Патриот. Смута. Том 5 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Кхм…

Я несколько отвлекся от разговора с сотниками, а они смотрели на меня, ждали.

— Так вот. Если ваш воевода под Заруцким ходит, то вы все тут ляхам служите. Вот мое слово. Заруцкий после разгрома тушинского лагеря и бегства Дмитрия с ним разошелся и ушел к Смоленску с частью войска. А ляшская принцесска, Мнишка, католичка. Детей им бог не дал.

Чудно, неужто люди эти не знали, что да как? Ведь Лжедмитрий уже рассылал бумаги, говорилось в них, что он защитник земли русской и что надо ляхов всех с земли выдворять. Тут я с ним согласен был. Только вот, с учетом того, кто за ним изначально стоял и кого он вокруг себя собирал — выглядело это смешно. Тот, кто ляхов на землю нашу водил, теперь против них встал.

Не будь трагедии Клушинской…

Ладно, не об этом сейчас.

— Ну так что? Сейчас Люд елецкий к стенам подойдет. Говорить с ними будем. Клятву давать в верности Земле Русской, вере Православной и в том, что Земский Собор решать должен, кому на Руси править. Что скажете, граждане?

Нравилось мне так не определившихся людей звать.

— А я токмо чишо мыслю. — Подал голос до этого молчавший Сава. — Волков дюже лют был. Зол и нас побивал часто. Так, собратья.

Сотники закивали.

— В этом прав Игорь Васильевич. Это ежели раз. Второе. Игорь Васильевич татар бил. Землю нашу от них сберег. Повод это уважить человека. Так?

Те кивали еще сильнее.

— Про Заруцкого, слышал я. И про Димитрия, гутарили разное. — Он вздохнул, тоже поднялся, посмотрел на меня. — Ну не могет человек два разА воскреснуть. Ну как это, собратья!

— Он же не Христос. — Проговорил я холодно. — Не господь бог.

— Вот, умно гутаришь. Сколько можно то, одним, другим. Хватит. Собор, я считаю. Дело толковое. — Он взглянул на меня, на них. — А ежели мы тута сидеть просто будем, то и развалится все. Сегодня сидим, завтра сидим, потом сидеть не на чем будет. Ляхи да татары все заберут.

— Так как пойдем то? Ушло сколько к бродам. — Выдал один из сотников. — На кого город оставим?

— Так, то наши люди. Чишо мы, не убедим их в том, что дела наши ратные, правые. А не этого. Заруцкого. Чишо нам Димка вор люб, что ли. Мыслю. Уж так больно люб, а?

Разошелся ты Сава, ух разошелся.

— Так, не очень-то и люб. — Проговорил один из сотников.

Остальные закивали.

— А Игорь Васильевич, как атаман, люб?

— Так, рано пока, Сава. — Я поднял руку. — С тем, что против Дмитрия идти не страшно, определились. Дело теперь иное. Склады ваши елецкие, что, все раскрыл воевода, все забрал, все увез?

Они переглядывались. Один под дурачка закосить решил.

— Так, какие склады, воевода?

— Которые лет пять назад здесь и в Воронеже собирались. Для похода на Крым, на Азов. Где все? Порох, свинец, доспехи, копья, аркебузы?

— Так это… Семен Белов настрого запретил…

— Чего? — Я признаться ошалел от такого.

— Запретил. — Выдал Фома Буйнов — Сказал, сам Царь ему ключи от этого имущества выдал. Не положено. Часть в моем складе хранится, под замками. Часть в житенном. Часть здесь, по разным местам.

Я что-то совсем ничего не понимал. У воеводы под боком огромный, сопоставимый с воронежским, или еще больший арсенал, а он его не использовал. Это как?

— А, почему вы это все не используете? — Задал я казавшийся мне невероятно резонным вопрос.

— Так, приказа не было.

Ох… Слов нет, одни эмоции.

— А он, почему сам? Не вскрыл?

— То не знаем. Не велено ему было. Вот и хранит. Головой отвечает.

— То есть он сам людей в бой повел, не вооружив и не снабдив хорошо.

— Ну, так… У кого серебро было, он тому выдал. За монету.

Моя картина мира наткнулась на миропонимание феодального человека. Здесь дело то какое. Я же ратовал за общее дело. А здесь получалось, что раз некоему воеводе доверено имущество, он его и хранит до приказа сверху от сюзерена. По-тихому приторговывает себе в карман. Ему не так важно, насколько хорошо вооружены его бойцы. Это их дело. Дело царя снаряжать войска, если нужда такая. Дело войск — самим себя обеспечивать, раз их на землю посадили. А сотник, воевода — только руководит. Может быть, свою личную сотню он обмундировал по лучшей форме, к себе приблизил, но всех остальных, как выяснилось, держал с тем, что у них было.

Хочешь снаряжение получить, деньги плати. Тогда из складов получишь имущество, чтобы воевать.

Интересно, во время осады Ельца царскими войсками также было. Бойцы на стенах кровь проливают, а куча новеньких аркебуз в подвалах лежит. М-да… Чудно.

— Ясно. Раз город мой. Власть моя. Все это перепишем и всем под запись выдадим, кто в караулах стоит, кто дозоры несет и в первую очередь кто со мной на север пойдет.

— А деньги?

Я не слушал, говорил, что считал нужным.

— Сотни сформируем. Мы так в Воронеже решили. Четкие, ровные, вооруженные по одному образцу. Пешие — стрельцы и пикинеры, конные — тяжелые и с аркебузами по типу рейтар. Это мое слово. В книги внесем все, в зачет жалования пойдет.

— Так это… — Они были прилично удивлены.

— Казну городскую он хоть забрал, воевода ваш?

— Ну да. Это само собой.

Здесь не промахнулся, вывез, что мог в золоте и серебре.

— Ясно.

Появился один из моих бойцов. Произнес:

— Воевода, господарь, Игорь Васильевич, там народ елецкий под стены собирается. Тебя требуют.

— Буду сейчас. — На улице действительно шумно становилось. Обратился к сотникам. — Если мы с вами договорились. То пойдем. А что с Волковым делать, потом решим.

Они закивали, и мы все двинулись к воротам в кремль.

Я взошел на конструкцию, что была над ними, защищенную от выстрелов и прикрывающую вход. Народу к холму пришло не так много, как это было в Воронеже на основном смотре. Все же многих с собой забрал воевода. Мои прикидки подтвердились, почти две трети вооруженного, служилого населения.

Но, здесь в отличие от Воронежа собрались еще и женщины. Видимо, жены тех, кто ушел.

— Здравствуй, народ Елецкий! — Выкрикнул я, смотря на них. — Игорь Васильевич, из Воронежа, воевода!

— Здорова. Здоровее видали. Кто таков. Это же тот… Который тот. Царь… А, ну… Атаманы где? Сотники? — Толпа галдела, нервничала. Радовало, что никто не выкрикивает — «убийца». «вор» или любимое здешним людом — «пес».

— Здесь. — Я повернулся к стоящим чуть ниже сотникам. — Подойдите.

Они послушались и встали подле меня. Не связанные, не плененные без следов побоев на лицах и телах. Все это показывало, что я пришел с миром.

— Пантелей, знамя! — Богатырь, который не отставал от меня ни на шаг, распахнул наш прапор за моей спиной.

Люди начали переглядываться, охать, пальцами тыкали в развивающееся красное полотно.

— Иван Волков! Атаман ваш! Напал на меня и был бит! Жив он, здесь, но связан, чтобы не дурил больше.

Народ внизу переговаривался, но громких криков не последовало.

— А что ты к нам пришел-то? — Вперед выступил какой-то казак, молодой, лихой. — Атаманов наших у себя держишь. Крепость взял. Ты же с Воронежу, а у нас тут свой закон.

— Закон везде един! А пришел я, вас звать на Москву идти.

— Ходили уже… Царь, это же Царь… Флаг, смотри, мне, батька… Убил же, бил.

Мнение толпы как-то разделилось. Единства не было.

— Так! Народ елецкий! Кто со мной хочет, тех в сотни записываю. Снаряжение даю, питание гарантирую и плату. Полрубля серебром. Пешему. Конному по рублю, если коня сам привел. В месяц.

Услышав про деньги, народ заинтересовался. Начал переглядываться, переговариваться.

— А с теми, что к бродам ушли, что! — Заорал другой казак. — Брат у меня там.

— А мы по дороге их захватим! Кто из них решит пойти!

Они недоумевали, не понимали, как так можно.

— Семен Белов ваш ляхам продался! — выкрикнул я тем временем. — Заруцкий, что поставил его над вами к Сигизмунду ушел! вы же под ляхов идти не хотите? А. православные?

— Да ну, брехня… Да, слышал это… То Царь… Да точно.