На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— И всё это вы уговариваете меня остаться, — удивился я.

— Вы не исчерпали всех возможностей найти мир, — произнёс Радзивилл. — Встретьтесь на балу с гетманом Ходкевичем, с Сапегой, он ведь как канцлер великий литовский ведает всеми сношениями с Москвой. Их слово имеет вес в Варшаве побольше нашего. Если они решат помочь установлению мира, в сенате у вас будет куда больше шансов остановить наше величество.

Тут с ним было сложно поспорить. Уезжать, не сделав всего, что могу, не стоит, и не только потому, что мне по возвращении перед царём ответ держать. Не для царя стараюсь, тем более что заслуг моих дядюшка как будто не замечает. Перед самим собой стыдно будет, если так поступлю. Да что дурного произойдёт, если останусь да своими глазами гляну на настоящий бал. Никогда ведь мне не доводилось на них бывать, а память князя Скопина сохранила лишь скудные обрывки того, что устроил самозванец. Свадебные торжества по случаю бракосочетания самозванца с его невестой или вовсе заочной женой были вытеснены последовавшими кровавыми событиями московского бунта и жестокого убийства Лжедмитрия. Тогда ещё никто и не думал, что он будет только первым в череде самозванцев.

— Я не отказываюсь от вашего предложения, панове, — напомнил обоим я. — И конечно же не уеду покуда не исчерпаю всех возможностей для заключения перемирия между Литвой и Москвой.

На этом мы закончили. Дальше сидеть уже не было резона. Мы обсудили всё да и отдохнуть после долгой дороги хотелось.

— Я позову Кшиштофа, — кивнул мне Радзивилл. — Он проводит вас.

По его знаку слуги отправились искать корпулентного племянника князя. Мы же с ним и каштеляном выпили прощальную чарку и я покинул виленскую ратушу.

[1]Карабела (пол. Karabela) — тип сабли, в частности имевший широкое распространение среди польской и литовской шляхты в XVII—XVIII веках. Основным отличием карабелы является рукоять в форме «орлиной головы», с загнутым вниз набалдашником. Эфес характеризовался обычной сабельной крестовиной с шаровидными утолщениями на концах, протообразцы которых известны ещё с XII—XIII века. Такой тип не является исключительно польским. Похожие сабли применялись в разных странах — включая Русь, Молдавию, Балканы, Кавказ. В Польшу этот тип, вероятно, попал из Турции. Польские карабелы отличались конструкцией рукояти, что делало их удобными для фехтования и круговых ударов. В других же странах такие сабли использовались, преимущественно, конницей. Нередко атрибутами польской знати были декоративные, богато украшенные карабелы. По форме клинка выделяют два типа. Первый отличался обоюдоострой елманью и увеличением кривизны к острию. Второй явно выраженной елмани не имел, отличался равномерным круглым изгибом.

[2]Традиционное название государства — «Речь Посполитая» — является дословным переводом на польский язык латинского термина «rēs pūblica» (пол. rzecz — вещь, собственность; pospolita — общая). На русский язык этот термин дословно переводится как «общее дело» или «общая вещь». Официальное название государства — Королевство Польское и Великое княжество Литовское (пол. Królestwo Polskie i Wielkie Księstwo Litewskie). Местными жителями государство обычно называлось просто Речь Посполитая (пол. Rzeczpospolita; зап.-русск. Рѣч Посполита). Собственно Королевство Польское местные жители кратко называли Короной, а Великое княжество Литовское — Литвой, а иногда — Великим княжеством. С XVII века в дипломатической переписке использовалось название Светлейшая Речь Посполитая Польская (пол. Najjaśniejsza Rzeczpospolita Polska; лат. Serenissima Res Publica Poloniae)

[3]Инфлянты (польск. Inflanty) — историческая область по Двине и Рижскому заливу, перешедшая в средние века под власть Ливонского ордена, и населённая балтийскими и финно-угорскими племенами, с давних времён находившихся под влиянием немецкой и скандинавской культуры. Примерно соответствуют нынешним Эстонии и Латвии.

[4]С 4 октября 1582 года в Католической Церкви Папой Григорием Восьмым был введен григорианский календарь, который сдвинул на 10 дней вперёд систему исчисления суток, но при этом вернул снова Рождество на 25 декабря — на день зимнего солнцестояния), а Пасху Христову — на первое воскресенье после первого весеннего полнолуния, как и определил Первый Никейский Собор. Православные и протестанты вначале отказались признавать реформу («Лучше быть против Солнца, чем с Папой») и остались на юлианском календаре, поэтому разница между Рождеством в обеих системах составила 10 дней

[5]Заместитель великого коронного канцлера (пол. Kanclerz wielki koronny) — должностное лицо в Польше средневековой и нового времени, руководитель королевской канцелярии и ответственный за проведение внешней политики страны

Они снова собрались тайно, в зареченском имении Сапеги. Собрались тем же составом. В камине теперь жарко пылал огонь, его подкармливал сам хозяин, никого из слуг, даже самых доверенных, в комнату, где они собрались, не допустили. К Рождеству же ударили морозы и увесистые поленца в камине прогорали одно за другим, чтобы дать собравшимся побольше так нужного им тепла.

— Из Москвы доносят, — первым высказался Ходкевич, — что кузена вашего, пан Лев, московский царь в Сибирь сослать хочет, вместе со Зборовским и всеми шляхтичами, что были при втором поддельном царе. Там, верно, морозы покрепче будут.

У Сапеги были свои наушники в Москве и он знал об этом решении московского правителя, которое пока только обсуждалось боярами. Приговора нерешительный царь Василий ещё не вынес, продолжая тянуть следствие. Тем временем вторая партия пленных шляхтичей, никак не запятнавших себя в истории с самозванцами, пересекла литовскую границу. Все они обязались выплатить за себя выкуп, правда, откуда им взять на это денег непонятно. От них просто избавлялись как от ненужного груза. Рассылать по дальним гарнизонам, как это делали обыкновенно с не имеющими возможности выкупить себя пленниками, Москва тоже не могла. Просто потому, что власть царя Василия не распространялась далеко от стен столицы.

— Быть может, вы, пан Сапега, — заявил Януш Радзивилл, — рассчитываете при посредстве князя Скопина выкупить у царя своего кузена? Вы уже говорили об этом с ним, когда он гостил в Гольшанском замке?

— Та встреча была приватной, — покачал головой Сапега, ничуть не задетый намёком. Глупо скрывать, он и в самом деле хотел вернуть младшего кузена на Родину, не допустив, чтобы тот сгинул в ледяной сибирской пустоши, — и я не ничего не говорил князю Скопину о судьбе Яна Петра. Для этого ещё придёт время.

— Но вы встретились с ним, — стоял на своём Радзивилл, — и как он вам показался? Достоин доверия?

— В высшей степени, — кивнул Сапега, — он словно из легенд о Роланде или Ланцелоте вышел. Рыцарь вроде Завиши Чёрного,[1] муками Христовыми клянусь. Как и Завиша, к слову, он слуга недостойного сюзерена, который отправил его на верную смерть, как ему самому казалось.

— Но Вильно не стал для Скопина Голубацкой крепостью,[2] — заметил Радзивилл.

— Как прежде не стали ею Клушин и Смоленск, — снова согласился с ним Сапега.

— И вы, пан Лев, считаете, такой человек подходит нам? — напрямик спросил Радзивилл.

— А вот в этом, пан Януш, — покачал головой Сапега, — я всё ещё сомневаюсь. Он всё же московит, варвар, и варварски предан своему недостойному сюзерену. Уверен, если мы прямо предложим ему, он откажется, как отказался от предложения занять московский престол, которое ему сделали после победы, одержанной у логова тирана.[3]

— Но ведь он же не предаст своего царя, — пожал плечами Кшиштоф Радзивилл. — Мы ведь не двинем войска против Москвы, верно?

— Вот ты из нас общался с ним едва ли не столько же, как пан Сапега, — обратился к нему старший брат, — каким он тебе показался?

— Он и правда честен и предан, как настоящий рыцарь, — подтвердил слова Сапеги Кшиштоф. — Но в иных вопросах просто сущий младенец. Да, он московит и многих вещей не понимает в силу своего варварского происхождения, однако не так уж сильно жизнь в Московии отличается от нашей. Если брать Корону, то там порядки совсем иные, но у нас же не так. А он путается в простейших вещах.