Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

— Гм… А как, по-вашему, можно удержать всех в царстве добра и справедливости?

Я пожал плечами.

— Держать всех под властью сильнейшего мага. Чтобы никто и пикнуть насчёт нехорошести не посмел. Но сомневаюсь, что найдётся маг, способный удержать под ментальной властью миллиард человек!

Он хмыкнул.

— Хорошо, если удержит двух-трёх. Не миллиардов, а человеков. Но толку?.. Значит, нужны винтовки. Ваши, магазинные, скорострельные, надёжные. Мы готовы к самому широкому спектру сотрудничества. Можем войти в состав акционеров, можем финансировать расширение и поглощение конкурентов…

Я покачал головой.

— Не пойдёт, уж простите за прямоту. Вы ведь представляете Англию?

Он широко улыбался.

— Вы что-то имеете против страны Шекспира, Диккенса, Скотта, Дарвина, Пристли, Байрона…?

— Управляют Англией не они, — возразил я, — хотя, соглашусь, миром в некоторой степени эти ребята управляют, да, лучше, чем «наше всё».

Он спросил живо:

— Тогда кто? Россия?

Я с сожалением покачал головой.

— Нет, Россия не годится. У нас только два союзника, а у них неважная репутация. Вообще, мы пока не доросли до мировой империи. У нас даже телеграфной связи нет со всеми странами!.. Да что там со всеми, даже с европейскими. Так что пока будем взращиваться по окраинам, а потом как-то сторгуемся в единую мировую империю добра и света.

Он посмотрел с интересом.

— Россию отодвигаете на задний план, но и Англию не хотите?.. Странное решение. И не очень патриотичное. Но это не отменяет моего предложения о сотрудничестве. Мы очень могучий Род… и можем сделать очень многое!

Да ещё с Англией за спиной, добавил я молча, а вслух сказал с ясной улыбкой:

— Да, конечно, я рад сотрудничеству! Россия должна сотрудничать, а мундир жандарма Европы лучше пусть повисит в шкафу.

Он сказал я одобрением:

— Золотые слова! И вообще, лучше, если мундиры всех военных повисят в шкафу.

Он улыбнулся, уверенный, что я охотно поддержу, я с улыбкой кивнул, ну да, абсолютно прав, военным в братство народов лучше не лезть, но только если не знать, что мягкая сила торговли — это та же военная отрасль, а купцы и генералы — нынешние маршалы войны нового типа.

Шёпот дам мгновенно умолк, все повернулись ко входу в зал. Там вошла и остановилась, осматриваясь, женщина среднего роста в очень простом платье. Простом по покрою, но из дорогой ткани, никаких подкладных подушечек сзади, никаких юбок в несколько рядов. Платье свободно облегает фигуру, но не касается пола, а слегка приоткрывает лодыжки, что считается в приличном обществе предосудительным.

Даже вместо сложнейшей прически, украшенной цветными перьями, жемчужными нитями, крупными заколками с рубинами, аметистами и прочими драгоценными камнями — просто хорошо вымытые волосы золотого цвета свободно падают на плечи.

Князь окинул её прицельным взглядом, в нём кроме неодобрения, как у всех, кто в этот момент смотрит на эту женщину, было и странное то ли сочувствие, то ли поддержка, которую, понятно, вслух не выразит.

— Ладно, — сказал он и рывком поднялся, сильный и налитый энергией, — контакт мы установили. Ещё увидимся и поговорим более предметно!

Я кивнул, соглашаясь,

— Буду очень рад! Для меня щасте общаться с действительно умным человеком.

Он весело прищурился, уловил акцент на слове «действительно», что говорит и обо мне тоже, отличаю умных от показательно важных и напыщенных чиновников и просто аристократов, что умеют надувать щёки и смотреться очень значительными.

Когда он исчез за толпой, я развернулся и всмотрелся в женщину, осмелившуюся, носить подобную причёску. Таких женщин называют распущенными, так как волосы имеют право распускать только в супружеской постели.

Я, как и все, не отрывал от неё взгляда, эта незнакомка, чей койтус я обломал, хотя и заменил другим, более качественным, как скромно уверен, сейчас смотрится величественно и надменно, что понятно, бросает обществу вызов и заранее ощетинилась.

Я отступил за спину гостей и отвернулся, пусть пока не замечает меня, а то вдруг развернётся и уйдёт.

Да и сладко так тогда получилось, только вспомнил, как горячая волна прошла по телу. Романтика, мать её. Всё смешалось в доме Облонских: блистательная победа над отрядом наёмников, ещё схватка, а потом эта неожиданная встреча в беседке, безумный койтус, вот уж гремучая смесь, что, как утверждает организм, так нужна мне, словно я жывотное лохматое.

Или во мне, растолкав локтями всё умное и прекрасное, прорвалось наверх именно лохматое?

Не спеши, сказал я себе. Уже видно, эта женщина суфражистичнее, чем Глориана с её подругами. Одно дело взять меч и пойти драться с тварями в Щелях, другое — выйти в общество с непокрытой головой. И здесь монстры куда опаснее.

На миг, когда я только зацепил её взглядом, показалось, что вижу женщину лет на сто опередившую время, слишком уж выделяется из этого стада пышно одетых овец.

Она общалась с очень немногими, другие поспешно отступали и делали вид, что её не знают. Я выждал, когда она решила, что короткого визита достаточно, повернулась к выходу, встретил её почти у самых дверей.

Она едва заметно вздрогнула, встретившись со мной взглядом. По её лицу, которое держит надменным и застывшим, пробежала целая гамма чувств, которые я успел считать, так как часть из них ожидал. Крупные глаза удивительно фиолетового цвета потемнели, а к щекам прилила густая кровь.

Пока ещё не пришла в себя, я отвесил ей церемонный поклон очень воспитанного и светского человека.

— Позвольте представиться, сударыня… Барон Вадбольский к вашим услугам. Мы не встречались, но сейчас я счастлив…

Глава 12

Она молчала, рассматривая меня не просто сердито, а почти с гневом, готовым перейти в ярость.

— Я же сказала, — произнесла наконец негромко, но даже в этом случае бросила взгляд по сторонам, не слышит ли кто, — не хотела бы вас видеть.

— Я не нарочно, — ответил я смиренно, — наш командир отряда, великая княжна Глориана, велела мне быть на этом приёме.

Она поинтересовалась всё ещё сердито и с неприязнью:

— Она вами командует?

— Как боевой единицей, — сообщил я. — Я же суфражист, мать вашу, как и вы, судя по вашей отваге!

Она продолжала рассматривать меня в упор, как энтомолог вглядывается в редкую букашку.

— Ах да, я слышала про походы в Щели… Понятно, вы тот самый работник, что носит за ними вещи?

— Тот самый, — согласился я смиренно. — А вы считаете, что каждый должен носить своё?

Она вздёрнула подбородок, выглядело бы красиво и надменно, если бы в больших серых глазах не плескалось целое море насторожённости.

— Естественно!

— Они много потрудились, набили целую гору чудовищ, а я помог вытащить самых тяжёлых. Кстати, позвольте сказать, что я в диком восторге от вашей прически и платья!.. Это так необычно для нынешнего заплесневелого мира, что вскоре наверняка вам начнут подражать не только в Петербурге, но и в разных парижах.

Она скептически поджала губы.

— Говорите, говорите!.. Но ведь врёте, что вам нравится как раз то, что другие порицают?

— Другие, — ответил я, — всего лишь статисты. Картонные персонажи. И вообще эта чванливая толпа не заслуживает, чтобы к ней прислушивались. Другое дело — вы, сударыня!

Она взглянула с иронией.

— Ого! Или это, чтобы мне польстить?

— Считайте, — ответил я и ухмыльнулся, — как вам угодно. Если честно, уж простите, я настолько занят своими серьёзными делами, что мне даже ваше мнение, на самом деле важное и наверняка умное, фиолетово.

Она поморщилась.

— Что за слово? Почему фиолетово?

— Потому что самое крайнее, — сообщил я вежливо, — куда можно послать. Дальше только тьма-тьмущая. Вы, похоже, ультрасуфражистка?.. Хотите мне что-то предложить?

Она отшатнулась, глаза блеснули гневом.

— Что вы себе позволяете?

— Нет? — спросил я разочарованно. — Тогда я сам пошёл в фиолет. Даже в ультрафиолет.