Жрец Хаоса. Книга VII - М. Борзых

— Входи.

Я вошёл внутрь. Зрению пришлось пару секунд адаптироваться к полутьме палатки после яркого солнечного дня. Уж не знаю, как это вышло с помощью дара у Керимова, но ощущение, будто мы разговаривали в глубоком ущелье. Куда лучи солнца не попадали вовсе. Костомаров сидел на раскладном походном стуле и был белее смерти, выделяясь кругляшом лица не хуже луны в тёмном небе. Взгляд историка метался из стороны в сторону, и моё прибытие не улучшило его ситуацию. Напротив, упоминание Ясенева заставила археолога покрыться липкой испариной. От него буквально расходились в разные стороны клубы страха. Страшился он смерти.

— Новости есть? — спросил я.

— Да где там… Молчит, зараза идейная, — устало выдохнул Мурат. — Будто смерти и не боится.

— Боится, ещё как боится! Только он знает, что ты произволом заниматься не будешь, за вами особый пригляд. Потому и держится. А вот хозяева его, вероятно, с него клятву взяли о молчании. Если он что-то разболтает, то просто-напросто умрёт. А эти неизвестные человеколюбием явно не страдают.

— Слушай, — размышлял вслух Мурад, постукивая указательным пальцем себе по подбородку, — если он умрёт, то я его и там допрошу.

— Н-не н-надо! — заикаясь ответил Костомаров. — Там и на семью перейдёт. Н-не губите!

— О, разговорился! — обрадовался Керимов, глядя на меня как на спасителя. — Николай Максимович, в крайнем случае, я вас могу убить на время, допросить после смерти, чтоб на вас клятва не действовала, а затем оживить. Как вам такой вариант?

— Вы же шутите? Да⁈ Магам смерти запрещено использовать свои силы вне военных конфликтов и официально задокументированных поводов!

— А ведь идея дельная! — поддержал я предложение Керимова, заглушая сбивчивое бормотание историка. — Надо бы запомнить вариант обхода клятв подобным образом.

До этого мне казалось, что невозможно побелеть ещё сильнее, чем до того был Костомаров. Но сейчас, кажется, он стал и вовсе почти прозрачным.

— Не-не-не, не надо меня убивать, — заикаясь, произнёс он. — Я не виноват, я старался, чтобы все выжили, пожалуйста, не надо. Я же всё оплатил вашему брату. Хотите, и вам заплачу?

— Удивительное дело, — Керимов разглядывал историка со смесью удивления и брезгливости, — как людей на смерть посылать, так это запросто, а как самому умереть, отвечая за свои поступки, так это сразу «хотите и вам заплачу».

— Пытаешься выяснить, кто заказчик? — как можно более безразлично поинтересовался я, при этом не сводя глаз с археолога.

— А как же! Хочется посмотреть на этих добрых людей, ратующих за развитие науки в стране.

— Так я тебе и сам могу сказать, кто заказчик, — пожал я плечами, отмечая, как Костомаров дёрнулся и подался ко мне всем телом. — В этом секрета-то особого нет. Если сопоставить некоторые факты, то вскрытие древних могильников заказывает Орден Святой Длани.

— Как Орден? — обернулся в шоке ко мне Мурад.

Надо было видеть выражение лица Костомарова, тот был не менее шокирован, чем Керимов, что секрет, едва не стоивший ему жизни, вдруг оказался не секретом.

— А вы откуда знаете? — едва ли не хором ответили мои собеседники.

— Хотел бы сказать, что проследил за вами, когда вы отвозили лекарей, но увы и ах. Информация о могильниках и о желании их вскрыть Орденом просачивается не в первый раз, даже на собрании Гильдии Магов обсуждался этот вопрос. Но у магов хватило мозгов задушить на корню подобные инициативы, поэтому Орден ушёл к частным лицам, как наш господин Костомаров, которого даже убивать теперь смысла нет. Почти. Меня вот, например, во всей этой схеме интересует совершенно иной вопрос.

— Какой? — теперь пришла пора удивляться одновременно и Керимову, и Костомарову.

— Самый что ни на есть простой. Вы же у нас, Николай Максимович, стали светилом археологии и истории не просто так, — тот кивнул. — Все последние ваши открытия были профинансированы Орденом. Но в послушники вас не взяли по какой-то причине, неизвестной мне, но это и не суть. Важно другое. Что они разыскивают в могильниках? Вы делаете описи коллекций, найденных при археологических раскопках. Что-то переходит в музеи, что-то в Академию, скорее всего в закрытые фонды, что-то распродаётся с молотка в частные фонды, что-то уходит в имперские запасники. Что же вы передаёте Ордену на хранение? Что он ищет?

— Я не имею права об этом рассказывать. Я под клятвой, — снова упрямо замотал головой Костомаров, не хуже болванчика.

— Ну что же, Мурад, тогда остаётся только ваш вариант. Работайте. Если не ошибаюсь, за четыре минуты мозг не умрёт, успеете вынуть из него душу, допросить, и если ответит на вопросы, то и обратно вернуть. Возможно, наше светило истории даже не потеряет своих кондиций.

Кажется, Костомаров до последнего не верил, что мы решимся. Как и Керимов, к слову. А я не шутил.

— Последствия беру на себя.

Керимову меньше всего хотелось, чтобы его семья участвовала в чём-то, связанном с деятельностью Ордена, при том, что ссориться с ним, конечно же, они не хотели. Но здесь Мурад был не как представитель рода Керимовых, а как старший брат, которому не понравилось использование его младшего братишки в столь грязных делишках.

Потому я впервые наблюдал, как некроманты беседуют с душами. Весьма занимательный опыт. Руки Мурада превратились в нечто, напомнившее щупальца либо отростки лианы. Они прошили насквозь тело Костомарова, а после принялись оплетать нечто у него в груди, недалеко от сердца. У магов там обычно находилось магическое средоточие, у простецов же, видимо, душа. Одним рывком щупальца смерти выдрали наружу беснующуюся субстанцию, лишь отчасти напоминающую сильно уменьшенную человеческую оболочку.

— Николай Максимович, сейчас вы не под клятвой. Формально вы умерли, — холодным спокойным голосом пояснял бьющейся в истерике душе историка Керимов.

Я приложил пальцы к шее Костомарова, действительно, пульса там не было.

— У вас есть четыре минуты, чтобы ответить на интересующие нас вопросы. Если справитесь быстрее — быстрее оживёте. Формально клятву вы не нарушите, — на всякий случай пояснил тонкости процедуры Мурад. — Более того, ваши наниматели даже смогут проверить вязь клятвы. Она не пострадает.

— Это произвол! Да как вы смеете! И вообще, я буду жаловаться!

— Кому? Можете пожаловаться на том свете, если найдёте, кому. А мы скажем, что