Хозяин Амура (СИ) - Шимохин Дмитрий

Пока спасенная женщина, вцепившись в мужа, рассказывала о своем недолгом плене рваными, всхлипывающими фразами, я ждал. Когда первая волна истерики схлынула, я подошел и мягко коснулся ее плеча.

— Госпожа Чжан, мне нужно всего несколько минут. Это очень важно.

Она вздрогнула, но в заплаканных глазах, устремленных на меня, уже разгорался другой огонь — ненависть, что оказалась сильнее страха и стыда. Хриплым шепотом, то и дело сбиваясь, она отвечала на мои вопросы. Да, она видела их логово. Да, она запомнила дорогу, каждый поворот тропы. Она назвала их число, описала, где стоят дозорные и где находится «ямэнь» атамана.

Ну что же — отлично! Лучшего момента для удара было не придумать. Прямо сейчас они, уверенные в своей безнаказанности, тащили в гору выкуп и бочонки с отравленной водкой. Наверняка эти мрази предвкушают’пир горой' в честь своей удачи. Этот пир должен был стать для них последним.

— Выступаем, — приказ прозвучал в тихой комнате как щелчок взводимого курка. — Немедленно.

Левицкий с караваном остался в поместье. Здесь, под защитой высоких стен и благодарного хозяина, они были в безопасности. С собой был взят лишь ударный кулак: Беседин и Соболев, полсотни монголов Очира — тех, кто умел обращаться с луком — Сяо Ма и нанайцы — все те, кто умел ездить верхом и бесшумно подкрадываться. Другой полусотне монголов во главе с самим Очиром было приказано окружить селение — в случае если кто-то из тайных соглядатаев бандитов, заметив нашу кавалькаду, попытался бы их предупредить, монголы должны были перехватить его.

— Не выпускайте никого! — предупредил я Очира. — Если кто-то попытается покинуть селение — хватайте и держите до нашего возвращения. А там мы выясним, что ему под вечер дома не сидится.

Казалось, отряд был укомплектован. Но тут я подумал — а не привлечь ли к операции и «факельщиков»? В конце концов, ведь надо их потихоньку вовлекать в мое войско! А эта стычка — прекрасный шанс оценить, чего они стоят.

Они сидели группами, угрюмые и настороженные, как стая волков, попавшая в новую клетку. Подозвав Сяо Ма для перевода, я обратился к ним.

Я не стал говорить о долге или чести, и заговорил о том, что они понимают лучше всего — о добыче и карьерных перспективах.

— Там, в горах, сидит банда хунхузов, — сказал я, и Сяо Ма переводил, вкладывая в слова ярость и презрение. — Они богаты. У них есть оружие, серебро, женщины. Сегодня ночью мы идем вырезать это гнездо.

Они слушали молча, и в их глазах появился интерес.

— Мне нужны добровольцы. Двадцать человек. Те, кто не боится смерти и хочет отомстить. Те, кто пойдет со мной, перестанут быть рабами. Они станут моими воинами, моей личной охраной. Они получат лучшее оружие из того, что мы захватим, и полную долю в добыче. Остальные останутся здесь, ждать своего кайла. Выбирайте.

Им не понадобилось много времени. Из толпы шагнул вперед один, потом второй, третий. Через минуту передо мной стояло девятнадцать человек. Девятнадцать пар глаз, горевших дикой, застарелой ненавистью. Оружия им не хватило, так что пришлось вооружить их тем, что было — тесаками-дао и бамбуковыми копьями.

Едва собравшись, мы двинулись налегке, освещаемые закатным солнцем. Впереди бесшумными тенями скользили нанайцы. Жену Чжао несли на импровизированных носилках двое бывших няньцзюней — бинтованные ноги, обычные среди знатных китаянок, не позволили бы ей сделать и шагу.

К тому времени, как багровое солнце умерло за дальним хребтом, окрасив небо в цвета запекшейся крови, мы были на месте. С заросшего колючим кустарником перевала открывался вид на логово врага. В глубокой, поросшей лесом лощине, прилепившись к отвесной скале, словно осиное гнездо, темнели строения старого монастыря. Из трубы главной кумирни уже вился ленивый, сытый дымок — бандиты разжигали очаг для своего праздника. В окнах, как желтые глаза хищника, зажигались первые огни.

Короткий жест. Отряд беззвучно растворился в складках местности, впиваясь в склоны, оплетая монастырь смертельной паутиной. Мы залегли, превратившись в камни, кусты, тени — в часть этой древней, безразличной земли.

Над ущельем повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь шепотом ветра. Оставалось лишь дождаться, когда яд и хмель сделают свое дело.

Дождаться начала пира стервятников, чтобы превратить его в их собственные поминки.

Глава 9

Глава 9

Время шло. Настала чернильная, безлунная ночь. Старый даосский монастырь, прилепившийся к скале, тонул во тьме. Единственным признаком жизни были тусклые, маслянистые огни в бойницах да разнузданный гвалт, выплескивавшийся наружу.

Внутри шел пир.

Пьяный рев, взрывы грубого хохота и надрывные, фальшивые ноты какой-то песни эхом бились о стены ущелья. Они праздновали. Праздновали удачный выкуп, богатую добычу и собственную безнаказанность.

Я лежал, вжавшись в холодную, сырую землю, и слушал. Каждый этот вопль, каждый аккорд их веселья отдавался в висках. Рядом, не шевелясь, застыли мои бойцы: полсотни монголов Очира, казаки Парамона и Беседина, нанайцы во главе с Ороканом и девятнадцать моих новых «факельщиков», чьи глаза горели в темноте диким огнем. Их лица были нечитаемы, но я чувствовал напряжение, висевшее в воздухе.

Сколько нужно аконита, чтобы свалить полсотни здоровых, пьяных мужиков? Мы с Ичигеном сыпали его в бочонки «на глазок». А если доза слишком мала? Если они просто проблюются и озвереют еще больше? Тогда нам придется брать штурмом. И тогда кровь польется рекой. Наша кровь.

Время тянулось, как смола. Десять минут. Полчаса. Мучительный час. Гвалт внутри не стихал, и с каждой минутой в груди нарастал холодный, липкий страх.

И тут что-то изменилось.

Пьяная песня, которую кто-то затянул особенно громко, вдруг оборвалась на полуслове. Нелепо, будто певцу зажали рот. Наступила короткая, звенящая тишина. А потом ее разорвал другой звук. Не крик ярости. А удивленный, булькающий вскрик.

Раздался грохот опрокинутой скамьи и глухой удар тяжелого тела об пол.

Смех сменился испуганными, вопрошающими выкриками. Кто-то начал кашлять — долго, мучительно, с рвотными позывами.

Я ухмыльнулся в темноту. Жатва началась.

Я поймал взгляд Орокана и кивнул на Сяо Ма и Ичигена.

— Посмотрите. Быстро!

Они бесшумно скользнули во тьму, растворились у стен. Ждать пришлось недолго. Они появились так же внезапно, как исчезли.

— Тай-пен, — прошептал Ичиген, его глаза горели в темноте. — Стены пустые. Часовых нет. Сяо Ма добавил, задыхаясь от волнения: — Все внутри. Двери настежь. Путь свободен!

Я медленно поднялся, хрустнув затекшими коленями. Оглядел своих бойцов.

— Ну что, господа… стервятники? — тихо сказал я, и в голосе моем не было ни жалости, ни злорадства. Только холодный расчет. — Похоже, пир для нас уже накрыт. — Тихо действуем, — прошипел я, собирая командиров в тени стены. — Никаких выстрелов до моего приказа. Только холодное оружие.

Стены монастыря были невысокими, но гладкими. В полной тишине мы подвели коней вплотную к камням, в мертвой зоне, не просматриваемой из бойниц.

Один из монголов, вскочил на седло, и вот он уже на стене. Сверху полетела веревка. Через минуту мы все были наверху. Бесшумно спрыгнув во внутренний двор, мы замерли, растворяясь в тенях.

Картина, открывшаяся нам, была пострашнее иной битвы.

Двор был залит светом догорающих костров. И повсюду… повсюду были люди. Десятки хунхузов. Но они не ждали нас с оружием. Они успешно умирали без нашей помощи.

Один, стоя на коленях, извергал из себя черную рвоту с кровью. Другой, сидя у стены, слепо тыкал тесаком в пустоту, отмахиваясь от невидимых демонов. Третий бился в судорогах, его тело выгибало дугой на утоптанной земле. Тот самый пир который мы слышали, превратился в театр кабуки, поставленный самой Смертью. Аконит работал.

— Добить, — мой шепот прозвучал вот тьме, как шелест змеи. — Тихо. Без шума.