Патриот. Смута. Том 5 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Через четверть часа наше более чем полутысячное воинство двинулось от Ельца к талицким бродам. Реяли стяги, свиристели свистульки. Шли мы конно, без крупного обоза. Его город должен был собрать к следующему утру, чтобы влить вскорости в наш основной.

Шли не спеша, не тратя силы коней и людей.

Часа через три, когда солнце стремилось к зениту, но еще довольно далеко не дошло до него, впереди показались талицкие броды. К небу поднимались дымы. Правый берег здесь нависал над левым. Не сильно, но все же позиции у Тренко были чуть лучше.

До этого за час где-то мне стали докладывать о дозорах, что, видя наши передовые, высланные вперед отряды, в бой не вступают, а отходить начинают.

Так и хотелось кричать — «Иду на Вы!»

Я поднялся в стременах и громко выкрикнул.

— Собратья! Правда, за нами!

— Гойда! Ура! — Разнеслось над сотнями.

— За Землю! За веру! За Русь!

Сотни стали разворачиваться в боевые порядки, забирая вдаль от реки. На другом берегу я тоже видел движение. Мои основные силы там тоже пришли в движение. Солнце отсвечивало на бронях моей латной сотни, поэтому приметно было.

Глава 10

Поднявшись в стременах, я наблюдал, как мое конное воинство строится и готовится к бою. Было видно, что три мои сотни из-за потраченного в Воронеже времени на слаживание действуют ощутимо быстрее и увереннее. Не идеально, но приемлемо. Оскольцы процесс тормозили, но не так чтобы критично.

Противник вообще пока даже не планировал хоть как-то нам противодействовать.

На той стороне реки также началось. Тренко выполнял мои указания. Сейчас страха на елецких, ливенских и лебедянских наведем.

День будет непростой, но сдюжим!

Позднее утро. Берег реки Сосна. Талицкие броды. Острог.

Семен Белов был зол.

Спал он плохо и чувствовал накатывающую волнами усталость. Вчера вечером, дальние дозоры дошли до Ельца и подтвердили самое ужасное. Город взят. Какие-то чужаки стоят в монастыре и окрест. Несколько сотен. Сколько точно — сказать невозможно. Но — огню и мечу Елец не предан. Живет обычной жизнью. Чужих только прилично окрест.

То, что из города не было вестей и беспокоило его прошлые сутки, все больше — получило свое обоснование. Ввергло в уныние и страх. Что делать?

Он маялся всю ночь, ворочался в постели и не знал, что делать. Боже, что? Как так вышло? Предательство? Колдовство? Злой умысел?

На другом берегу со вчерашнего вечера тоже появилось войско. Откуда у противника столько сил? Как он смог быть и здесь, и там сразу. Взять наскоком хорошо укрепленную крепость, которую защищал его старый, надежный товарищ — нелегко. Считай, невозможно!

Сколько же у него людей?

В войске уже ходили слухи о том, что татар на правом берегу Сосны нет. Русские люди там стоят и… Среди бойцов возникали вопросы, а чего они, люди елецкие, здесь стоят? Почему не хотят пускать кого-то на север? В чем злой умысел идущих отрядов? Ведь они не степняки и по слухам — сам Царь ведет их. Казаков-то с Дона пускали и не раз. Зла не чинили. Даже снабжали, бывало, провиантом и фуражом.

— Царь — Злобно процедил сквозь зубы воевода. — Царенок чертов. Откуда, откуда черт.

Он изволил кушать.

В крупной комнате терема, что располагался в остроге у талицких бродов сидел за массивным столом. Каша в горло не лезла. Квас казался невероятно кислым, а хлеб безвкусным и сухим.

Даже жена, которую он взял с собой в поход, не согрела его ночью.

Наорал, прогнал к слугам и всю ночь потом мучился бессонницей. То проваливался в полный тягучих кошмаров отрывочный сон, то выпадал из него в холодном поту. И так от заката до рассвета.

Что делать? Как этот Игорь оказался в Ельце? Зараза!

— Батька. — Подал голос сын.

Мальчишка видел двенадцать зим и уже присутствовал на военных советах, умело махал саблей, руководил десятком. Достойная замена растёт. Он все чаще был при отце, помогал, выслужиться хотел.

Волновался за него Семен. За него, за жену и за дочку тоже. Ей-то всего семь было. Малая еще. Они прошли через многое. И теперь, в очередной раз, стоял перед воеводой тяжелый выбор. Момент истины!

Как защитить то, что дорого, как оборонить от этого дьявола?

— Батька. — Повторил сын. — Там люди пришли. Дядька Волков…

— Что? — Воевода поднял голову, глаза его округлились, а голос слышался невероятно злым.

— Дядька. Иван Волков говорю. Здесь. — Мальчишка нервничал, он видел, что с отцом не все в порядке. Волновался, переживал.

Старый товарищ, правая рука. Предал? Нет, не может быть. Внутри воеводы все сжалось. Как! Он громко треснул кулаком по столу. Так, что стоящие на карауле при своем предводителе казаки вздрогнули.

— Сотников ко мне, всех. И этого, Волкова. — Зубы скрипели, а голос был хриплым, безжизненным. Сорвался на крик. — Живо!

Пара минут и все руководство воинством собралось в комнате, расселось за столом. Поглядывали друг на друга. За столом чувствовалось некое недоверие и недопонимание. По местническому обычаю, среди них, не очень ясно было кто и где сидеть должен по старшинству. Казаки, сотники из дворян и детей боярских. Смешалось все.

Первыми разместились сотники самого Ельца.

Но ливенские и лебедянские не считали себя менее знатными.

Эта грызня, он чувствовал, до добра не доведет. Слишком много распрей внутри, слишком много непонятного. Все держалось только на его авторитете и на одном важном и страшном для слуха русского человека Смутного времени слове — татары.

А оказалось — не они. Не степняки шли на них, а такие же люди русские.

Стража ввела Волкова. Тот замер, взгляд на всех бросил, глаза опустил, в пол смотрел.

— Ты… — Прошипел воевода. — Как ты…

— Хочешь, голову руби, воевода. — Вскинулся Иван, уставился на своего бывшего атамана, а нынче чина более высокого. С юности они друг друга знали, в походы вместе хаживали. Лет пятнадцать, как служили. Друг за друга держались.

Повторил с надрывом:

— Хочешь, собрат, голову руби. Но я с тяжелыми вестями, взят Елец.

— Как⁈

— Не ведаю. Сам не пойму. — Его начало слегка трясти от нервного напряжения. Все же за последние сутки он натерпелся много. Истощение сказывалось.

— Колдовство! — Вскочил воевода, руку в рукоять сабли упер.

— Не сожжен, не бит. Ворота открылись… А еще… Ус, гад, предал нас.

— Ус… — Прошипел воевода, вздохнул. Сел обратно.

Мысли танцевали в голове.

Не стоило этого старого лиса оставлять там одного. Давно воду мутил — черт болезный. Надо было либо подговорить кого, чтобы дух из него выбили и стариковские кости помяли или с собой брать. Не зря говорят — держи друга близко, а врага еще ближе. Собака! Пес! Убью!

Пока в душе воеводы бушевали эмоции, сдавший город Иван Волков заговорил:

— Меня к тебе, воевода, с письмом этот черт прислал. Требовал передать.

— Что? — Слепая ярость вновь накатилась на казака.

— Вот. — Иван достал свиток. — При мне писано.

— Давай сюда.

Принял, развернул, уставился.

Грамоте они вместе, вдвоем учились у дьячка одного, чем и гордились. Далеко не все среди казаков читать и писать умели. А они вот, образование имели какое-то. Вот и поднялись. Атаман, ставший воеводой, и правая рука его, есаул — в атаманы выведенный.

А теперь все шло прахом.

Куда ушла удача казацкая, куда подевалась?

Пробежался Белов глазами, и злость заполнила его от кончиков волос до самых пяток.

— Гад! Падаль! Тварь эдакая! — Заорал он громко и шарахнул кулаком по столу. Швырнул бумагу.