Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Он замолчал на секунду, будто решаясь.

– И вот тогда, – сказал Ваня наконец, – я решил попробовать так называемые бустеры.

– Это что за зверь такой – твои бустеры? – приподнял я бровь, впервые услышав это слово.

Ваня покосился на меня.

– Ну, знаете… это как допинг у спортсменов, – объяснил он спокойно, почти буднично. – Они хорошо тонизируют, позволяют не чувствовать усталость. Ну, вот как энергетики, только сильнее. Я и те пил по пять штук за ночь, буквально заливался ими, – он усмехнулся, – но они уже перестали помогать.

Я едва сдержался, чтобы не сказать вслух что‑нибудь вроде «а выспаться не пробовал?». Я всё‑таки промолчал. Легко быть умным задним числом, особенно когда речь не о твоей жизни и не о твоих нервах.

– И вот я решил попробовать эти бустеры, – продолжил пацан, будто не заметив моей реакции. – Тем более, другие ребята из команды советовали. Говорили, помогает. У всех показатели выросли – реакция, точность, концентрация. Играть становилось проще, а результат становился лучше.

Я прекрасно понимал, о каком «чудодейственном средстве» идёт речь. Та же старая история – химия, как и любой спортивный допинг. Сначала даёт крылья, потом их обрезает к чёртовой матери. Вот только падать при таком раскладе было уже гораздо больнее – как‑никак повыше взлетел…

Да и вообще я хорошо помнил, сколько пацанов‑культуристов ложились в сорок лет в землю. В моё время такие умирали как мухи – у кого начинались проблемы с сердцем, у кого с печенью или с нервами.

И всё было из‑за того, что они пичкали свой организм всякой дрянью, веря, будто нашли короткий путь к успеху.

Да, вначале «это» действительно помогает. Результаты растут, реакция становится быстрее, мозг будто заостряется. Но расплата неизбежна – организм не прощает такого насилия. Всё это заканчивается одинаково: тело начинает пожирать само себя.

Выяснилось, что Ваня попробовал бустер один раз – и, как он сказал, сработало. Потом ещё раз и снова получил эффект. А дальше – привычное развитие событий: дозу приходилось увеличивать, чтобы сохранять тот же уровень игры.

– И тогда все деньги начали уходить туда, – хмыкнул он, словно рассказывал про что‑то обыденное.

– Но я нормально зарабатывал, и мне это было по карману. Зато выросли результаты, – в его голосе прозвучала гордость, почти детская, – мы начали забирать командные соревнования одно за другим. Но потом…

Ваня запнулся, глаза его опустились, а слова застряли в горле.

– В один прекрасный момент они просто перестали мне это продавать, – выпалил он после короткой паузы.

Он говорил дальше, а я мысленно уже выстраивал картину, слишком знакомую по жизни, чтобы в ней осталось хоть что‑то неожиданное. Схема была стара, как мир. Сначала тебе дают попробовать, втягивают, дают почувствовать вкус результата.

Потом – бац, и обрубают доступ. И если хочешь снова получить дозу, будь добр, стань частью цепочки.

Плюс‑минус всё стало ясно. Ваню грамотно отработали через зависимость… Да, это были не классические барыги в подворотне, но суть осталась та же. Теперь, чтобы получить очередную порцию бустера, Ваня должен был сам стать звеном в этой схеме.

Отступить пацан уже не мог: организм требовал, а система держала крепко.

Хотя, судя по тону, Ваня и сам понимал суровую реальность. Всё, что пацан когда‑то выиграл, все его «достижения» и громкие результаты, теперь слетели к чёртовой бабушке. И сколько бы он себе ни внушал обратное, внутри Ваня уже знал, что это конец.

Допинг, как и всякая подобная дрянь, сначала дал Ване отличный результат. А потом эффект пошёл в обратную сторону. Организм выгорел, как перегоревшая лампочка, и результаты рухнули даже ниже того уровня, на котором он был до всей этой химии.

Вот тебе и урок жизни – жёсткий, но действенный. Однако сейчас важно было не это. Вопрос стоял другой: осознал ли парень, в какой яме оказался. И, пожалуй, главное – хочет ли выбраться?

Ваня умолк, будто обдумывая всё, что сказал. Несколько секунд мы шли в тишине, пока я наконец не заговорил сам:

– Как ты уже понял, ко мне обратилась Марина.

Пацан кивнул, явно ожидал этих слов.

– Но прежде чем мы продолжим, – сказал я, повернувшись к нему, – я хочу, чтобы ты понял одну простую вещь. Твоя сестра – один из самых достойных и светлых людей, которых я встречал за последние годы. И твоя сестра – это тот человек, который как минимум заслуживает права быть счастливой.

Я резко остановился и посмотрел Ване в глаза.

– А ты, Ваня, тот, кто ей это счастье отбирает, – сказал я.

Пацан опустил голову, плечи ссутулились.

– Я понимаю… – шепнул он.

– Хорошо, что понимаешь, – кивнул я. – Потому что я здесь именно для того, чтобы убрать причину. В твоём лице.

– Понимаю…

– У тебя есть выбор, – продолжил я. – Можешь сказать, что не собираешься ничего менять, что хочешь продолжать всё это дерьмо, чем занимаешься. Это твоё право. Но тогда ты прямо сейчас забудешь дорогу домой. Раз и навсегда. Потому что я не позволю тебе сделать Марину несчастной.

Слова повисли в воздухе. Ваня вздрогнул, будто от пощёчины.

Я дал ему секунду перевести дыхание и добавил – спокойнее, но одновременно жёстче.

– А можешь сказать, что осознал, что натворил. И тогда я помогу тебе. Не просто словами, а реально помогу.

Я замолчал и смотрел на него, не отводя взгляда.

– Выбирай, – бросил я. – Как ты хочешь дальше жить.

Парень молчал. В этот момент всё решалось – не для меня, а для него. От того, что Ваня скажет сейчас, зависело, какой будет его жизнь дальше. Он предпочитает падать и дальше вниз, в болото? Или хотя бы попытается вытащить себя за шиворот обратно к свету?

Помолчав, пацан гулко выдохнул, будто наконец решился.

– Я готов, – твёрдо сказал Ваня. – Я понимаю, что всё это тянет меня на дно. А я не хочу там быть. Хочу вернуть жизнь в то русло, где она была… играть дальше, выигрывать.

Я покосился на него, молча. Хотелось верить.

Хотелось… но я знал, как всё устроено. Увлечение такими вещами без последствий не обходится. Слишком много организм платит за искусственное топливо.

Нет, я не собирался рушить его надежду, но понимал, что, вполне возможно, прежней формы он уже не вернёт. Тело, измотанное допингом, не простит такой ошибки.

Зато теперь во взгляде Вани появилось что‑то новое. Ещё минуту назад глаза были мутные, усталые, полные безысходности, а теперь будто прояснились. В них появилась живая искра – та самая, без которой человек превращается просто в тень. Похоже, Ваня действительно говорил то, что чувствовал.

– Я просто не знаю, как это сделать, – признался он. – Я уже думал об этом, но… не знаю, как что‑то изменить.

– Сделать первый шаг, – спокойно ответил я. – Признать, что у тебя есть проблемы.

– Они есть, – кивнул он, не споря. – Я это признаю. И я правда хочу всё это исправить… вылезти из этого болота, – он шмыгнул носом, стараясь не показать, что в нём борются и стыд, и страх, и надежда.

Я понимал его. В девяностые, когда всё это дерьмо только начинало заползать в страну и на каждом углу продавали таблетки, порошки и чудо‑энергетики, я видел многих таких.

Тогда казалось, что это просто баловство, а потом оказалось, что людей это ломает навсегда. Поэтому я знал, как с этим бороться. И понимал, что шансов у него немного, но они есть.

Более того, в те годы, когда всё это только начиналось, я знал ребят, которые имели настоящую гражданскую позицию. Не болтали о проблемах, а реально помогали тем, кто оступился. Парням вроде Вани, девчонкам, которых занесло не туда. Они создавали реабилитационные центры – дома, где людей учили заново жить.

Да, такие центры редко были бесплатными – чаще за всё платили родители, пытаясь вытащить своих детей. Но существовали и другие варианты. Для тех, у кого не было денег, но было искреннее желание всё исправить.

Там можно было помогать по хозяйству, работать руками, чистить территорию, строить, ухаживать за животными. Да что угодно, лишь бы человек снова почувствовал, что может быть полезным и его жизнь ещё чего‑то стоит.