Владимир, Сын Волка 2 (СИ) - RedDetonator

— Уже, — усмехнулся Орлов. — Грамм героина, за последние два месяца, вырос в цене с 80 до 130 рублей. А опиум подорожал с 17 до 34 рублей за грамм. И это удивляет некоторых, но я-то знаю, что это ты накапал.

— Каюсь — моя вина, — с улыбкой покивал Жириновский. — Дал несколько советов председателю Ватанджару. Но, к сожалению, победить наркоторговлю это не поможет, потому что, рано или поздно, будет найден другой источник поставок. Да и не героином единым…

— Да, — согласился Орлов. — Но даже то, что сделано — это уже хорошо. А что за сдача опиума государству?

— Ну, если не можешь остановить явление — возглавь, — с усмешкой ответил Владимир. — В Союзе дефицит сырья для производства морфина и прочих производных, а в Афганистане продолжат растить мак, несмотря на все наши усилия. Вот и решено было сделать более выгодной сдачу сырья государству, а не душманам. И это ещё одна экономическая связь…

— Лучше так, чем как раньше, — сказал на это Орлов. — И что, ты вообще ничего не ждёшь за это?

— Истинный героизм — тот… — начал Жириновский.

— … о котором никто не узнает, — завершил за него Геннадий. — Да, я помню.

Владимира больше всего согревала, в эту холодную осень, мысль, как плохо сейчас душманам, лишившимся существенной части дохода практически разом.

Мулла Насим Ахундзаде собирал с плантаторов огромные деньги, которые шли на покупку вооружения, экипировки, боеприпасов, а также на подготовку своих боевиков в пакистанских тренировочных лагерях.

Его люди, вытесненные в соседние провинции, теперь находятся там на правах бедных родственников, которых хоть и не выгонят, но и сытно кормить не обязаны.

Да и объёмы опиума, поставляемые муллой Ахундзадой в Пакистан, давали сверхприбыли не только ему, а ещё и посредникам — тот же Гульбеддин Хекматияр, лидер движения моджахедов, в конце концов, покупает почти весь опиум из Гильменда.

Хекматияра давно и сильно хочет заполучить КГБ.

«В КГБ мечтают о том дне, когда Гульбеддин окажется на Лубянке, в тёмной комнате, прикованный цепями к железному стулу, с клеммами от аккумулятора на яйцах…» — подумал Жириновский. — «Но его достать практически невозможно — слишком большого полёта птичка».

— Значит, можно быть уверенным, что в Кабуле всё спокойно? — спросил Геннадий.

— Ещё как, — усмехнулся Владимир. — У меня даже складывается впечатление, что в следующем году будет завершён вывод войск, если американцы и пакистанцы не придумают что-то ещё.

— Прямо полный вывод войск? — скептическим тоном спросил Орлов.

— Да, полный, — кивнул Жириновский. — Если планы не будут сорваны, конечно же. Первая партия войск на замену уже готовится — в начале следующего года будет переброска части ограниченного контингента в Союз. И таким образом, дивизию за дивизией, постепенно, сократят наше присутствие до минимума, а потом официально объявят, что всё, поставленные цели достигнуты — всем спасибо, все свободны…

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Орлов. — Хочется верить, что всё пройдёт так быстро!

— Я обдумывал это очень долго — не знаю, что могут сделать американцы и пакистанцы, чтобы вынудить нас остаться в Афганистане, — произнёс Владимир, подкуривая вторую сигарету от тлеющего окурка. — Если только вторжение Пакистана… Но от этого будет такой политический ущерб, что игра, явно, не стоит свеч. Очень и очень вряд ли эти мерзавцы решатся на такое. Скорее, они проглотят эту горькую пилюлю и попробуют жить дальше.

— Ну, ты меня прямо порадовал сегодня, — улыбнулся Геннадий.

— Я думал, ты слышал об этом, — удивился Жириновский.

— Да откуда бы? — спросил Орлов. — Афган, с недавних пор, на особом статусе секретности — информация от Представительства доступна только ограниченному кругу лиц, в число которых, как ты понимаешь, я не вхожу. Но что мы всё об Афгане да об Афгане? Лучше расскажи мне, что будешь делать с этим.

Он кивнул в сторону Дворца культуры.

— Налажу здесь работу и начну готовиться к открытию филиала в Ленинграде, — пожал плечами Жириновский. — Работа-то нехитрая: занимать ветеранов, чтобы не думали о всяком, проводить терапевтические сеансы, приглядывать за ними, а также помогать им с жизненными трудностями.

— И ради чего? — поинтересовался Геннадий. — Ты же всё это не просто так делаешь — ты просто не можешь делать что-то просто так.

— Ты узнал меня слишком хорошо, — усмехнулся Владимир. — Конечно, не просто так. И то, что я делаю, станет очень важным через пару лет. Критически важным, Гена. Поэтому мне нужно, чтобы ты продолжил получать повышения и звания, обретая влияние и полномочия. И я тебе обещаю, что когда придёт время, все твои усилия в этом деле окупятся тысячекратно.

— Прямо тысячекратно? — нахмурился Орлов.

— Если ты сейчас попытаешься представить, насколько будет велико влияние того, что я замыслил, то у тебя не получится, — улыбнулся Жириновский.

— А что ты замыслил? — спросил Геннадий.

— Грядёт катастрофа, на фоне которой меркнут и не случившая авария на ЧАЭС, и грядущее землетрясение в Армении, — произнёс Владимир. — Но сделать с этим мы ничего не сможем — что-то сделать можно было только в 70-е, а лучше в 60-е. Моя цель, как и в случае с землетрясением, которое просто неизбежно, снизить потери. И я рассчитываю, что ты мне в этом поможешь.

— Снова истинный героизм? — усмехнулся Орлов.

— О, нет, — покачал головой Жириновский. — Это будет очень мало походить на героизм. Возможно, нас будут ненавидеть и презирать за то, что мы с тобой сделаем. Но это спасёт десятки миллионов жизней.

— Я хочу узнать, что именно мы будем делать, — сказал Геннадий.

— Узнаешь, — пообещал Владимир. — Когда придёт время. Сейчас, если я раскрою тебе подробности, ты будешь думать об этом и забивать себе голову всякой беспочвенной ерундой.

— Мне не нравится, что я работаю втёмную, — нахмурился Орлов.

— Так я тоже действую на ощупь, — улыбнулся Жириновский. — Но разве тебе не нравится то, чего ты уже добился? Скажи честно.

— Нравится, — не стал спорить Геннадий.

— Тогда знай — всё это просто чепуха, по сравнению с тем, что будет дальше, — сказал ему Владимир. — Тот уровень, на который мы взойдём, если не будем пороть горячку и сделаем то, что должны, не снился тебе в самых сладких снах. Но и ответственность будет такой, какая не снилась тебе и в самых страшных кошмарах.

— Ладно, посмотрим, — не стал настаивать Орлов. — Кстати, на выходных приходите к нам — Надька хочет сделать «ответный ужин».

* СССР, Московская область, город Москва, Кремль, Георгиевский зал, 11 декабря 198 6 года*

— Служу Советскому Союзу! — гаркнул Жириновский и пожал руку Громыко.

Андрей Андреевич улыбнулся ему и похлопал по плечу.

На церемонии награждения присутствуют жена и сын Владимира. Его мать, Александра Павловна, к сожалению, умерла восемь дней назад.

Сейчас он чувствовал себя очень плохо и жалел, что потратил три года своей жизни на Афганистан — он мог прожить всё это время рядом с ней.

Громыко продолжил награждение, а Жириновский смотрел перед собой, думая о разном.

Второе «Красное Знамя» — это не такая уж и редкость, ведь речь идёт о десятках тысяч награждённых, но лишь о десятках тысяч, поэтому Владимир гордился тем, что встал в их ряды.

«Но это имеет очень мало влияния на то, чем я занимаюсь», — напомнил он себе. — «Я снова в запасе, хотя мог, конечно, продолжить службу в какой-нибудь подмосковной войсковой части. Но это было бы глупым решением».

Он ни о чём не жалел, потому что изначально видел воинскую службу временным решением, которое избавит его репутацию от чёрного пятна.

В Инюрколлегию он не ходил, потому что не увидел в этом особого смысла, но зато Герман Викторович Гаврин, его бывший руководитель, как только узнал о том, что Жириновский вернулся из Афганистана, позвонил в Дом воинов-интернационалистов и тепло поздравил с завершением службы.