Вождь - Алекс Хай

на колени и провалился назад, как будто кто-то выключил в нём батарейки.

«Держим периметр», — бросил Иридий, хотя мне это было и так видно.

«Медики» — вот кто оказался самыми быстрыми. Один уже падал от артефакта Салине, второй бросился к боксу управления, где на стальной панели мигали красные и зелёные точки. Третий — даже не дрогнул — вытащил из выдвижного лотка ампулу с мутной жидкостью и лихо сорвал защитный штифт зубами. Люблю профессионалов. Особенно когда они… мои враги.

— Не стоит, — сказал я и двинулся к панели.

Он уже ткнул ампулу в гнездо. Руны вдоль края панели разом побледнели, а затем вспыхнули красными, как свежие порезы на ладони. Послышалось первое «пик». Второе. И ещё одно, чуть быстрее.

— Вы ничего не получите! Активирован протокол тревоги. Через пару минут это место взлетит на воздух!

Я усмехнулся. Ну конечно. Самоуничтожение. Этот тайный орден собирался как следует прибрать за собой.

— Прелесть какая, — сказал я.

Мужчина у панели не ответил. Он уже тянулся ко второй руне — очистке данных. Я не успевал ему помешать. Слишком далеко…

Я ткнул его сознание. Чуть-чуть.

Мир опрокинулся на мгновение: чужие глаза, близко-близко руны, тонкая кисло-горькая нить страха между лопаток, готовая порваться. Я не полез искать воспоминания детства и вкус любимых пирожков. Я щёлкнул не по мыслям, а по ощущениям. Страх, оторопь, оцепенение… Рука «медика» дрогнула. Уголок губ дёрнулся. Пальцы застыли над кнопкой.

Я вынырнул, как из ледяной воды. Нос вспыхнул, кровь потекла, но я почти этого не заметил Уши наполнились звоном. «Пик-пик» сменился «пи-пи-пи», как будто кто-то очень нервный решил ускорить нашу смерть. А в следующий миг оказался возле «медика» и врезал ему под дых.

— Не злоупотребляй, — сказала Салине таким тоном, каким матери выговаривают сыновьям, вставшим босиком в лужу.

— Да ладно?

— Мило, — кивнул я и шагнул к «медику», что успел. Он пытался вытянуть вторую ампулу, но моё колено оказалось быстрее. Он застонал и осел, прижимая руки к животу.

Пока я занимался этим героем, один из других «халатов» вытащил из-под столешницы плоский нож и очень по-деловому пошёл меня убивать. Генерал встретил его, как старого знакомого: обнял запястье тенью, повёл, и нож врезал в пол. Я добавил локоть в подбородок — сухо, без злобы — и человек провалился в тёплую тьму.

Оставался ещё один. Тот самый, который мелькал у стеклянных перегородок, — молодой, вытянутый, с тонкими пальцами. Он схватил какую-то карточку и кинулся к боковой двери, явно рассчитывая либо самому сбежать, либо запереть всех нас. Я шагнул ему наперерез. Он замер. Глаза — серые, пустые, как новая бумага.

— Не надо, — сказал я.

— Я… я младший оператор, — пролепетал он. — Я ничего не знаю.

— Ты знаешь достаточно.

Охрана лежала. Один дышал. Второго Солдаты отключили без лишней жестокости: если очнётся — через пару часов, с головной болью и лёгкой ненавистью к миру. Двое «медиков» валялись у пола — один в сознание вернётся, второй… не факт. Третий, «оператор», дрожал, но стоял на ногах.

— Время, — сказала Салине, взглянув на главную панель. — Резервное ядро уже на разогреве. Пять минут — потолок.

Я посмотрел на «оператора». На вид лет двадцать пять, максимум. Он старательно изображал недотёпу, попавшего сюда по ошибке. Глупо. Я ведь всё равно вытащу из его головы то, что мне нужно.

— Где изоляторы? — Спросил я, наклонившись к нему. — Быстро. Ты знаешь, кто мне нужен.

— Я… не имею доступа к пациентам…

— Плохая попытка, — мягко сказал я и сделал шаг ближе, чтобы он почувствовал моё дыхание. — Ты либо ведёшь нас, либо я вытаскиваю у тебя из головы всё, что нужно. Первый вариант — безболезненнее. И честнее.

«Пи-пи-пи» перешло в «пипипи», совсем как сердце после слишком долгого бега.

«Медик» вжал подбородок в грудь и всё же кивнул — коротко, резко.

— Сюда, — он подошёл к стене, на которой мигала лампочкой тонкая стальная полоска.

Карточка зазвенела в его пальцах, когда он поднёс её к боковой рамке. Руна вспыхнула жёлтым, потом зелёным. Дверь отъехала в сторону.

— Вот…

— Благодарю. — Я обернулся к Салине. — Заберите всё, что можно скопировать. Если вообще возможно.

— Уже, — пальцы магистра скользили по панелям — не касаясь, чуть выше, как будто она играла на невидимом инструменте. Из блоков один за другим выходили тонкие кристаллы памяти. Салине ловила их ладонью и складывала в сумку, словно собирала ягоды.

Я кивнул и подтолкнул «медика» к следующей двери. Он послушно приложил карточку снова, и следующая дверь открылась.

— Нашлась, — сказал я, и в голове вдруг стало тише. Даже раздражающее «пи-пи-пи» отодвинулось на куда-то на край сознания.

Свет здесь был мягче, словно кто-то пытался сделать вид, что творит добро. Ряд капсул тянулся вдоль стены, как жемчужины на нитке, только жемчуг этот был из стекла и стали. Внутри — пусто, но лишь в одной находился человек.

Я узнал её не по лицу — оно было наполовину скрыто дыхательной маской, — по смешному вихру у виска, который даже самые старательные расчёски сдавались укротить. По тонким пальцам, сжатым в слабый кулак. По золотым ресницам, на которых блестели капли.

— И как тебя угораздило связаться с Пламенницей, — проворчала за моей спиной Салине.

— История немного романтичнее, чем у вас с Доминусом, — огрызнулся я. — Помогите её вытащить.

Диагностическая панель у капсулы Ильги мерцала спокойными зелёными рунами. Под рунами располагались значки — пульс, дыхание, температура, сигнатура склонности, придавленная узорчатой сеткой подавителя. Хорошая работа, но мерзкая по сути.

— Седативный коктейль плюс гашение фронтальных зон, — Салине оказалась у панели ещё до того, как я перестал смотреть на Ильгу. — Они выключили ей волю.

— Открываю, — сказал я.

Тень вытекла из-под рукавов, как дым, и легла на рунические «якоря». На секунду — две — они «потемнели», словно на них положили ладонь. Это было достаточно, чтобы я сорвал механический замок. «Стекло» пискнуло, дёрнулось.

Крышка приподнялась. Изнутри пахнуло холодной водой и знакомым ароматом — лунная орхидея, та самая пена из лавки у Золотых Весов. Глупый, ненужный запах посреди железа и рутины смерти. Мне стало одновременно легче и хуже.

— Иль, — сказал я, наклоняясь. — Проснись. Это я.

Она на секунду улыбнулась. Не мне — внутри