Вперед в прошлое 13 (СИ) - Ратманов Денис

Если раньше мы ехали торговать, боясь, что нас хлопнут менты или неизвестный, который, оказывается, приходил по душу Пацюка, то теперь надеялись, что эту территорию не покрыли конкуренты.

Вот что нам осталось — крошечные села на окраине типа этого, где одна улица да два перпендикулярных ей переулка.

Вдоль дороги в овражке вился ручей. Впадая в море, он разливался в небольшое озерцо.

Это село сколько существовало, столько подвергалось разрушениям: то река выйдет из берегов и все снесет, то смерч выйдет из моря… А вон там, на горе летом располагался популярный лагерь дикарей-палаточников, также было много баз отдыха с символическими летними домиками и вагончиками. Тут удобно: и море тебе, и лес, и вода. Просуществует этот лагерь до августа 2002 г., когда водяной смерч унес в горы тонны морской воды и выплеснул на сушу. Вода устремилась вниз, все сметая на своем пути.

Это был очень дождливый богатый на бедствия год, когда в горах от сошедшего селя погиб Сергей Бодров. А тут погибших было, если не изменяет память, шестьдесят человек, многие пропали без вести — как местные, так и палаточники. Ни за что тут дом не строил бы. Даже участок продавать не стал бы, зная, что кто-то тут найдет или горе, или смерть. А люди, вон, живут, не боятся. Даже магазина у них нет.

Переехав единственный мостик, мы остановились на обочине, и я постучал в ворота ближайшего дома, замирая. А вдруг и тут поработал конкурент, и что нам тогда делать? Каналье бросать работу в понедельник и торговать одному?

— Кого принесло? — пробасили из-за забора.

— Здрасьте! Продаем муку мешками! Только с завода, — заговорил я, пока меня не перебили. — С доставкой на дом!

Цена на муку выросла до 420 рублей за килограмм, мешок мы продавали за 42 000.

— Почем? — спросил мужик, не выходя со двора.

— 840 за килограмм, — ответил я. — Продаем мешками по пятьдесят килограммов. На рынке мука уже по 900.

Клацнула щеколда калитки и к нам вышел… Леонов в роли Доцента! Хоть автограф проси.

— Покаж товар, — проговорил он.

— Там! — Я указал на «Зилок» и сделал жест Каналье — подъезжай, мол.

Каналья подъехал, спустил мешок. «Леонов» почесал в затылке.

— И че, прям свежая, без жуков?

— Так дата вон стоит! — Каналья похлопал по маркировке.

— Ой, я вам такого сколько угодно напечатаю. Открывай мешок.

Каналья упер руки в боки и сказал:

— Уважаемый, а если вы передумаете покупать? Не потому, что товар плохой, а потому что изначально не собирались, как мы его продадим?

— За тридцать тысяч отдашь, я все село соберу, — лукаво прищурился «Леонов». — Но нужен открытый мешок.

— Да я сам его дороже купил, какой мне смысл? Хоть тридцать пять дай. Но такая цена для тебя, только если продадим больше двадцати мешков.

«Леонов» сверкнул золотым зубом и пожал руку Канальи.

— Ща я тока оденусь и буду шуршать.

Калитка закрылась. Каналья задумчиво проговорил:

— Украл, выпил, в тюрьму. Романтика! Вот где ты прячешься, Доцент!

— Ага, тоже заметил сходство, — кивнул я.

Вышел хозяин дома минут через пять, в ватнике, растянутых трениках и резиновых сапогах.

— Товар покажите. Мешок откройте.

На его зычный голос возбудился соседский пес, залился лаем, ему ответил второй. Третий, и вот уже все собаки села рвут глотки. Насупившись, «Леонов» швырнул в забор валун и крикнул:

— Заткнись, каналья!

Каналья молча принес мешок, аккуратно вскрыл его вдоль шва. Мужик сунул туда лапищу, пересыпал муку из руки в руку, понюхал ее, видимо, спутав с другим порошком, помял пальцами и вынес вердикт:

— Беру. Свежая. Ща народ соберу.

Мужик побежал к соседнему дому, затарабанил в ворота.

— Сколько тут домов? — задумчиво проговорил Каналья. — Хорошо если пятьдесят, половина закрыта до лета и используется как дачи. То есть купить муку должны все жители…

Возле машины стал собираться народ. Брали по два мешка — видимо, местный Доцент имел непререкаемый авторитет среди односельчан. Мы продали двадцать мешков и один — за полцены. Итого за сегодняшний день на центнер больше, чем полтонны. Шестьсот шестьдесят тысяч рублей чистыми.

Осталось у нас еще пять мешков, Каналья отпустил меня в Николаевку, рассчитывая наторговать себе зарплату. Возражать я не стал. Забрал оставленный у бабушки мопед, взял творог, молоко в двух бутылках из-под «Колы», тушку курицы — еле запихнул в рюкзак, купил десять килограммов мяса — себе, сиротам и откармливать алтанбаевцев. У нее же замариновал четыре килограмма и помчался на участок, рассчитывая приехать туда в шесть вечера, пока там кипит работа. Пусть Зяма разводит костер, гнутые шампуры спрятаны в плитах, хлеб заеду куплю, будет гарниром.

Вчера я предложил Наташке поехать туда, покуховарить — авось не так убиваться будет, купаясь в мужском внимании, но она отказалась категорически, потому поваром придется поработать мне.

Катясь на мопеде, я думал о странном. Что имеем, не храним, потерявши, плачем — эта фраза как нельзя лучше характеризует молодость! Ужасно жаль, что мы этого не ценим, считаем, что так и должно быть и будет всегда. Проснулся в полседьмого, весь день скакал, как конь, таскал тяжести, расстраивался, опять скакал, питался бутербродами, и вот уже почти шесть, а я еще полон сил! Сознание ясное, мысли четкие, ни кости не ломит, ни хвост не отваливается. В свои сорок шесть тот я был не по возрасту здоровым и крепким, ничего особо не болело, но после такого денечка к вечеру ощущалась бы тяжесть во всем теле, какой уж там молодецкий задор!

Да и память взрослого сохранила, как просыпаешься утром, руки-ноги плохо гнутся, спина затекла — утренняя скованность суставов и намечающийся артроз. А теперь подскочил, как распрямившаяся пружина, и побежал.

На черном склоне горы мой участок горел маяком. И костер там, и фонарь. В тишине гулко разносится стук перфоратора, смех, голоса.

Когда я пришел, освещая себе путь фарой мопеда, все были заняты делом, и меня никто не заметил. Небо было ясным, звездным и обещало утренние заморозки. Утром было +15, а сейчас похолодало, и парни развели костер, чтобы греться. Я решил пока подождать, понаблюдать за ними со стороны. Крючок и Алтанбаев засыпали трубы, ведущие от основного дома к септику, землей. Кольца не только установили, но и накрыли крышками и забетонировали их, оставив отверстия для трубы ассенизатора. Система продумана так, чтобы чистить ее не чаще раза в полгода. У знакомого такая была на даче, где он жил вдвоем с женой, так за шесть лет он ни разу ее не чистил.

Помимо септика, манипулятором положили два ряда фундаментных блоков, выровняли уклон. Это будет цоколь и огромный спортзал, настоящий бетонный бункер без окон. Вход туда будет внутри дома. Сегодня парни создали каркас под колонны и армопояс, связывающий плиты, а также подготовили для заливки три колонны забора… И это не все, вон два ряда кладки сделали в гостевом доме.

До чего же приятно смотреть, как появляется дом. Была куча стройматериалов — оп — и вот уже наметки будущего гнездышка.

Налюбовавшись стройкой, я вышел из тени в свет фонаря. Алтанбаевцы окружили меня и принялись отчитываться, кто и что сделал. Сергей слушал и кивал, а я раздавал деньги: кому четыре тысячи, кому две. Закончив рассчитываться — парни и правда сделали очень много — я потряс пакетом с мясом. Костер как раз начал прогорать.

Понч побежал за шампурами, Хулио принес из дома маринованные помидоры и откупорил их, Заславский открыл термос с травяным чаем.

Я думал сразу же поехать домой, но аромат жарящегося мяса не отпустил. Сразу запахло летом, солнцем, беззаботной жизнью, и я остался греться у костра, истекая слюной и слушая незатейливые байки алтанбаевцев. У Зямы мать в недельном запое. Егор Алтанбаев живет у Хулио и дома давно не был. Понч мясо есть только здесь. Когда парни смолкли, Сергей рассказал, как он работал шахтером в Донецке и однажды рванул газ, их завалило, и непонятно было, придет ли помощь или нет, и было это за полгода до его выхода на пенсию. Как и все его рассказы, этот закончился расхваливанием молодой красавицы-жены, которая хорошо зарабатывает летом, продавая мидии и рапаны на шпажках отдыхающим.