе кивнул:

— Жалко мамку. А Гога бухает?

— Когда видел, бухал, — признался я.

— Увидишь, скажи, чтобы завязывал. А Ильичу скажешь, чтобы курить бросал, — посоветовал Березин, наполняя бокал снова. Видимо, вино ему реально понравилось.

Я не понял, какому именно Ильичу я должен говорить о вреде курения, и с удивлением продолжал наблюдать за математиком. И тут услышал голос Зины.

— Ну, Березин, ты в своем стиле, и тут под мухой! — Зина заспанная и растрепанная, стояла у лестницы, ведущей в спальню, видимо, только что проснулась. — Вот принесла тебя нелегкая! Если опять начнешь Тимофеева спаивать, я тебя сама убью. Кинжалом зарежу. Шурик, там в спальне такой ковер на стене! Мечта всей жизни! И на ковре кинжалы и пистолеты. Все такие старинные. Как у Лермонтова. Здорово! Слушайте, что у вас творится, мужики какие-то в коридоре орут…

Березин сделал невинное лицо посмотрел на напольные часы в углу комнаты, поставил бокал с вином обратно на стол и подошел к карте. На то же место, где недавно появился. Подумал и сделал небольшой шажок в сторону, ближе к Сахалину. Посмотрел на профессора и постучал по запястью руки.

— Гелий Иванович, цигель-цигель. Вектор не бесконечен.

— Да, Маша, нам кажется пора, — сказал профессор и посмотрел на запястье. Но никаких часов я там не заметил.

— Эй,