Участковый (СИ) - Барчук Павел

— Это как? — Не понял я, с удивлением покосившись на старлея.

— Да вот так! — С досадой высказался он и махнул рукой. — На месте нашего города раньше поселок был. Так считай все местные бабы… ну… — Семёнов помялся, а потом все же выдал, — В общем, ведьмами их обзывали. Ага. У меня у самого бабка иной раз мутные дела творила. Помню, помоложе был, лет, наверное, пять назад, поехал к ней в гости, с хозяйством помочь. Она как раз в колхозе жила, который тут, рядышком. И что ты думаешь… Спать вообще не мог. До утра глаз не сомкнул. В пустой комнате, представь, кто-то за спиной стоит и дышит в ухо, оборачиваюсь — никого! Я под кровать, в шкаф — пусто. Говорю: кто здесь? Хихикают, молчат. А потом меня, представь, под утро, когда на крылечко покурить вышел, кошка как-то нехорошо обматерила, но я по складу характера человек спокойный, решил не заострять внимания…

Семёнов замолчал и снова посмотрел на меня с сомнением. Наверное, пытался понять, не считаю ли я его идиотом. А я, как бы, не считал. Я сам десять минут назад с настоящим чертом разговаривал. Тьфу, блин! С бесом. Куда уж тут на Семёнова грешить.

— Ну ладно, это я так… Вспомнилось просто. — Старлей усмехнулся, — А вон там, смотри, дом того самого Бориса Ефимыча…

Он снова переключился на дела обыденные и принялся тыкать пальцем в дома, мимо которых мы проходили, чтоб пояснить за каждого жителя.

Я слушал старлея молча, не перебивал. У меня на душе было неспокойно. Возилось там какое-то странное ощущение, определение коему я, пожалуй, затрудняюсь дать.

Не Бесов меня смущал — с этим я, кажется, разобрался. В общем-то, получается самое главное — опознать нечисть и жёстко поставить ее на место. Беспокоило другое — настырное чувство, подозрительно напоминающее дежавю. Оно маячило где-то на периферии сознания и я никак не мог от него избавиться.

Валентина Семеновна — здесь, Орлов, отчего-то похожий на Лёлика, тоже здесь… Совпадение? Не уверен.

И потом, эта странная реакция Бесова. Почему он назвал меня Инквизитором таким тоном, будто я — убийца малолетних, невинных пионеров? Что-то красноглазая кураторша утаила. Сто процентов. Что-то сильно неприятное.

А еще у меня имелось ощущение, будто кто-то наверху (или внизу), решил проверить меня на прочность, подкидывая старые грабли в виде того же Серикова. А я себя хорошо знаю. Я на эти грабли, если что, снова наступлю. С удовольствием.

Семёнов, не замечая моего настроения, закончил с наукой и вовсю начал делиться планами на ближайшее время.

— Вот сейчас Василию Кузьмичу покажемся, чтоб он наше рвение к работе видел, потом смоемся из отдела, и я тебя, Иван, в столовую отведу. Рядышком тут находится. Прямо в центре. Железнодорожники туда постоянно ходят. Но нам тоже будут рады. Щи у них — пальчики оближешь. Повариха, тетя Катя, ко мне хорошо относится, всегда половник поглубже опускает…Ох, а на раздаче Сонька работает. Не девка, огонь. Надо тебя с ней познакомить. Ты же у нас холостой.

Мы уже подходили к зданию отдела, я уже почти проникся рассказами Семёнова о тете Кате и о ее щах, когда судьба внесла свои коррективы в наш распорядок дня.

— Виктор Николаевич! — Из кустов, словно чёрт из табакерки, выпрыгнул тот самый плюгавенький мужичонка — Поташевский. Вид у него был ещё более помятый и испуганный, чем утром.

— Да чтоб тебя! — Гаркнул старлей.

Одновременно с выкриком он от неожиданности отскочил в сторону, не рассчитал прыжка и всем своим сорок пятым растоптанным приземлился мне на ногу.

— Да чтоб тебя! — Взвыл я вслед за Семёновым. — Ты ж меня так инвалидом сделаешь!

— Не боись, Петров. Советское государство своих в беде не бросает. — Хохотнул Виктор, затем резко повернулся к Поташевскому, сурово свел брови и спросил:

— Ты какого черта тут в кустах сидишь, Володя⁈ Да еще людей пугаешь. Мы так раньше времени чоботы отбросим!

— Товарищ Семенов! Виктор Николаевич! — взмолился Поташевский, хватая старлея за рукав. — Я ж вам говорил! Труп лежит рядом с кустами! Натурально труп! А меня в дежурке — за грудки да в шею! Сказали, чтоб я со своими выдумками больше не совался, а то привлекут за распространение заведомо ложных… э-э-э… всего такого!

Семёнов тяжело вздохнул. Звук получился такой, будто где-то внутри старлея сломался насос.

— Поташевский… Володя… Владимир Матвеевич…ну сколько можно? Тебе опять напомнить прошлые случаи? Например, когда ты «труп» в виде вязанки хвороста нам предъявил. Или старая шуба. Помнишь? Я уже молчу про «инопланетный десант». Ты его в лесу обнаружил. Всю милицию на уши поднял. А десант этот оказался студентами-геологами с палаткой и фонариками. Иди домой уже. Успокойся. Только крепче валерианки ничего не пей!

— Да нет же! — Поташевский затряс головой, его глаза наполнились искренними, почти детскими слезами. — На этот раз всё не так! Земля… земля фиолетовая! И чертополох растёт, а на нём иней! В мае-то!

Я насторожился. «Фиолетовая земля», «иней» — это уже пахло не просто бредом сумасшедшего, а претензией на участие нечисти.

Ладно, труп Поташевскому померещился. Хорошо. Пусть так. Тем более Семёнов говорит, у Володи это раз через раз происходит. Но вот насчет любопытных деталей…Не очень похоже на фантазии. Если психи что-то придумывают, они делают это масштабно, не уделяя внимания мелочам. А здесь… Трава, чертополох.

— Поташевский, — выступил я вперед, осторожненько отодвигая плечом Семёнова. — Вы можете точно место показать?

Семёнов посмотрел на меня как на ненормального.

— Ты чего, Петров? Ты когда успел-то от Володи дурью заразиться? Что это за коллективное помешательство? Не поддавайся его бредням. У нас своих дел по горло.

Я подхватил Виктора под локоток, отвел его в сторону, чтоб гражданин Поташевский нас не слышал, а потом тихонечко принялся увещевать старлея:

— Витя, давай на минуточку сгоняем. Есть у меня подозрение, что Владимир Матвеевич может говорить если не правду, то что-то около того. И потом… Ты видишь, он уперся рогом. Не останет. А так… Проверим — если ничего нет, да и слава богу.

— Иван… В бок вещдок! Я уже на сытный обед настроился… Ведь просто время зазря потратим. Ну какой труп? У нас все убийства… — Семёнов осекся, помолчал пару секунд, затем поднял указательный палец и назидательно уточнил. — Убийства, которых было мало. Так вот они все — исключительно на бытовой почве случались. Там сразу было ясно и понятно — кто, кого, за что. В нашем городе трупы по кустам не валяются.

— Витя… Ну что нам стоит? Зато этот настойчивый гражданин отцепится. А представь, если он с дуру ума начнет каким-нибудь приезжим жаловаться, что в родном городе милиция игнорирует обращения ответственных граждан.

Семёнов нахмурился, осмысляя масштабы возможных проблем, затем хлопнул меня по плечу, подмигнул и повернулся к Поташевскому.

— Хорошо, Володя. Идем. — Вздохнул он с таким видом, будто решение было принято им самостоятельно.

Поташевский, получив неожиданную поддержку, воспрял духом и рванул в сторону, где не так давно мы с Семёновым «катались» на лошади.

Он бежал впереди, через каждые два шага оглядываясь назад. Наверное, проверял, не потерялись ли товарищи участковые. Тем более, такое счастье привалило. Не одного милиционера уговорил, а целых двух.

Место, куда нас притащил Володя, оказалось безлюдным. Оно действительно располагалось на отшибе, чуть дальше дома Егора Золотарева. Мы прошли по соседнему проулку, спустились с горки и уперлись в реку. Небольшую поляну от людских глаз укрывали чахлые кусты и деревья.

Когда мы оказались на месте, Поташевский ткнул дрожащим пальцем и торжественно провозгласил:

— Вон! Смотрите!

Мы посмотрели.

В наличие имелся разбитый пузырь из-под портвешка, горка аккуратно сложенных сигаретных «бычков», и… действительно, небольшой участок примятой травы, метров пять в диаметре, странного, серо-лилового оттенка.

На интересующем нас участке рос чертополох, но колючки его не только были странного цвета, их покрывала изморозь, хоть сейчас на ёлку вешай. От полянки тянуло не майской прохладой, а леденящим до костей холодом, будто от приоткрытой дверцы морозильной камеры.