Сердце Изнанки. Книга 3 - Олег Валентинович Ковальчук

Барон лишь хмыкнул. Ему явно ситуация доставляла веселье — он стоял с бокалом в руке и с лёгкой усмешкой наблюдал за замешательством собравшихся. Вениамин, абсолютно не понимая, что здесь происходит, лишь бросал на меня косые взгляды да держался в тени барона.

Рыжий Груздин также не вмешивался в ситуацию, лишь внимательно слушал. Когда Горин отправился к выходу, он крепко пожал ему руку. Эти двое явно одного поля ягоды, да уж, что Груздину, что Горину в лапы лучше не попадать. И очень мне повезло, что тот револьвер взорвался в голове спрута, иначе добрался бы до меня, и потом доказывай, что Луиза была ассасином и пыталась убить большую часть семейства Пылаевых.

«Ладно, нечего дальше здесь делать. Действовать надо», — решил я.

— Господа, — обратился я к присутствующим, — я вынужден откланяться. У меня сегодня был невероятно тяжёлый день, а завтра день будет ещё более тяжёлый, и мне просто необходим отдых.

Мне нужно скорее покинуть этот дом, потому что у меня стал назревать план. План, который мог бы спасти Медведева, но который, я это точно знал, не понравился бы ни Горину, ни Груздину, а скорее всего никому из присутствующих.

Глава 5

Закулисье

— Стойте, Константин, постойте же! — воскликнул мне в спину Петрищев, стоило мне направиться к выходу.

Я замедлился, обернулся.

— Вам есть что-то еще мне сказать? — спросил я

— Уж не хотите ли вы попытаться наедине договориться с Гориным? — спросил Петрищев. — Неужто вы не видите, насколько он несговорчив?

— Это да, — протянул мэр кивнув, — несговорчивый.

— А вы серьёзную заварушку заварили, Пылаев, — растянул губы в улыбке купец Мартынов.

— Отчего же я? — спросил я. — Эта заварушка была до меня заварена, я лишь пытаюсь человека спасти.

— Всё-таки пытаетесь, — вздёрнул палец Петрищев. — Это говорит о вас, как о прекрасном человеке! И у вас, конечно же, есть какой-то план? — спросил он.

— Боюсь, отвечать утвердительно на ваш вопрос было бы не совсем разумно, — произнёс я, окинув взглядом присутствующих. — Что могу сделать я? Второй сын не самого видного баронского рода, — скромно произнёс я.

Мартынов хмыкнул, хитро подмигнув мне. Он-то прекрасно знал, что даже у второго сына не самого видного рода могут найтись весьма неожиданные ресурсы. Особенно если этот второй сын связан со Злобиным.

— Ну, сегодня вы доказали, что способны на многое, — вежливо произнёс мэр Слуцкий. — Не хотите ли поделиться вашим видением на данную ситуацию?

Все взгляды обратились ко мне. Я почувствовал себя как на допросе — каждый из присутствующих пытался прочесть по моему лицу, что я задумал. А ведь я хотел уйти, надо ведь было генералу начинать всё сызнова… Хотя, признаться, задумал я нечто совершенно безумное. Но говорить об этом здесь, в логове потенциальных противников? Увольте.

Набрав полную грудь воздуха, я выдохнул:

— Казнь капитана Медведева станет огромной потерей для империи. На этом мне больше нечего добавить.

Груздин смерил меня пронзительным взглядом. Он молчал, но на его лице так и было написано: «Что-то ты точно задумал, я тебя насквозь вижу, парень». В его сторону я старался не смотреть. Слишком он проницательный и явно сможет создать проблем вне зависимости от того, какой степени криминальности план я выдумаю.

Мартынов то и дело заговорщически мне подмигивал, ехидно улыбаясь. Мэр с интересом смотрел на меня, Петрищев тоже. Но самый неприятный и цепкий взгляд был у барона Левина. Тот будто пытался определить, насколько я опасен и чего от меня следует ожидать.

Я же подсказывать ему абсолютно не собирался. Мы с ним враги, и рано или поздно мы с ним сойдёмся в схватке, это отчего-то было для меня очевидно. Не знаю, осознаёт ли это сам барон, но я ему тоже явно не нравлюсь. К тому же он чётко дал понять, что Злобин является для него врагом. И тот факт, что Пылаевы на стороне Злобина, является для Левина красным флагом. Он изначально будет рассматривать нас как потенциальных противников, а меня в первую очередь, учитывая, что сегодня было сказано.

Стоит ли обсуждать свои планы по спасению Медведева в таком обществе? Абсолютно не следует. Более того, это будет опасно, а значит глупо.

— Господа, — я слегка поклонился, — благодарю за гостеприимство, но мне, увы, пора. День был… насыщенным.

— Да-да, — подхватил Петрищев, — отдохните, молодой человек. Вам предстоит многое обдумать.

Раскланявшись со всеми ещё по одному разу, я наконец покинул дом Петрищева.

Не справедливо говорить, что этот ужин был бесполезен. По крайней мере, было одно ясно — никто из присутствовавших мне ничем не поможет. Все прекрасно понимали, какого масштаба трагедия намечается, но подставляться не собирались. Простой полковник, начальник тюрьмы, заставил их засомневаться и проглотить языки.

И плевать им, что герой такого уровня будет казнён из глупости и самодурства. Даже Петрищев, сколько бы он не изображал муки совести, похоже, и пальцем о палец ударить не планирует.

Да уж. Прогнило местное общество, хотя в этом есть и свои плюсы, ведь такими людьми легко манипулировать. Жалко, что у того же Груздина или у Горина не появилось желание во что бы то ни стало спасти жизнь капитана. Тогда я бы ни на миг не усомнился в том, что капитан выживет. А так — простые пустобрёхи, которые лишь изображают желание помочь, но ничего при этом не делают. Однако, если капитана удастся спасти, сразу первыми прибегут с заявлениями, как много они сделали.

Чинуши. В любых мирах и временах неизменны.

Выйдя на улицу, я решил пройтись до гостиницы пешком — вечер был ещё не поздний. Небо было светлым, а воздух на удивление чистым и пьянящим, несмотря на то, что я находился в самом центре города. Видимо, это достоинство подобных городов, которые расположены в лесистой местности.

Я глубоко вдохнул, ощущая, как уходит напряжение этого долгого дня.

Стоило мне пройти метров сто, как рядом со мной остановился чёрный автомобиль. Стекло пассажирского сиденья опустилось, и на меня уставился мэр.

— Интересный вы человек, Константин Пылаев, — произнёс он.

Я тоже остановился, глядя на него.

— Господин мэр, вы решили со мной что-то обсудить?

Слуцкий посмотрел на меня в упор, и взгляд его был совсем иным, нежели на приёме у генерала — жёстче,