Столичный доктор. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей

— Не стоит тогда, не хочу обременять вас, — улыбнувшись, сказал Зубатов. — Пойдемте в кабинет, там лишних ушей поменьше.

— Извольте.

Странно, в новом здании Зубатов не был ни разу, а пошел уверенно, будто работает здесь давно. Хотя у входа остановился.

— Сюда, Сергей Васильевич, — сказал я и открыл перед ним дверь.

О, сюрприз! И приятный! Кто-то, заметив меня, притащил в кабинет самовар. И тарелку с баранками. Наверное, Жиган распорядился. Короче, спасибо тебе, неизвестный работник «Русского медика».

Зубатов корчить из себя большого начальника не стал, скромно сел на не очень удобный гостевой стул. Поерзал немного тылом в надежде занять позицию поудобнее, но не преуспел и успокоился.

— Так что случилось? — снова спросил я. — Вы — человек занятой, особенно в эти дни, и вдруг нашли время для визита. Значит, причина весомая. Сразу хочу предупредить: никаких революционных кружков здесь нет, заряды для бомбистов не готовят. Слежу за тем.

— Да никто и не сомневался, — махнул рукой Зубатов. — Я по другому поводу. Известно ли вам, что с прошлого года на территории всей империи действуют «Партикулярные правила лабораторных работ с микробными началами»? Написаны директором Бактериологического института Габричевским. Высочайше утверждены зимой.

Начальник охранного отделения словно акула нарезал вокруг меня круги. Тону!

— Георгия Норбертовича знаю — встречались на наших конференциях. Замечательный специалист. Если вы говорите, что такие правила есть, спорить не буду — трудно уследить за всеми регулирующими документами. Как вы знаете, я отсутствовал более полугода, мог что-то и пропустить. Но какое отношение имеет охранное отделение к микробиологии? Я теряюсь в догадках.

— Мы ко всему имеем отношение, — улыбнулся мой визави. — Не подольете кипяточку? Чай у вас хороший. Не подскажете, что за сорт? Куплю себе.

— Английский. Сорт «цейлонский», жестянка красная с моряком. Да я вам пришлю, если понравился. Не сочтите за попытку подкупа.

— Не сочту, — засмеялся Зубатов. — Так вот, о тех самых правилах. Есть сведения, что у вас в лаборатории их грубо нарушают. Работают с возбудителем pestis.

Странное дело, почему он чуму на латыни назвал? Издержки образования? Или отголоски магического мышления? Пока не назовешь, не появится? И зачем вообще этим занимается? Из-за присутствия в городе высших лиц? Обычно для такого санитарного инспектора достаточно.

— Но вы не верите в это, — ответил я. Вроде получилось спокойно.

— Откуда такой вывод?

— Верили бы — уже ходили с обыском.

Мы посмаковали чай, Зубатов взял баранку, повертел в руках, отложил прочь. Достал из портфеля бумагу, непроливайку с пером.

— С обыском, не обыском… Но хотел бы получить письменное объяснения зачем вам нужны образцы чумы в клинике. Поймите меня правильно. Вы являетесь лейб-медиком, тесно общаетесь с Великим князем. А теперь уже и с Его величеством. Да, да, слышал про афронт французского посланника… Так что…

Зубатов улыбнулся, подвинул чай прочь, окунул перо в чернильницу.

— Итак?

Пришлось рассказывать о пенициллине. Даже открыл сейф, показал склянку с желтым порошком.

— … он еще крайне нестабилен, никак не можем подобрать культуру для промышленного производства. Есть только пробные партии.

Начальник охранки повертел бутылочку в руках, в удивлении покачал головой.

— И эта панацея лечит все болезни?

— Не все, но многие. Мы хотели проверить действие на чумной палочке. Просто не успели. Сей же час распоряжусь отправить образцы обратно в университетскую лабораторию.

Зубатов принялся что-то быстро писать, с усмешкой поглядывая на меня. Я же нацепил на лицо покер-фейс, занялся чаем. Хрен ему, а не признания в нашей «аварии». Неизвестно еще куда эта бумага уйдет, и кто меня ею будет плющить.

— Особого криминала я тут не вижу, — спустя пять минут Сергей Васильевич закончил строчить, подвинул ко мне бумагу с заголовком «Объяснительная записка». — Читайте, подписывайте. И постарайтесь больше не нарушать правила. А тем паче не давать в газеты объявления о розыске родителей пропавших детей.

Я погрузился в чтение бумаги, потом подписал ее, не забыв прочерком закрыть пустое пространство. Знаем, плавали…

Этот шаг здорово повеселил Зубатова, он начал собираться, попутно меня просвещая:

— Хоть не напрасно приехал — хороший чай люблю. Кстати, а вы знали, Евгений Александрович, почему именно с иностранными посланниками дуэлировать запрещено?

— Не-ет, — помотал головой я.

— Тем самым вы вроде как войну объявляете. А мы с Францией дружить хотим!

— И про это знаете?

— Так Москва — город маленький, тут слухи мигом разносятся. К тому же вы для меня человек не чужой, переживаю за вас, так что, как доктора говорят, держу руку на пульсе.

Я тихонько скрипнул зубами. Меня пасут и даже не скрывают это. Ладно, хорошо хоть вежливо все и с реверансами. Ну и я, конечно, с этой пестис подставился. Точнее меня подставили. «Чума на оба ваших дома» — Славки и Вики!

Только и счастья, что пока мы пили чай, казачки, кстати, очень вежливо, без нагаек и наездом лошадьми, втолковали собравшимся, что здесь им не там, и нечего тут водку пьянствовать да беспорядки нарушать. Но проводил я Зубатова с огромным удовольствием — опять по краю промчался галопом с ветерком.

Посмотрел вслед, чтобы убедиться, что точно все уехали, аккуратно закрыл за собой калитку, и пошел к себе. Срочно надо узнавать местные новости, а не вот это всё. Позвонил Антонову. Температура в норме, кашля нет, симптомов интоксикации тоже. Продолжают генералить лабораторию. Просят пожрать. Вот и славно. Болели бы, не до еды было.

Вызвал Малышева и затребовал температурные листы по пациентам и персоналу. Я и так пропустил несколько часов. Но здесь никаких новостей, всё, как и было. Хотя…

— Андрей Германович, дайте-ка предыдущий лист. Медсестры Тумановой, да? Ага, спасибо. И вот еще перед этим был сестринский какой-то… Васина? Замечательно.

Я положил листики рядом и ткнул в ближний ко мне, васинский:

— Найдите хоть одно отличие. Ну, знаете, как в журналах картиночки.

Малышев перевел взгляд с одного столбца цифр на другой. И еще. Потом до него дошло:

— Не мерили температуру. Писали одинаковые значения, одна десятая вверх, потом вниз.

— Молодец. Примерно наказать рублем. Контроль усилить. И всем еще раз довести серьезность, черт возьми, ситуации! Дифтерия — это не шутки!

Ну вот, подчиненных озадачил, теперь надо быстренько сделать неприятные вещи. Чтобы не вспоминать потом.

В столе у Должикова нашел пачку самой дешевой писчей бумаги, он ее для черновиков держит. Взял верхний листик, потертый и даже чуть обтрепанный с одной стороны. Пойдет. Самое то. Сел и начал писать: «Господин де Монтебелло…». Тут мне позвонил Чириков, начал долго и путанно объяснять, что город задолжал скорой выплаты по пациентам, а в связи с большим количеством выездов по Ходынке — сумма еще больше увеличилась. Мы вышли в серьезный минус. Просил, пока Великий князь в городе, подключить административный ресурс и надавить на бюджетный комитет городской Думы. Директор все страдал, описывал наши беды. А я рисовал на полях письма виселицы.

— Федор Ильич! Я вас услышал, предприму все шаги для выбивания средств из Думы. Если не получится через Сергея Александровича — лично съезжу на Воздвиженку и красной краской напишу на дверях Думы «Верните наши деньги».

Я услышал, как поперхнулся и закашлялся директор.

— Ну зачем же так нелюбезно, Евгений Александрович… Нам после такого гнутый полушки не заплатят!

— Это была шутка, Федор Ильич! Разъединяюсь.

Я положил трубку, посмотрел на письмо. Черт, испортил лист этими виселицами! Хотя…

Ничего, не обидится французик. Я за спасение природы, из-за такой ерунды заново начинать не буду. Продолжим: «Выполняя волю моего императора, приношу извинения за досадный инцидент, который случился между нами 18 мая сего года».