Тактик.5 - Тимофей Кулабухов

— Ввести обвиняемых! — приказал я.

Два дружинника, безмерно гордые своей ролью в «шоу», вытащили на площадь моих «слуг». Зрелище было жалким. Их бархатные камзолы были измазаны в грязи, причёски истрёпаны, а на холёных столичных лицах застыла смесь страха и непонимания.

— Итак… суд ведёт герцог Рос Голицын, — начал я громко, чтобы слышал каждый, — Эти люди, а именно Лорик Сутулый, Безольс Ушибленный, Борг Ошибка, Фенвик Алхимик являются моими слугами. Подсудимые, скажите, вы мои слуги?

— Да, господин! — первым сообразил Лорик и бухнулся на колени.

Безольс сделал зверское лицо, но, как обычно, промолчал.

Я поморщился от этой реакции, но продолжил.

— Вчера вечером у кабака «Дымная пещера» принадлежащей орку Мастегу из рода Болотников к нам подошла группа свидетелей. Свидетели, выйдите, покажитесь народу.

Писарь старательно водил пером, записывая процесс судопроизводства.

Гоблины вышли, но не все, видимо, с похмелья не все смогли прийти и молча стали на всеобщее обозрение.

— Так… свидетели стали обступать меня и слуг, которые, вероятно, решили, что на нас совершается криминальное покушение. Решили они там, потому что свидетели достали свои тесаки. Но это милые ребята и ничего плохого они не задумали. Достали, чтобы показать, похвастаться. Но, будем откровенны, слуги мои решили, что ваши гоблины собрались на меня напасть.

Толпа напряглась и замолчала. Местные знали гоблинов и знали, что те и правда представляют собой опасность, однако им не хотелось, чтобы подростки, всё-таки это были свои хулиганы, не чужие, нарвались на наказание герцога, то есть моё.

— И вот подсудимые, без объективных причин бросили своего господина в беде… Ну, как они думали, в беде и сбежали. Между тем мы с парнями поговорили и никакого конфликта у нас, само собой, не возникло. В итоге, я имею прескверную ситуацию. С одной стороны, ваши ребята… к ним никаких претензий, славные парни, будущая опора города. А с другой стороны, мои слуги совершили акт предательства по отношению к своему начальнику и господину. Некрасиво получается.

Самый молодой из моего «штата» — шальной Фенвик поднял руку чтобы что-то сказать, но я его проигнорировал.

— Итак они виновны в измене. Так вот, народ Бинндаля, спрашиваю вашего совета. Как мне, герцогу Росу поступить с этими бедолагами? Повесить их? Или может выпороть и выгнать взашей?

Пару человек выкрикнули варианты про смертную казнь, но бабы быстро зашикали их и стали голосить за вариант публичной порки.

— Ну что сказать, — с деланной покорностью подвёл итог я, — Тогда с учётом мнения честного народа Бинндаля, я, Герцог Кмабирийских болот постановляю слуг Лорика Сутулого, Безольса Ушибленного, Борга Невиновного, Фенвика Алхимика уволить из моих слуг с позором, выгнать из города, а перед этим всыпать по дюжине плетей по жопе. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Палач, приведите, пожалуйста, в исполнение.

Приговор был встречен одобрительным гулом толпы. Это было понятно и справедливо в их глазах. Не беспричинная жестокость, но и не слабость.

Писарь дал мне протокол, в котором я расписался и ушёл, не желая видеть экзекуцию.

А народ остался. Ещё бы, при отсутствии других реалити шоу — это целое зрелище и развлечение.

Порка была недолгой, но унизительной. Мои бывшие слуги визжали и извивались под ударами, вызывая у суровых местных жителей лишь презрительные усмешки. После экзекуции их, всхлипывающих и униженных, вытолкали за городские ворота. Им дали по котомке с продуктами, хлеба, воды и выпроводили с фермерским караваном, который вёз хлеб в столицу провинции.

Их коней, а если быть точнее, то моих, перегнали к войту.

Я этого всего не видел, поскольку неспешно пошёл на рынок и купил у тех немногих бабок, что не ушли на «суд» разного рода провизии и потащил её к войту.

…

Завтрак у войта Юрбана был полной противоположностью трапезам в королевском гостевом доме.

Вместо безликих блюд на серебре — простая глиняная посуда на простом дубовом столе.

Вместо выпечки и фруктов — каша, дымящаяся яичница с кусками поджаренного сала, толстые ломти свежеиспечённого хлеба, от которого шёл умопомрачительный дух, и кружка с чем-то вроде травяного отвара, терпкого и бодрящего.

И это было великолепно.

Юрбан, потрёпанный жизнью, но сильный и кряжистый, обветренный мужчина с мозолистыми руками и честными глазами, ел с аппетитом, не отвлекаясь на светские беседы. Он был человеком дела, и я ценил это. После дворца и тесноты «гостевого дома», прямота этого человека была как глоток свежего воздуха.

— Значит, болота, — произнёс он, наконец, отодвинув пустую тарелку и вытирая губы тыльной стороной ладони. — Кмабирийские болота. Его Величество, да хранят его боги, не иначе как в скверном настроении был, когда подписывал этот указ.

— Друг мой Юрбан, а что сказывают про эти самые болота?

— Ну… Кмабирийские топи — это не армия, не враг. Их нельзя поджечь или обмануть. Это проклятая земля, древняя, злая. Там не то что армию тренировать, там пару дней выжить — уже подвиг. Старики говорят, что после Второй магической войны земля там так напиталась кровью и тёмным колдовством, что до сих пор рожает мертвецов. Кости сами из трясины лезут, стоит только солнцу сесть.

— О как… Вторая косми… магическая. А что насчет первой?

— Ой, ваша светлость, я в истории не силён, не берусь рассказывать.

— Ладно, спасибо и на этом, уже помог, друг Юрбан. А что у нас в окрестностях, нет ли почтовых воронов?

— Вороны-то есть. Только почта у нас не королевская. Держит её старый Хрокк. Своеобразный тип, но вороны у него лучшие в округе. Быстрые и умные. Если кто и доставит весть в Каптье, так это его птицы. Живёт на окраине, у самого болота. Его хибару ни с чем не спутаете — вся крыша в гнёздах.

— Отлично. А найдутся для меня чернила?

— И бумага?

— Бумага есть, нужны чернила и перо.

Через полчаса я уже шагал по раскисшей от грязи улице на окраину Бинндаля.

Хибара Хрокка и впрямь была примечательной. Приземистое, вросшее в землю строение, над которым вился дымок, а на крыше и на специально устроенных жёрдочках сидели десятки чёрных, как сама ночь, воронов. Они молча провожали меня своими умными глазами-бусинками.

Дверь мне открыл высокий, иссохший старик с носом, похожим на вороний. Длинная седая