Патриот. Смута. Том 5 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Кто под ляхом ходить не хочет? Жду здесь. Как положено — конно, доспешно и оружно. Как в списке. Всех перепишем в сотни. Гарнизону, оставшемуся тоже оружие, выдадим. Негоже ему в закромах лежать.

Народ воспринял это все очень позитивно. Мы же имущество в пользование выдаем — а это дело славное.

Началась рутинная, учетная работа, которой Григорий у меня в Воронеже занимался.

Сотников я пока что оставил здесь, при себе — понаблюдать, последить. А Якову и его людям вместе с уже проверенными, спокойными, недавно захваченными в кремле людьми поручил найти писарей, подьячих и всех, кто читать и писать умеет. Начать имущество инвентаризировать, выдавать тем, кто в сотни будет записываться. Поднять архивы и списки тех, кто как здесь вообще приписан.

Дел было на сутки точно. Значит, Тренко с армией уже доберется к бродам. Скорее к вечеру. К нему я отправил гонца, чтобы не торопился и никаких агрессивных действий не предпринимал. И к нам пару сотен конных отправил, для быстроты. Тех самых, что с луками были. А еще Григория с писарями Савелием и Петькой.

В городе пошла работа. Из монастыря и близлежащих хуторов приходили люди, кланялись. Признавали, что власть сменилась. Дары несли, кто что мог. Народ, который поначалу воспринял произошедшее, как-то с подозрением, довольно быстро осмелел, освоился. Я никого не вешал, никого не бил, власть менял только в формате цели. Ради чего мы здесь все стоим и кому служим, для чего работаем и существуем.

Царь Дмитрий и шаткое к нему отношение сменилось идеей того что надо в Москве Земский Собор собирать и самим! Ведомо ли! Простым людям выбить царя. Идея эта укоренилась в умах достаточно хорошо и быстро.

Но, за сотниками я все же наблюдал. Не было у меня уверенности, что все они будут готовы мне вот так запросто подчиняться, поэтому к каждому приставил по два-три своих человека.

Чуть за полдень, когда я расхаживал по двору кремля, где шла запись в полнокровные сотни служилых людей, толпящихся вокруг — раздался шум. Влетел гонец, сопровождаемый одним из моих бойцов. Слетел с коня.

Уставился на меня.

— А, Волков, атаман… — В глаза его стоял немой вопрос — Что здесь происходит?

— Я здесь теперь воевода. Чего случилось?

— А, э…

— Говори. — Я махнул рукой на знамя, закрепленное у терема. Под ним спокойно, сидя на ступеньках дремал Пантелей. — Видишь что. Говори.

— А, о как… Господарь. — Он поклонился как-то рассеянно. — С юга три сотни идет. Оскольцы. Конно. К вечеру будут.

Глава 7

Дела завалили по самое горло.

Вся эта бумажная волокита и взаимодействие со складами тяготили. Не любил я всего этого в прошлой жизни. И в этой не собирался заниматься. Но, за неимением Григория, приходилось самому. Оказалось, что подьячий достаточно незаменимый в этом плане человек. Ответственный и надежный подьячий, ставший собратом, близким другом за столь короткий месяц.

Понимал я его ворчание, еще в Воронеже. Когда приходилось ему заниматься примерно тем же, что и мне сейчас.

Сидел в тереме, в приемном покое, иногда выходил, общался с людьми, приходящими для учета. Приходилось взлетать в седло, мчаться то к одному складу, то к другому.

И думать.

Проблемы было две: оскольцы и внутренний заговор. Второе беспокоило больше, но вначале нужно было решить, что с первым делом. Недовольные переменой власти, думается, воспользуются подходом каких-то сторонних сил и постараются что-то организовать.

Мысли, что и как у меня были.

Но, вот что с оскольцами?

Мне встречать. Только вот вопрос, а каков настрой у этих казаков и какие взаимоотношения с Ельцом до моего появления? С их воеводой и со стоящими за ним Заруцким и Лжедмитрием. В случае шума, гама и попытки обратного переворота, встанут ли они за повстанцев или займут выжидательную позицию.

А если учесть, что я дожидался к вечеру получить от идущей к талицким бродам своей армии две сотни в помощь. Как бы чего сомнительного не вышло. Хотя. Там и там казаки, не татары, не ляхи, может, даже знакомцы какие-то. Так что, может, и к лучшему даже, что две сотни Чершенских всадников я запросил на подмогу. Поспеют ли только или нет, тут неясно.

И еще меня интересовал один момент.

Ушел ли гонец какой-то к бродам от Ельца до того, как я в нем власть взял? Или после? Уже по факту смещения атамана Волкова. Был ли он вообще? мои люди не видели, но никто не отменял тайных ходов, и ночью я перестал контролировать выезды и окружающую территорию.

Если он ушел, проскочил, то как на это отреагирует воевода елецкий. Очень интересная ситуация. Он с войском из города ушел, меня встречать, не пускать. А я город взял. Сижу здесь и в целом, жду его.

Так-то — я к любому ответу готов. План действий имеется и накидан. Но, что сделает враг — это всегда интересно. Какими ресурсами в данном случае информационными он обладает.

И второй момент. Оскол — три сотни придут. А что Курск и Белгород? Они людей пришлют или останутся в стороне. Пока не ясно. Гонцы толкового ничего не сказали.

А мне каждый человек важен.

Но, в большом деле, приходится делегировать с навсегда предсказуемым итогом.

Работа до вечера шла в авральном режиме. Пара найденных писарей справлялась с трудом, приходилось вмешиваться самому. Люди служилые, примерно часам к трем, по моим подсчетам все прошли перепись, сверились. Большинство указало свое желание двигаться на север и дать присягу.

Дошли руки до разбора прочих бумажек.

Интересно работалось с документами, говорящими кто ушел вместе с Семеном Беловым.

Забрал он всех стрельцов, это порядка двух сотен, детей боярских две неполные сотни и казаков аж три сотни, неполного состава. Беломестных, которые ранее Саве Усу подчинялись — две. И одну, крупную, видимо, личную «гвардию».

Осталось в Ельце три сотни большего состава полковых казаков и пушкари, затинщики, кузнецы и прочие мастера. Последних — людей ремесленных было немного, но переписаны все и учтены. Как и в Воронеже, поставлены на воинскую службу. А как иначе?

Первое дело — чинить оружие и крепостные стены в порядке держать.

Также числилось, что у бродов талицких всегда сотня казаков неполного состава стоит. Стражу несет. Воевода собрал еще и дворянское ополчение, но не то, чтобы очень удачно. Станы отвечали медленно, людей присылали плохо. Полсотни набралось с трудом. И он их влил в отряды детей боярских. Это и понятно — сторожить-то степь кому-то нужно.

Да и взаимоотношения между дворянами и казаками всегда были натянутыми.

Наложился этот фактор на сбор или нет? Интересно.

Посчитал, прикинул по записям и о Ливенских и Лебедянских людях. Первые были крупной крепостью и прислали аж четыре сотни казаков. А вот от вторых пришло неполных две сотни. Вроде бы вблизи Лебедяни тоже были броды и переправа, отчего крепость там была некрепкая людьми, я не понимал.

Видимо, стратегия защиты от татарских орд и построение засечной черты была какая-то иная. Либо, несмотря на броды, дойти до Лебедяни было нелегко по каким-то географическим причинам. Сложно — мне человеку двадцатого века, привыкшему к асфальтированным трассам или хотя бы хорошо накатанным колеям понять такое. Да и автомобили, БМП, танки и прочая техника действовали в условиях маневренной войны. А здесь, какой маневр… Лошади пять десятков километров пройдут, и это уже подвиг. После такого марша в бой особо не вступишь.

Все очень медленно, и расстояния кажутся невероятно колоссальными.

Вон Кан-Темир попробовал, и к чему это привело. Полный разгром в вечернем бою. Утомленные войска, напряженные предводители, желание побыстрее завершить битву, а следовательно — больший шанс влететь в засаду. Совершить ошибку и нарваться на хитрый план опытного противника.

Вздохнул. Мысли о прошлом отбросил, уткнулся в изучение документов.

После учетных бумаг личного состава пошли бумаги учета снаряжения.

По ним выходило очень много всякого снаряжения. Прямо поле непаханое и доспехи, в том числе кирасы и копья, обычные и пики, указанные как «немецкие» полученные из Задонского монастыря. Имелась и артиллерия, и аркебузы и тяжелые мушкеты, с подсобниками. Обязательно надо будет сотню или даже две снарядить этим оружием. Чем ближе к Москве, тем больше шанс нарваться на латную польскую конницу. А даже сотня людей в тяжелой броне может натворить дел. Мои дети боярские, хоть и крепки, и готовил я их, и снаряжал для конного, копейного боя — вряд ли что-то смогут противопоставить крылатой гусарии.