Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Твою мать… — выдохнул я, вцепившись в перила.

Я остановился, отдышался. Можно было сдаться и вызвать лифт, но нет! Потихоньку, малыми шашками, но я поднимусь. Сегодня сдохну, завтра уже станет легче. А через неделю, если потерплю — будет первый результат. Тело надо приучать, другого пути нет.

Я вытер лоб ладонью, глубоко вдохнул и двинулся дальше, шагая упрямо, словно поднимаясь в гору.

Поднимался я всё выше и невольно удивлялся: подъезды тоже стали совсем другие. В мои времена, заходя в подъезд, сразу следовало готовиться к «сюрпризам» в виде неработающих лампочек, темени и коричневых «мин» между лестничными проёмами.

Тут же всё было на сенсорах и датчиках. Идёшь — и лампочки, слыша твои шаги, сами включаются.

Стены тоже чистые, ни одной матерной надписи, даже чего вроде «Коля + Маша = любовь» нет. Всё было вылизано и приведено в порядок. И запаха характерного тоже нет — ни мочи кошачьей, ни сигаретного угара.

Чудеса да и только.

Но стоило подняться выше, как стало понятно, что далеко не все жители выступали «за» чистоту и порядок.

Между восьмым и девятым этажом на подоконнике стояла пустая бутылка из-под водки, рядом облупленная пепельница, доверху набитая окурками. Причём половина бычков валялась по полу и подоконнику. Пол был аж серый от пепла.

— Ну хоть что-то родное… — хмыкнул я.

Но если по-серьёзке — в каждом подъезде обязательно водилась такая вот свинья, устраивавшая курилку и не следившая за порядком. Ничего, пару слов по душам — и порядок будет.

Сверху послышался грохот. По лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек за раз, нёсся пацанёнок лет двенадцати. Худой, как саранча, с портфелем за спиной.

— Здрасьте, дядя Вова! — крикнул он, пролета́я мимо.

— Здорово, малой, — выдавил я сквозь тяжёлое дыхание. — А ну, тормозни.

— Чё, дядь Вов? — пацанёнок остановился.

За его спиной висел рюкзак, буквально оттягивающий его к земле. Я кивнул на бутылку водки и пепельницу.

— Слышь, малой, а кто это нагадил, не знаешь?

Парнишка открыл рот, будто хотел сказать имя, но тут же съёжился, глянул по сторонам и замолчал.

Я сразу понял, что боится. Явно тот, кто тут устроил срач, не только пьёт, но и малых гоняет. Запугал, гад.

Я достал из кармана шоколадку — ту самую, что бабка сунула, — и протянул пацану.

— Ладно, малой. Вот тебе, похавай с чаем, а вспомнишь, кто тут гадит — сообщи.

Малый недоверчиво посмотрел на шоколадку и замотал головой.

— Мама говорит, что там ГМО! — выдал он и поскакал дальше, сотрясая лестницу.

Во даёт… в моё время бы с руками оторвали шоколадку. А тут…

Впереди оставалось ещё пять этажей «Ада».

Уважаемые читатели! Важный момент — лайки помогают автору искать вдохновение! Кто не в курсе — это сердечки со словом нравится. Всем спасибо за поддержку и проявленный интерес к Физруку

Глава 10

Минут через десять упорного труда я закончил своё восхождение на Эверест. Последний марш лестницы дался так, будто я по мешку цемента тащил на каждом плече. Перед глазами возникла старая металлическая дверь с облупленной краской. Дверная ручка болталась на соплях — винты раскрутились. Глазок был мутный, треснутый.

— Ага… — протянул я, опираясь на стенку и переводя дух. — Ну, понятно все.

Не богатый явно был Володька. В нищете жил и походу сводил концы с концами с этим сводим преподавательством. Ничего… Бабки — дело поправимое и наживное. Бабки всегда заработать можно.

Я задержался у двери, восстанавливая дыхание. Сколько ни ругай себя за лишний вес, а сердце всё равно щемануло.

Я пошарил в карманах, нашёл связку ключей. Долго ковыряться не пришлось — первый же ключ подошёл. Я засунул в замок, провернул, услышал щелчок и открыл дверь. Но в этот момент дверь напротив приоткрылась. На площадку выглянула ещё одна бабулька-красотулька. В руках у неё была тарелка, накрытая полотенцем. Запах был такой, что мой желудок опять предательски заурчал.

— Володька, здравствуй! — радостно воскликнула она, увидев меня. — С работы, небось? Устал? А я пирожков напекла, горяченькие, все сама не съем. На, возьми, подкрепись.

Она протянула мне тарелку, на которой красовались пухлые румяные пирожки, ещё блестящие от масла.

Вот же испытание! Организм прежнего хозяина буквально истерил: «Жри!». И я прекрасно понимал, что дай волю — и я сожру десяток таких пирожков… причём пирожки — это не булки, тут я реально могу не устоять!

— Спасибо, — выдавил я, стараясь улыбнуться.

— Володя, — она всплеснула руками. — Ты, я смотрю, похудел что ли? Осунулся… Ты береги себя, милый. А то всё работа, работа. Вот съешь пирожок — и сразу силы прибавятся.

Я кивнул, но взял только один пирожок, чтобы не обидеть бабулю.

— Парочку хотя бы возьми!

— Спасибо, но мне врач диету прописал, — я попытался отбрехаться.

— Да это ж всё натуральное…

Я молчал. Вот незадача, на каждом шагу меня кто-то обязательно откормить пытается.

— Заходи потом, я ещё пирогов напеку, а ты мне свою историю расскажешь. Я в прошлый раз про Наполеона аж заслушалась! — резюмировала старуха.

А сама пошла в соседский тамбур, соседей пирожками угощать.

Дверь скрипнула и нехотя впустила меня внутрь.

— Ну, посмотрим, что тут за хоромы.

Я только успел шагнуть через порог, как к моим ногам пулей метнулась собачонка на полусогнутых. Маленькая, в розовом костюмчике, с бантиком на спине. Глаза-бусинки, хвост мельтешит, как пропеллер.

— О, здорова, — я улыбнулся.

Собачка сначала радостно повизгивала, но стоило ей вскинуть морду и разглядеть моё лицо, радость мигом сменилась подозрением. Она обнюхала воздух, обошла вокруг меня и тут же дёрнулась к моей руке, пытаясь укусить.

— Эй! — выругался я, одёргивая ладонь. — Ах ты, паршивка!

Схватил её за бока, поднял. Собачка изо всех сил пыталась выкрутиться и цапнуть меня. Но вот хренушки, была у моей подруги в своё время смесь бульдога с носорогом — помесь хина и дворняги. Такая же мелкая и паскудная. Навоевались мы с ней знатно, так что как обращаться с такими песиками я был в курсах.

На секунду мелькнула мысль — а не переселился ли Рекс вместе со мной в настоящее?

Мысль пришла и потому, что под розовым костюмчиком ждал «сюрприз»:

— Да ну… кабель? — выдохнул я. — И какого ж хрена тебя в розовое приодели?

Пёсик рванулся, щёлкнул зубами возле запястья, едва не прокусил пиджак. По всей видимости, возмутился, что я его с сукой спутал. Пёс начал сильнее извиваться, визжать, как сирена. Пришлось поднять повыше и шагать к ванной.

— Тихо ты, зверюга, — хмыкнул я, таща его на вытянутых руках. — Чуешь, что не хозяин я твой? Ну, так это уже не моя проблема.

Я дошёл до ванной, открыл дверь, аккуратно закинул туда собачонку и прикрыл за собой, пока та не вырвалась. Из-за двери тут же раздался обиженный лай, такой, будто я его не в ванну посадил, а в тюремный карцер.

Пёсель недолго думая завыл, я отступил… и тут же почувствовал что-то мягкое и неприятное под ботинком. Опустил взгляд.

— Да твою ж мать… — зашипел я.

Под ногой размазалась свежая кучка собачьего «подарка». Пришлось облокотиться о стену и снять ботинок.

— Ну и зверь… костюм розовый, а повадки как у бультерьера.

Я повертел ботинок, чуть приоткрыл дверь в ванную и бросил его туда. Пусть нюхает, гадёныш.

Я прошёлся по квартире, оглядываясь. Две комнаты, кухня, коридор — стандартная планировка, ничего необычного. Я попытался заглянуть в одну из комнат, но дверь оказалась заперта. На хрена, спрашивается? Может, затем, чтобы пёсель ничего не грыз и нигде не гадил?

— Интересно…

Надо найти ключ, глянуть, что там за дверьми.

Остальное пространство выглядело так, будто здесь поселился бродячий философ. Ремонт был ещё с девяностых: обои пожелтели, на потолке расползлись пятна, а линолеум вспучился или стёрся. Окна ещё деревянные, краска на них облупилась, рамы перекосило.