Регрессор №15 (СИ) - Арх Максим

— Знаем-знаем, — закивал профессор, продолжая хитро щуриться. — Знаем и что потерялся ты… Знаем и что нашёлся… Знаем, — и тут он повысил голос, — что ты уже второй день в Москве и так и не позвонил!

— Да, я тут немного занят был, э-э… — покаялся я, сделав на лице кислую мину. — Дел много, как-то сразу навалилось. И все важные.

— Ага, понятно, — ощерился самый разговорчивый подручный и, переглянувшись с шефом, ёрническим тоном произнёс: — А у нас, значит, дела не важные и могут подождать… Можно, значит, ещё нас продинамить.

— Что⁈ — тут же взорвался профессор, переведя бешеный взгляд на меня. — Опять подинамить захотел? Этого у вас, молодой человек, больше не получится! — и ту же заорал. — Борщевский, хватайте его! Ведите в машину и смотрите, чтобы он от вас не утёк! — Я и рыпнуться не успел, как множество рук схватило меня, а душитель свобод приблизился ко мне и, глядя прямо в глаза, прошипел: — Сегодня ты расскажешь нам всё!

Их было больше, к тому же они были взрослее и мудрее. А потому сопротивления я оказывать не стал, а подчинился похитителям и таки сумел свободной рукой схватить из стола тетрадь с записями, под строгим присмотром проследовал за похитителями, огорошив секретаря всего лишь одной фразой:

— Если меня будут искать, я в МГУ.

Вначале я предполагал, что теорему Пуанкаре, которую в моей прошлой жизни доказал Григорий Яковлевич Перельман, я буду рассказывать именно математикам на их кафедре.

Однако масштаб проблемы и прошлое моё посещение данного учебного заведения вызвало и в этот раз абсолютный ажиотаж — был кинут клич и, уже через десять минут после моего приезда, огромная аудитория амфитеатра была набита битком.

Все собравшиеся, открыв рты, ждали полных доказательств того, что лучшие умы человечества не могли найти десятки лет.

Видя, что люди буквально горят жаждой знаний, я не стал подводить их надежды, а потому сразу же заявил:

— Сегодняшняя лекция, товарищи, будет носить фундаментальный характер. — И пока собравшиеся пытались осмыслить, что их ждёт, я, не теряя времени, открыл свою тетрадь с записями и начал выступление: — Товарищи, то, что мы сегодня сумеем вывести, будет решительным шагом советской науки вперёд. Но, товарищи, сразу хочу предупредить о нескольких вещах. Во-первых, эта теорема сложна и многие до конца не сумеют её понять. Но расстраиваться, товарищи, не нужно. Доказательство, которое я вам представлю, надеюсь, вскоре будет опубликовано в научных работах и уже после этого каждый желающий сможет, лично ознакомившись с ним, поразмышлять над решением, возможно, пересчитать, сравнить цифры, проанализировать и сделать свои выводы. Вначале же нашего пути в общих чертах поясню, какое именно из доказательств было мной выведено в математической форме. Для тех, кто чуть подзабыл, напомню, что в 1904 году Пуанкаре заявил следующее: «Всякое связное, односвязное, компактное трехмерное многообразие без края гомеоморфно трёхмерной сфере».

Я рассказывал крайне сложное для понимания основной массы математиков доказательство, пытался шутить, и при всём при этом мне было очень стыдно, что в этом мире пришлось присвоить себе заслугу в открытии, которое сделал Григорий Перельман.

В той жизни именно он сумел решить эту нерешаемую задачу.

Но сейчас, в этом мире, я пытался двигать прогресс страны во всех областях человеческого знания. Показав решение всему миру одной из труднейших задач человечества, советская наука показывала цивилизации, что является одной из передовых на планете, и что её путь верен и непоколебим.

Поэтому, прекрасно понимая, что поступаю не очень хорошо, я обнародовал те данные, которые мне не принадлежали. Как и почти от всех других своих проектов, от данной операции я не собирался получать какой-либо выгоды, кроме дополнительной известности. Мне не нужны были деньги, мне нужна была слава. Благодаря ей я и занимался медленным, но верным покорением мира. Что же касаемо денег, то они мне попросту больше были не нужны. Мне банально не на что было тратить даже те, что у меня уже имелись. Никакой изысканной пищи я не ел, никакие брендовые вещи мне на фиг не сдались, к золоту и драгоценностям же я был полностью равнодушен. Получалось, что все огромные деньги, что я зарабатывал, мне требовались только для одного — давления на начальство, которому мои миллионы были как кость в горле. Я уже даже не знал, сколько именно этих миллионов у меня на счету. Деньги шли отовсюду: с музыки, с книг, с фильмов. И шли они не только из СССР или соседних стран, а со всего мира. У меня не было абсолютно никаких сомнений, что через год-другой я уже буду только процентами получать если не миллиард в месяц, то несколько сот миллионов, и с каждой секундой эта сумма увеличивалась.

Одним словом, денег было не счесть. И сколько же из них я потратил? Ответ прост: на себя и на свою семью я потратил ровно ноль — нисколько. Как они лежали на счетах фиг знает где и фиг знает зачем, так и продолжали лежать.

Но, как говорится, хлеба они не просили. А жить, когда у тебя на счету есть сотни миллионов, как-то морально проще, особенно в реалиях СССР 1978 года.

А между тем, как только я взял в руки мел и подошёл к доске, в аудитории повисла полная тишина.

И я приступил к главному…

Немало шестерёнок в головах собравшихся учёных мужей было задействовано за всё то время, пока я расписывал формулу за формулой. Немало было мной выпито графинов воды с последующей беготнёй до санузла. Немало уставших, но восторженных лиц людей увидел я в этот день.

Учёная братия была поражена глобальным решением, что было использовано в доказательстве, и очень довольна тем, что решение это было, в отличие от общих формул, что я расписывал в прошлое посещение университета, максимально детальным и судя по всему, верным. Во всяком случае, тщательно конспектируя все мои записи, никто из присутствующих в аудитории коллег не усомнился в логике моего подхода.

Но это пока. Было совершенно очевидно, что в ближайшие дни, недели и месяцы они будут тщательно изучать полученную информацию, пытаясь найти ошибки и нестыковки. Что ж, пусть ищут! Я-то прекрасно знал, что ничего подобного найти они не смогут. Это доказательство в той жизни уже было неоднократно проверено и перепроверено, ведь не зря за данный труд Григорий Яковлевич Перельман был представлен к Медали Филдса, которую, к слову, по своим личным причинам решил не получать.

Нонсенс! Но гении мыслят не так, как обычные люди.

В этом историческом процессе будущую очевидную Медаль я тоже получать не собирался. Моим намерением было это доказательство подарить сотрудникам математической кафедры МГУ во главе с профессором Светловым. Я же должен был выступать в роли одного из группы математиков, которые и смогли решить то, что решить было попросту невозможно.

После того, как на доске после последней общей формулы мной была поставлена точка, раздался грохот аплодисментов.

По уставшим лицам присутствующих было видно, что хлопают они не только успешному доказательству, но и своей стойкости, ведь просидели мы тут не один час.

— Борщевский, он нас не обманул! — сипел забравшийся на сцену профессор, обнимая меня и всех, кто лез ко мне с обнимашками.

А было их немало. Если не весь зал, то как минимум половина присутствующих, радуясь окончанию творческого процесса, залезла в президиум.

Пользуясь тем, что вокруг после первых лучей радости начинается бурное обсуждение, передал более подробные записи профессору и, не прощаясь, юркнул к выходу из аудитории.

На сегодня свой долг перед советской наукой я посчитал полностью выполненным.

«Высшие материи — это хорошо, но пора вернуться к киноиндустрии. Что там у нас было по плану? Декорации для „Терма-2“? Пожалуй», — сказал себе я, переходя на бег.

Добравшись до метро «Университет», подошёл к таксофону и, достав из кармана двушку, позвонил Мячикову.

— Иван Сергеевич, здравствуйте. Это я.