Опричник (СИ) - Борчанинов Геннадий

Глава 8

На подворье Амира Газиева, одного из немногих татар, сотрудничающих с Москвой, мы прибыли уже после того, как закончился намаз. Кто-то назвал бы этого человека предателем и коллаборантом, но я считал его просто разумным человеком, прекрасно понимающим сложившуюся ситуацию.

К тому же Москва издавна ставила в Казани своих ханов. Османы и крымцы ставили своих, Москва снова ставила своих, и это перетягивание одеяла тянулось аккурат до завоевания города. Одно время Казань даже была вассалом Московского царства, потом стала вассалом Османской Порты. Ну и в конце концов русский царь не оставил казанским татарам выбора, раз уж они не могли сами определиться.

И молчаливое большинство простых татар спокойно воспринимало факт завоевания, тем более что русский гарнизон никого не притеснял и не угнетал. Татары были вольны жить, как им угодно, почти как встарь, за исключением работорговли и набегов на Русь.

А вот крикливое меньшинство пострадавшей татарской знати истекало ядом, громко заявляя о своих попранных правах и обидах, учинённых им лично воеводой, царём, русскими купцами и всем Московским государством в целом.

Зато православные татары, кряшены, горные и луговые марийцы, чуваши и прочие народы бывшего Казанского вилайята вздохнули теперь спокойно.

Прижать бы ещё и Крым, и было бы совсем хорошо. Но даже так восточные рубежи царства теперь жили гораздо спокойнее.

— Проходите, гости дорогие! — вышел к нам сам Газиев после того, как мы продемонстрировали его охранникам печать воеводы и сказали, что пришли по важному делу.

Говорил он по-русски с едва заметным акцентом, выглядел достаточно пожилым и опытным человеком. Лицо изрезано морщинами, на висках белела седина, но бороды он не носил, только тонкие усики.

— Здрав будь, — поздоровались мы с Фёдором по очереди.

Я заранее попросил брата не демонстрировать среди татар знание их языка, в надежде, что они сболтнут что-нибудь лишнее.

— Гость в дом — радость в дом! Как говорил Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, пусть не ждёт добра тот, кто не оказывает гостям должного приёма! — зачастил татарин.

— Мир дому твоему, многоуважаемый! — с улыбкой произнёс я. — Князь Воротынский указал на тебя, как на достойнейшего из казанцев, и мы пришли, чтобы выказать тебе своё уважение!

Восток — дело тонкое, и самая грубая лесть способна здесь работать не хуже тонких дипломатических методов. И моя лесть Газиеву явно пришлась по душе. Ещё и признание воеводой его заслуг ему наверняка понравилось, так что он пригласил нас в дом, где уже накрывали на стол.

Он усадил нас на почётные места, принимая со всем уважением. Две женщины, постарше и помладше, поставили перед нами пиалы с водой. Такую же поставили перед Амиром, и он насмешливо глядел на нас, улыбаясь и ожидая, что мы будем делать. Фёдор, очевидно, посчитал, что это питьё, взял пиалу, но я толкнул его коленкой под столом, а потом окунул пальцы в воду и омыл руки согласно обычаю. Брат поспешил сделать так же, а затем и татарин, пробормотав хвалу Аллаху, омыл руки, прежде, чем начать трапезу. Шалость его не удалась.

Нам подали густой мясной суп, напоминающий шурпу, и мы, по обычаю перекрестившись перед приёмом пищи, начали есть. Отказаться мы не могли, наносить обиду гостеприимству татарина не хотелось. Нам, наоборот, требовалась его поддержка и помощь.

Никогда не был фанатом татарской и вообще азиатской кухни, я всегда предпочитал наши родные котлетки с пюрешкой, но ради такого дела можно было и шурпы похлебать, и айрана выпить, и перемячами закусить.

О делах во время еды не говорили. Я время от времени выказывал своё восхищение блюдами, заставляя татарина улыбаться, но про дела — ни слова. Восточная традиция долго и занудно ходить вокруг да около, не переходя к сути дела, меня изрядно бесила, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и я вынужден был подстраиваться под местные реалии.

Но когда на стол поставили сладости, я понял, что пора бы уже переходить к делу. Сладкое в меня уже не полезло, а чая к нему, увы тоже не было. Вместо чая пили какой-то травяной сбор, из которого я достоверно узнал только чабрец. Фёдор так и вовсе объелся так, что не мог даже пить. Хозяин поглядывал всё с той же насмешливой улыбкой.

— Мы зашли не только чтобы выказать тебе своё уважение, почтенный, — сказал я. — Из Москвы мы прибыли по важному делу, а князь Воротынский сказал, что ты сможешь нам помочь.

— Как нынче в Москве? — татарин вновь попытался увести разговор в сторону.

— В Москве обеспокоены тем, что на восточных рубежах начинаются волнения, — сказал я.

Амир Газиев закивал, оглаживая выбритый подбородок.

— Ничего не укроется от взора русского царя, да продлит Аллах его дни, — сказал татарин.

Я внимательно посмотрел на него, но, похоже, он говорил серьёзно. Если он вёл дела с Москвой и при хане принадлежал к московской партии, то ему, наверное, можно доверять.

— И я здесь, чтобы быть его глазами и ушами, — сказал я.

— Большая честь — принимать в своём доме такого человека, — закивал Амир.

— В Казани я человек новый. И мне нужна помощь кого-нибудь из местных, — сказал я.

— Блажен тот, чьими руками творится благо, и горе тому, чьими руками совершается зло, — сказал татарин. — Так говорил Пророк, да благословит его Аллах и приветствует.

— Безграничная мудрость в этих словах, — сказал я. — Если бы нашёлся верный человек, который указал бы мне на зачинщиков этих беспорядков, уверен, государь высоко оценил бы его старания.

Газиев снова растянул губы в холодной улыбке.

— Честный человек не станет доносить на своих врагов и недоброжелателей из-за одних только подозрений, ведь если они не подтвердятся, тень падёт и на него самого, — уклончиво сказал татарин.

— Честный человек может поделиться своими подозрениями, — сказал я. — Не на пустом же месте они возникают.

Татарин закинул в рот шарик из сладкого теста, облизал пальцы, отпил из пиалы, задумчиво глядя на остатки трапезы.

— Не на пустом… — хмыкнул он. — Но и имена здесь звучать не будут.

Я нахмурился. Я всё-таки рассчитывал на плодотворное сотрудничество. Особенно после того, как мы потратили здесь столько времени.

— Имён я не назову. Но скажу, где можно найти тех, кого вы ищете, — задумчиво произнёс Газиев.

Ладно, и на том спасибо. Хотя я предпочёл бы без лишней мороки услышать имена, найти подтверждение и свалить обратно в Москву, предоставив всё остальное князю Воротынскому. Но придётся, похоже, идти по сложному пути.

— Ведомо мне, что собираются они в мечети. В Татарской слободе, — опустив глаза, произнёс татарин. — Там искать надобно.

Логично. Где ещё могут открыто собираться заговорщики. Там, где можно собираться, не вызывая подозрений. Да и ни один русский туда не войдёт. Идеальное место.

— Благодарю, почтенный, — кивнул я, приложив руку к груди. — Да пребудет всегда в твоём доме мир и покой.

Мы ещё немного обменялись велеречивыми славословиями, будто соревнуясь в том, кто красивее и вычурнее похвалит друг друга, а потом раскланялись и попрощались, заверяя друг друга в вечной дружбе. Пришлось пообещать ему снова заехать в гости, а он, в свою очередь, вынужден был согласиться на встречу в Москве, если туда его заведёт дорога.

Но всё-таки мы с Фёдором вышли на улицу, и я с облегчением выдохнул, утирая шапкой выступивший пот. Беседа с татарином изрядно меня утомила, никогда бы не подумал, что можно потратить столько сил на обычный разговор.

— Странно это, конечно, — пробормотал брат, когда мы немного отошли от подворья.

— Что странно? — спросил я.

— Ну… Мы не так давно друг дружке глотки резали… А теперь вот… В вечной дружбе клянёмся, — сказал он.

— А что, дальше резать предлагаешь? Им здесь жить. И нам тоже. Мирно сосуществовать надо, — сказал я.

— Скользкий тип, — покачал головой Фёдор.

— Готов поспорить, мы ему тоже не понравились, — усмехнулся я. — Ну а что поделать, жизнь такая.