Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

— Ага, удостоверение. Лапин, распишись! — и я становлюсь счастливым обладателем зелёных картонных корочек, где во вкладыше чёрным по белому записано, что я являюсь пианистом Одесской филармонии и даже вклеена моя фотография 3×4 с уголком и печатью филармонии. Нифигасе, да у меня такого удостоверения не было, даже когда я работал худруком ансамбля!

— Так! — Олеся Петровна как-то изумлённо смотрит в свой ридикюль, затем на мою маму и неожиданно склонившись ко мне тихим заговорщицким голосом спрашивает: — Миша, признайся честно, я совсем чего-то не понимаю, или ты внебрачный сын кого-то оттуда? — и бухгалтерша указывает глазами в небо. — Мне вот-таки немножечко интересно, а за ради кого ещё ГПУ имеет такое счастье поставить на уши и всю Филармонию, и весь Госбанк?

— Ты бы знал какой у нас там сейчас стоит кипишь! Со вчера тебя уже все принимают на вакансию пианиста, которой с утра ещё не было, причём по самой высшей ставке, тут же оформляют заграничную командировку и заставляют рассчитать всё до копейки. Все кадры и бухгалтерия пьют валерьянку, а я уже вся такая в мыле, несусь как скаковая лошадь в наше отделение госбанка с платёжным поручением на валюту!

— А сегодня уже получаю в кассе твои суточные и аванс в полном объёме и в долларах! При этом управляющий Давид Натанович сидит на месте кассира, имеет бледный вид и благоухает валерьянкой как на своём первом свидании. И не падает в обморок только потому, что рядом стоит молодой и симпатичный сотрудник ГПУ. Кстати, возьми эту бумагу, он передал для тебя разрешение на вывоз валюты за границу, пожелал счастливого пути и просил не держать на него зла.

— Мишенька, ты с ним знаком? Не правда ли, он просто душка? Ой! Да вон же он! — и Олеся Петровна кому-то радостно машет рукой. Оглядываюсь и замечаю возле трапа двух пограничников и Кубаткина собственной персоной. Все трое смотрят в мою сторону, помощник Перцова что-то говорит пограничникам и те согласно кивают. Заметив мой взгляд, чекист чуть склоняет голову в приветствии. Делать нечего, раскланиваюсь в ответ. Вот скандала мне тут ещё не хватало, так что перетерпим, недолго осталось.

— Здесь суточные за два года вперёд из расчёта один рубль семьдесят пять копеек в день, в пересчёте на доллары. Учти! Если за эти два года суточные будут увеличены, то ты сверху не получишь уже ни цента. А если уменьшат, то вычтем из зарплаты после командировки. — и как-то грустно уточняет: — Вычтем в рублях. Пересчитай и распишись в ведомости. Да куда ж ты сразу-то лезешь расписываться? Сначала пересчитай, это же подотчётная сумма! Ещё не хватало чтоб ты потом говорил, что я тебе что-то не додала! — возмущение бухгалтерши не поддаётся описанию. Пришлось пересчитывать тоненькую пачку долларов у неё на глазах и сообщать, что вся сумма получена полностью.

— Отлично! Вот твой аванс в счёт будущих выступлений, тоже за два года и тоже в валюте. Заруби себе на носу, Лапин, если вдруг станешь филонить и заработаешь денег меньше выданного тебе сейчас аванса… мы найдём способ как взыскать с тебя недостачу! — ещё одна, но более внушительная пачка американских долларов переходит в мои руки. — Пересчитай и распишись в ведомости.

— Авансовый отчёт составишь после возвращения с гастролей. Включишь туда проезд на общественном транспорте и расходы на гостиницу. Запомни, никаких люксовых номеров и королевских апартаментов! Питание только в столовых, никаких ресторанов и чаевых. И не шикуй там! А то были деятели… Олеся Петровна насмешливо фыркает, видимо вспомнив случавшиеся преценденты.

— И не забывай для отчёта собирать билеты за проезд в трамваях и автобусах, за такси оплачивать не будем!

— А за метро?

— Шо? Ты бы вот сейчас не умничал Лапин, а? Тебе это не идёт!

— Так… Вот твоё командировочное предписание в посольство Советского Союза во Франции для проведения сольных гастролей! — и словно сама себе не веря, Олеся Петровна как-то даже торжественно вручает мне большой и плотный конверт, в котором видимо и находится предписание. А затем окинув всех нас задумчивым взглядом, вдруг как-то жалобно произносит:

— Ой, вей! И как вам это нравится? У этого рыжего шлимазла ещё молоко на губах не обсохло, а он таки имеет самый щикарный ансамбль в Одессе, гастролирующий по всей Украине! — пухленький пальчик Олеси Петровны обвиняюще нацеливается в сторону Мони. — И это при том, шо в филармонии полно настоящих талантов.

— А этот… этот… голос бухгалтерши чуть подрагивает, но видимо так и не найдя для меня подходящего эпитета, она продолжает: — От горшка два вершка, а у него уже СОЛЬНЫЕ ГАСТРОЛИ ВО ФРАНЦИИ! — заключительная часть фразы звучит громким трагическим шёпотом. Олеся Петровна словно враз обессилев откидывается на сиденье пролётки и начинает как веером обмахиваться блокнотом. — Или мир сошёл с ума. Или я совсем больная! — и уже извозчику. — Шо стоим? Трогай!

Наступает время прощания. Первым подходит Модест, как-то стеснительно меня обнимает и восторженно шепчет: — Мишка! Ну ты даёшь! Сольные концерты в Париже! — я тоже его обнимаю и успокаивающе похлопываю по спине: — Ничего Моня, настанет день, и ты с ансамблем тоже будешь гастролировать по заграницам! Братья обнимают меня по очереди и молча. Как-то подозрительно шмыгают носами и отводят взгляды в сторону. — Чего приуныли? Выше нос! Передавайте от меня привет Аркадию и чтоб к моему возвращению уже стали чемпионами Одессы. А то приеду и вам обоим задницы надеру! Братья прыскают и начинают улыбаться. — То-то же. Смотрите у меня! — я шутливо показываю кулак.

Ко мне подходит Сонечка и как-то растерянно на меня смотрит. А ведь я перерос её уже на полголовы, даже и не заметил когда. Любуюсь девушкой и немного грущу. Может и не надо было всего этого? Всех этих поездок и расставаний? Я же вижу, что она в меня влюблена. «Чего ж тебе ещё надо, собака?…ну так и женись, хороняка!"© А хрен его знает, Иван Васильевич, чего мне надо. Если бы не знал будущего… С Лорой мы тоже не спешили. Считали, что у нас ещё вся жизнь впереди. Оба учились, как-то не до женитьбы было. Ведь в нашем понятии женитьба это что? Правильно, «дети, пелёнки-распашонки», а вон как оно всё впоследствии повернулось. И страна изменилась и любовь на нет сошла. А ведь была!

А Сонечка, вот она, рядом. Только и ждёт от меня ласкового взгляда и шага навстречу. Как же только и сумел-то удержаться от этого «шага», даже сам себе теперь не представляю. Это ведь мне по паспорту только четырнадцать лет, но я давно уже понял, что Семён Маркович что-то намудрил с моим возрастом и я минимум на пару лет старше. Да и мама наверняка об этом догадывается, но помалкивает. А «бьют-то не по паспорту», гормоны так вообще бьют по голове. И если бы не знал о грядущем, или просто махнул на всё рукой и плыл по течению, то возможно у нас Соней и было бы совместное будущее.

Но я знал. Знал, что нас ждёт и готовился к этому, а потому и не подпускал девушку к себе слишком близко. Зачем ломать жизнь хорошему человеку? «Глупости не стоит делать даже со скуки».© Правильно об этом сказал Борис Васильев в своей повести «А зори здесь тихие». Ничего хорошего из нашей близости всё равно бы не получилось. Я уеду, а она останется. И кому от этого станет лучше или легче? Я осторожно беру девушку за руку и привлекаю к себе.

Хочу «по-братски» целомудренно поцеловать её в щёчку, но она вдруг приподнимается на носочки и обвивает мою шею руками. Наши губы встречаются и вдруг помимо сознания мои руки сами бережно обхватывают Сонечку, и я с нежностью прижимаю её к себе. Мир вокруг нас замирает и вдруг наступает оглушительная тишина. Сколько по времени длится этот миг я не знаю, наверное, столько, насколько нам хватило дыхания. Постепенно звуки возвращаются.

Где-то сбоку смущённо кряхтит Моня, озадаченно хихикают братья. Совсем рядом раздаётся чей-то залихватский посвист, и кто-то из провожающих громко и завистливо мне советует:

— Эй, хлопчик! Забирай дивчину с собой, а то не успеешь оглянуться, как твою кралю уведут!