Рогалик в Хогвартсе - Elanor

могу дать вам это. Снова и снова. Но взамен… мне нужна ваша помощь. Мне нужны… способности. Сила, чтобы изменить свою судьбу. Сила, чтобы перестать быть жертвой.

Дементор отстранился. На несколько мгновений воцарилась тишина, наполненная лишь моим сбившимся дыханием и ледяным присутствием этих тварей. Я не знал, чего ожидать.

А потом он снова «заговорил». На этот раз образы были более четкими.

«Сила… Холод… Страх… Ты хочешь этого?»

— Да, — без колебаний ответил я. — Я хочу этого. Я хочу, чтобы мои враги чувствовали тот же холод, тот же ужас, который чувствую я. Я хочу контролировать страх, а не быть его рабом.

Сделка была заключена. Без пергаментов, без подписей кровью. Просто молчаливое согласие, основанное на взаимной, пусть и извращенной, выгоде. Они получали доступ к моим страданиям, к моему отчаянию, которое с каждой смертью становилось все глубже. А я…

Я почувствовал, как что-то изменилось внутри меня. Холод, который раньше был внешним, теперь стал частью меня. Он разливался по венам, замораживая остатки человеческого тепла. Я почувствовал, как мир вокруг стал… тусклее. Цвета поблекли, звуки приглушились. Но одновременно с этим обострились другие чувства. Я начал ощущать эмоции окружающих — их страхи, их неуверенность, их скрытую боль — как физическое присутствие.

Дементор, тот, что был ближе всех, снова протянул руку и коснулся моего шрама. На этот раз прикосновение было другим. Не просто констатация боли, а… передача. Я почувствовал, как в меня вливается чуждая, ледяная энергия. Это не было похоже на магию, которой учил Снейп. Это было что-то другое. Древнее. Первобытное.

Когда дементоры исчезли, так же бесшумно, как и появились, оставив после себя лишь звенящий холод и запах тлена, я еще долго стоял на поляне, пытаясь осознать произошедшее. Я чувствовал себя опустошенным, но одновременно… сильным. Другой силой.

Новые способности проявлялись постепенно. Я обнаружил, что могу вызывать у других людей чувство необъяснимого страха, просто сосредоточившись на них. Мое присутствие стало вызывать у окружающих легкий озноб, даже если в комнате было тепло. Я научился «видеть» ауру страха вокруг людей, определять их слабые места, их потаенные кошмары.

Самым жутким было то, что я перестал нуждаться в Патронусе. Присутствие дементоров больше не вызывало у меня того всепоглощающего ужаса. Оно стало… привычным. Словно я сам стал отчасти дементором.

Снейп заметил перемены.

— Что с вами произошло, Поттер? — спросил он однажды во время нашего очередного ночного «урока», его темные глаза буравили меня с подозрением. — От вас несет могильным холодом. И ваши… методы стали еще более… специфическими.

Я ничего ему не ответил. Моя сделка с дементорами была моей тайной. Тайной, которая давала мне новую, пугающую надежду.

Приближался Хэллоуин. Выбор чемпионов. Первое Испытание. Драконы. Я знал, что все повторится. Но на этот раз я был другим. Я не собирался полагаться только на заклинания, пусть даже Темные. У меня было новое оружие. Холод. Страх. Отчаяние. То, что раньше убивало меня, теперь стало моей силой.

Мой дневник смертей ждал своей следующей записи. Но на этот раз я был как никогда полон решимости. Если мне суждено снова умереть, то я заберу с собой как можно больше врагов. И они испытают на себе весь тот ужас, который я копил в себе эти четыре бесконечные «жизни».

Мальчик-Который-Выжил заключил сделку с самой Смертью. И эта сделка изменила его навсегда. Мир еще не знал, какого монстра он породил в своей слепой жестокости. Но скоро узнает. Очень скоро.

Глава 8. Третий раунд. Горечь предательства в тупике лабиринта

Месяцы, прошедшие после сделки с дементорами, превратили меня в нечто, лишь отдаленно напоминающее Гарри Поттера. Холод, ставший моей сутью, пронизывал каждое движение, каждое слово. Улыбка — редкий и жутковатый гость на моем лице — вызывала у окружающих не радость, а плохо скрываемый озноб. Я научился питаться чужими страхами, впитывать их отчаяние, и это давало мне извращенную, ледяную силу. Счастливые воспоминания, те немногие, что еще теплились в глубинах сознания, потускнели окончательно, сменившись кристально чистым, холодным пониманием безысходности этого мира.

Снейп, мой невольный и вечно презрительный наставник, первым ощутил эту перемену. Наши ночные «уроки» стали еще более напряженными. Он больше не пытался уязвить меня упоминаниями об отце или моей «никчемности». Вместо этого он с каким-то мрачным, исследовательским интересом наблюдал за тем, как я осваиваю не только Темные Искусства, но и те новые, пугающие способности, что дала мне сделка. Иногда мне казалось, что в его темных глазах проскальзывает нечто похожее на… уважение? Или это был лишь отблеск того могильного холода, что теперь исходил от меня?

— Вы стали эффективнее, Поттер, — процедил он однажды, когда я с легкостью отразил одно из его особенно каверзных проклятий, используя не палочку, а волну чистого, концентрированного страха, заставившую его на мгновение отшатнуться. — И гораздо… неприятнее. Дементоры оставили на вас свой след. Необратимый, я полагаю.

Я лишь молча кивнул. Необратимый. Это было самое точное слово. Я больше не был человеком в полном смысле этого слова. Я стал чем-то пограничным, существом, застрявшим между миром живых и ледяной бездной отчаяния.

Первое испытание с драконом, которое в этой, четвертой «жизни», я прошел с пугающей легкостью, используя свою новую ауру холода и страха, чтобы дезориентировать Венгерскую Хвосторогу, лишь укрепило мою репутацию чего-то странного и опасного. Зрители больше не смеялись. Они смотрели на меня с суеверным ужасом. Рон и Гермиона окончательно отдалились, их попытки «понять» и «помочь» разбивались о стену моего ледяного безразличия. Я был один. И это было единственное состояние, в котором я чувствовал себя… почти комфортно.

Второе испытание, Черное Озеро. На этот раз я не стал геройствовать. Я спас Рона, своего «дорогого заложника», и оставил Габриэль на произвол судьбы, или, вернее, на Крама, который, как и в прошлый раз, вытащил обеих девочек. Мой внутренний холод не позволил мне рисковать ради чужого ребенка. Кракен даже не удостоил меня своим вниманием, словно чувствуя во мне нечто родственное, что-то от той же первобытной, холодной тьмы, что таилась в глубинах озера. Я прошел испытание, не испытав ни капли удовлетворения. Лишь пустоту.

И вот, третье испытание. Лабиринт. Двадцать четвертое июня. Вечер выдался душным, тяжелым, словно пропитанным предчувствием беды. Я стоял у входа в живую изгородь, стены которой достигали двадцати футов в высоту, скрывая за собой неизвестность. В прошлых «жизнях» я не добирался до лабиринта. Моя смерть всегда настигала меня раньше. Но теперь я был здесь. И я знал — это очередная