На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Вы умеете задавать верные вопросы, Михаил Васильич, — усмехнулся Сапега, как мне показалось, вполне искренне, — вот только ответов на них я давать не стану больше. Мимо виленского воеводы вам не пройти, придётся общаться с ним накоротке, потому что от него зависит, останетесь ли вообще в городе или вам дадут понять, что присутствие ваше в Вильно крайне нежелательно. Потому и предупредил вас, Михаил Васильич, насчёт него. Что же до того кого держаться, думайте сами, только сами. Тут я вам не помощник, да и не поверите вы мне всё равно. Скопа — не глупый петух, чтобы лису верить.

— Но ведь в логово ваше я залез всё же, — усмехнулся в ответ я.

— Так и лис на скопу пасть не разинет, — резонно возразил Сапега, — клюва до когтей её отведать никому не захочется.

Странный вышел диалог, в духе Крылова — кукушка хватил петуха за то, что хвалит он кукушку.

Мне показалось, Сапега потерял ко мне интерес. Он как будто больше думал о своём, нежели пытался поддерживать беседу. Словно узнал уже всё, что ему требовалось и теперь обдумывал результаты, как говорится, с пылу с жару. Мне тоже было о чём подумать, и я поинтересовался у Сапеги успею ли добраться до Вильно затемно, если сейчас же велю закладывать сани.

— За день доберётесь, — ответил Сапега. — Снега нынче не было, путь чист, сани пойдут легко.

— Тогда с вашего позволения, Лев Иваныч, я откланиваюсь, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Весьма признателен вам за гостеприимство и с удовольствием погостил бы ещё, да с делами, как вы верно заметили, надо разбираться, не откладывая их.

— Рад был вам, как гостю, Михаил Васильич, — ответил Сапега. — И хочу извиниться за родича вашего, который повёл себя на пиру недостойным образом.

— Господь ему судья теперь, — пожал плечами я. — Вашей вины, Лев Иваныч, в его поступке нет, и сердца на вас я за это не держу.

Я покинул Сапегу, и уже через час садился в сани. Мы тепло распрощались во дворе замка, однако покидал я его не без облегчения. Всё же в логове лиса неуютно не только какому-нибудь глупому петуху, но и скопе с клювом и всеми когтями.

[1]Лист пшиповедны (пол. list przypowiedni) — грамота, которую посылали ротмистру, который должен был формировать подразделение. В этой грамоте указывались время службы, размер оплаты, условия, которым должны отвечать рекруты, их вооружение и снаряжение

[2] Человек предполагает, Господь располагает (лат.)

Глава 6

Могущественный сиротка

Вильно был не чета Витебску. Город совсем уже европейский, по крайней мере, на мой взгляд. Память князя Скопина, который никогда за границей, даже в литовских землях, не бывал, тут помочь не могла. И всё же, наверное, именно так выглядят заграничные города. С непривычными треугольными крышами домов, которые не имеют зачастую своих дворов и двери их выходят прямо на улицу. С массивным замком-цитаделью, где находился немалый городской гарнизон. Со смешением церквей, проезжая по городу я подивился на странное здание, вроде бы от здешних мало отличается, те же белые стены и красная прямая крыша, но над ней на зимнем солнце сверкает православный крест. Потом рассказали, что это Пречистенский кафедральный собор, выстроенный почти триста лет назад по образцу собора святой Софии в Киеве, но всё же без знакомых мне золотых куполов. Даже православные храмы тут строили по иному канону, не такому, как в Русском царстве. Видел я шпиль колокольни католического собора святого Станислава. Была в Вильно и лютеранская кирха, однако мимо неё проезжать не довелось. И всё же, как и Витебске многое было здесь знакомым. Длинным обводом стен Вильно напоминал Смоленск, вот только в Смоленске стена была каменной и такой толщины, что по ней проехал в возке Годунов, здесь же она была деревянной, башен на ней не было, да и город она не замыкала. Ближе к реке здания обширного посада, окружавшего Вильно, словно волны бурного моря захлёстывали берег, переходя уже в городскую застройку.

О моём прибытии уже знали в городе, и меня встречали у ратуши, куда я направил сани. В воротах Вильно меня ждал небольшой отряд сопровождения под предводительством молодого, но довольно корпулентного шляхтича. Он спрыгнул в гусарского аргамака и коротко поклонился мне. Как князь из Рюриковичей я мог бы вовсе из саней не вылезать или же пригласить его присоединиться, однако бог весть, кто передо мной. Поэтому я выбрался из саней и столь же сдержано кивнул ему в ответ.

— Вы, верно, знаете, кто я, — проговорил я, — но мне неведомо, кто встречает меня.

— Кшиштоф Радзивилл, — представился, снова поклонившись, корпулентный шляхтич, — герба Трубы.

— Вы молоды для виленского воеводы, пан, — с сомнением произнёс я. — Мне говорили, что он муж скорее зрелый, нежели молодой.

— Воевода мой дядюшка, Николай Христофор, — пояснил, подкрутив с улыбкой усы, князь, — он и в самом деле муж зрелый. Я же просто Христофор, но как и дядюшка предпочитаю, чтобы меня звали Кшиштофом.

А вот об этом Потоцкий не говорил, хотя быть может посчитал молодого Радзивилла слишком незначительной персоной, и потому до него очередь не дошла.

— Честь имею проводить вас, пан Михал, — князь назвал меня на польский манер, видимо, игра в русскость дальше Гольшанского замка пока не распространилась, — к Ратушной площади. Вильно — город большой и вам не знакомый, тут и заблудиться легко.

— Благодарю вас и вашего дядюшку за предусмотрительность, — кивнул в ответ я, возвращаясь в сани.

Молодой Радзивилл же ловко, несмотря на габариты, запрыгнул в седло и дал своим людям знак ехать вперёд шагом.

Наверное, будь я как и остальные верхом, мы бы куда скорее добрались до ратушной площади. Однако сани, запряжённые тройкой пройти могли далеко не по всем улицам Вильно, прошлось ехать центральными, зато на город посмотрел. А поглядеть тут и в самом деле было на что.

На ратушной площади шёл не бойкий торг, время было ближе к вечеру и уставшие торговцы кое-где уже закрывали лавки, иные же, торговавшие с прилавков, скидывали цену, чтобы распродаться поскорее да и уйти в тепло. Все оборачивались на нашу весьма внушительную процессию. Два отряда вооружённых людей и сани, запряжённые тройкой, вряд ли часто увидишь на улицах Вильно. Я велел остановить сани перед ратушей и выбрался из них. Спешившийся Кшиштоф Радзивилл вместе Зенбулатовым почти сразу присоединились ко мне.

На ступенях величественного здания с готической островерхой крышей меня встречали два представительных шляхтича со свитой. Несмотря на богатство одежд выделить лидеров оказалось довольно просто. Они словно образовали центр невидимого круга, все остальные как будто концентрировались вокруг них, стояли ближе к тому из двух человек, к кому больше тяготели.

Тот, что старше годами, явно виленский воевода. Он напомнил мне кардинала Ришелье из многочисленных экранизаций романа Дюма. Та же седина в волосах, острая бородка клинышком, в которой тоже поблёскивают серебристые пряди. Одет он был в немецкое платье тёмных тонов с воротником-тарелкой, поверх же небрежно набросил на плечи тёплую епанчу, отороченную соболем с меховым воротником. Рядом с ним стоял виленский каштелян, второй человек в столице, одетый как будто нарочито в польском стиле — расшитый кунтуш с завязанными за спиной рукавами, широкие шальвары, заправленные в подбитые мехом сапоги, на голове вместо шляпы меховая шапочка с затейливым серебряным украшением, поблёскивающим камнями. Ну и конечно у воеводы на поясе висела длинная шпага, у каштеляна же сабля-карабела с характерной орлиной рукояткой.[1] Поверх кунтуша каштелян носил распахнутую на груди соболью шубу.

— Рады приветствовать вельможного князя на нашей земле, — первым обратился ко мне князь Радзивилл по прозвищу Сиротка. — Надеюсь, Господь уберёг вас и ваше путешествие было спокойным.

— Вашими молитвами, панове, — ответил я, кивнув обоим как равным. — Путь мой прошёл покойно и препятствием были лишь проливные дожди да размокшие дороги.