Другая жизнь. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

- Мне котлета и пара блинчиков, и вам.

- Что это ты сегодня такой добрый. Из-за того, что вчера напортачил? – спросила Ирка. – Балдина чуть не убил, потом Ерисова отправил в полёт девчонкам под юбки, Давлячину руку сломал.

Я посмотрел укоризненно на сестру.

- Повторяю в последний раз. Первое - Балдин меня ударил первый, вот синяк, и получил. В горло я попал случайно. Второе – Давлячин тоже ударил меня сам, хотя я и сказал не то, что надо было. Или, вернее, не надо было говорить.

- А что ты такое про них с Танькой знаешь? – спросила, хитро щурясь и улыбаясь, Людка Фролова.

- Да, ничего не знаю. Поговорка есть такая: «Всё будет хорошо и вы поженитесь». Глупая, понимаю, но какая уж есть.

- У-у-у… А я-то уж думала, - скривилась Людка, - что наша Таня, наконец-то, нашла себе жениха.

- Наша Таня громко плачет. Уронила в речку мячик, - проговорила Ирка. – В школу из-за тебя не пришла, между прочим.

- Это её проблема, - отмахнулся я, запивая блин чаем. – А вот за Ерисова,примите извинения. Хоть и не нарочно, но стал виновником вашего позора.

Людка выпучилась на меня.

- Какого позора? Ты про наши жопы в трусах? Да хоть два раза. Что вы жоп в трусах женских летом на пляже не видели? Трусики у меня фирменные. Такие и показать не стыдно. Вот если бы без трусов… А, Шелест? Хочется голую жопу женскую без трусов посмотреть?

Людка явно издевалась. Бесстыдница она была, как и Мокина.

- Что я жоп женских не видел? – спросил вдруг я и Людка опять вылупилась на меня, снова превращаясь в симпатичную лягуху, лупающую накрашенным ресницами.

- Где это ты, Шелест, женских жоп насмотрелся? – спросила она.

Ирка почему-то покраснела. Про себя подумала, что ли? Так, то давно и по детству было, когда мы в одной ванночке летом плескались на жаре. Да и в трусах вроде.

- Одной тебе что ли взрослеть? – спросил я улыбаясь и опуская взгляд на Людкину грудь.

- Ой-ой-ой, какие мы взрослые, - жеманно проговорила она. – Да у тебя и девчонки-то нет, Шелест.

- Вот тут ты, Людока, ошибаешься, - есть у меня девушка. Только она в другой школе учится.

- Любочка твоя Шабанова, что ли? – спросила Людка противным тоном одной из ведущих программы «Давай поженимся». - Да ты с ней и не целовался ни разу, поди-и-и? Это та ещё принцесса-недотрога! Мы с ней в один детсад ходили и жили рядом, пока она не переехала.

- Нет, - покрутил я головой, - не Люба. Из тридцать третьей школы. Света зовут. А больше я вам, проклятые буржуинки, ничего не скажу. Ха-ха-ха!

Я так заливисто рассмеялся, что на меня оглянулись и укоризненно посмотрели обедавшие в уголочке учителя.

- Иди ты! – снова распахнула глаза Людка. – Шелест, ты что, в родной школе девчонку не нашёл? Это прямо не по-товарищески! Ха-ха! Не по-комсомольски! Ха-ха!

- Да-а-а, Мишка. Точно ты странный какой-то, - процедила сквозь зубы Ирка. – Где ты мог с ней познакомиться?

- Не важно.

- И что вы, уже целуетесь? – шёпотом спросила Людка. – Или это самое, а?

- А вот это, Людочка, секрет и огромная тайна, - улыбнулся я.

- Так-так-та-а-а-к, Шелест. Запишем, запишем… Что тебе наши девочки не нравятся.

- А это он, по принципу, что нет пророка в своём отечестве. Тут-то его все знают, а там можно и лапшу на уши навесить.

- Вот тут, ты, Ира, абсолютно права. Видите вы меня каждый день и привыкли, а потому не цените.

Людка снова захлопала ресницами. Специально она это делала, что-ли?

- Как и вы, балбесы, малолетние, - вдруг скривилась она.

- Что правда, то - правда, - согласился я, кивая головой, вставая и расшаркиваясь, махая перед собой невидимой шляпой с обязательным пером. – Приятного аппетита, мон амур.

- Ну, Шелест, ты, точно Ирка говорит, странный какой-то.

- Наверное – это любовь, - покивала головой Ирка. – Родители знают?

- Мои нет, а твои?

- Про кого? – снова покраснела Ирка.

Я просто улыбнулся.

- Всё! Адью, коллеги!

- Сам ты… Ха-ха-ха, - заржала Людка. - Вот придурок! За обед спасибо!

- Ага, - кивнула головой Ирка, с блинов во рту.

- Да, пожалуйста.

Я свою еду проглотил в три присеста. Что там той школьной столовской котлеты и тех двух блинов. Мне на один зуб. Я и по двадцать блинов за обед съедал на спор. Мама и бабушка к блинам приучили. Я и сам их жарю.

- Жарю-жарю-вжарю, - пропел я, сбегая по столовской лестнице. – Да-а-а, рановато ещё, ха-ха!

* * *

Отсидев ещё два урока без, как говорится, потерь, я убежал домой. К директору меня не вызывали, а сам я напрашиваться на встречу не хотел. Дома я закинул куртку в стиральную вертикальную машину, налив в неё воды и включил на стирку. Это была машинка «Приморье». Серая и алюминиевая, без автоматического отжима. До автоматов промышленности СССР ещё пыхтеть и пыхтеть. А за кордоном они уже годов с тридцатых. Да-а-а… Вот тебе и загнивающий капитализм.

Мне вдруг стало тоскливо. Я вдруг узнал, что где-то есть – или были – микроволновки и мобильные телефоны, интернет и трёхкамерные холодильники с кондиционерами. Ну и стиральные машинки в которую кинешь вещи и вытащишь стиранные и отжатые. Была в СССР такая машинка «Вятка-автомат»[1], но, говорят, ломалась часто. Почему? А кто его знает?

Почитав «литературу» и сделав задание по «русскому», я отжал руками куртку, тренируя пальцы и вывесил её на балкон. Морозило. И на верёвках болталось задубевшее мамино нижнее бельё и юбка с кофтой, постиранные ею вчера. Я их снял и занёс домой. Обычно бельё копилось неделю, а в субботу была «большая стирка». Но мама часто стирала свою одежду само на руках и очень аккуратно, не занашивая. Как, в прочем, и отец. От них и я приобрёл такую привычку.

Прочитав по одному разу географию и астрономию, я снова сел за алгебру. Она у нас была ежедневным уроком. Завтра были труды, а потому «основных» предметов было всего четыре. Начались «тригонометрические функции» и это уже было серьёзно. Надо было выучить целых шесть параграфов. Синусы-косинусы, тангенсы-катангенсы. Из «новых» знаний про это я