Артур Кларк - Сад Рамы

Эпонина вопросительно поглядела на него.

– О чем это ты?

– Ты еще не слыхала о ногастиках? – спросил Амаду с легкой усмешкой. Где же тебя носило?

Помедлив несколько секунд, Амаду пустился в объяснения.

– Исследовательская бригада возле стены второго поселения как раз расширяла проделанное ими отверстие. И сегодня из него выбрались шестеро странных существ. Эти ногастики, как их окрестил телерепортер, очевидно, и есть жители другого поселения. Они похожи на волосатый мяч для гольфа, снабженный шестью длинными членистыми ногами. Они такие быстрые... целый час сновали вокруг людей, биотов и оборудования. А потом исчезли в той же дыре.

Эпонина собиралась задать какие-то вопросы о ногастиках, когда из кабинета появился мистер Тернер.

– Мистер Диаба и мисс Эпонина, – произнес он. – У меня для каждого из вас есть подробное сообщение. Кто хочет быть первым?

Дивные синие глаза доктора ничуть не переменились.

– Мистер Диаба пришел раньше меня, – ответила Эпонина. – Поэтому...

– Леди всегда проходят первыми, – перебил ее Амаду. – В Новом Эдеме тоже.

Эпонина вошла в кабинет доктора Тернера.

– Пока все в порядке, – проговорил доктор, когда они остались одни. Вирус не исчез из вашего организма, однако сердечные мышцы не обнаруживают ни малейшего следа поражения. Я не представляю, почему так происходит, но в ряде случаев болезнь прогрессирует медленнее, чем в других...

«Как же так получается, мой милый доктор, – думала Эпонина, – что ты столь пристально следишь за моим здоровьем, но ни разу не обратил внимания на то, какими глазами я смотрю на тебя?»

– Но мы будем продолжать регулярное лечение иммунной системы. Медикаменты не вызывают серьезных побочных эффектов, и, возможно, они отчасти сдерживают разрушительную активность вируса... Ну а как вы себя чувствуете?

В приемную они вышли вместе. Доктор Тернер описал Эпонине симптомы, которые проявятся, если вирус перейдет к следующей стадии развития. И пока очи разговаривали, дверь открылась, в комнату вошла Элли Уэйкфилд. Доктор Тернер не заметил ее, но буквально через мгновение исправил ошибку.

– Чем я могу помочь вам, молодая леди? – обратился он к Элли.

– У меня вопрос к Эпонине, – почтительно ответила Элли, – но если я не-вовремя, могу подождать снаружи.

Доктор Тернер покачал головой, а потом, путаясь, закончил беседу с Эпониной. Она сперва не поняла, что случилось, но, выходя вместе с Элли, заметила взгляд, брошенный доктором на ее студентку. «Три года, – подумала Эпонина, – я мечтала увидеть эти глаза такими. И уже не думала, что он способен на это. А Элли, благословенная, ничего и не заметила».

День вышел долгим, и Эпонина, направляясь от станции к своей квартире в Хаконе, ощущала крайнюю усталость. Эмоциональное облегчение, которое она получила, избавившись от повязки, уже миновало. Его сменило легкое уныние. Эпонина все пыталась изгнать из сердца ревность к Элли Уэйкфилд.

Она остановилась перед дверью своей квартиры. Широкая красная полоса на двери свидетельствовала – здесь живет носитель RV-41. Мысленно произнося благодарность судье Мышкину, Эпонина аккуратно отодрала полосу. На двери остался контур. «Завтра закрашу», – подумала она. Оказавшись дома, Эпонина плюхнулась в мягкое кресло и потянулась за табаком. Взяв сигарету в рот, она предвкушала удовольствие. «Я никогда не курю перед студентами, чтобы не подавать им плохого примера. Я курю только здесь – дома. Когда мне одиноко».

Эпонина редко выходила вечерами в поселок. Обитатели Хаконе недвусмысленно дали ей понять, что не желают видеть в своей среде таких, как она; целых две делегации просили ее оставить деревню, и на двери квартиры несколько раз появлялись довольно непристойные и угрожающие записки. Но Эпонина упрямо отказалась съезжать. Кимберли Гендерсон редко бывала здесь, поэтому в распоряжении Эпонины оказалась куда большая жилплощадь, чем полагалось по норме. К тому же носителю RV-41 нигде в колонии радоваться не будут.

Эпонина уснула в своем кресле, ей снились поля, заросшие желтыми цветами. И она совершенно не слышала стука, хотя он был очень громким. Эпонина поглядела на часы – уже одиннадцать. Она отворила дверь и увидела перед собой Кимберли Гендерсон.

– Ой, Эп, я так рада, что ты дома. Мне просто до отчаяния надо с кем-то переговорить... с человеком, которому я могу доверять.

Трясущейся рукой Кимберли зажгла сигарету и немедленно разразилась монологом.

– Да-да, знаю, – сказала она, заметив осуждение в глазах Эпонины. – Ты права, я нанюхалась... Мне было необходимо... Добрый старый кокомо... лучше уж химия наделит тебя уверенностью, чем видеть в себе кусок дерьма. – Кимберли неистово затянулась и короткими вздохами выдохнула дым. – Этот паршивый козел на этот раз пошел до конца... Эп, он выгнал меня... Проклятый сукин сын – решил, что вправе делать все, что захочет... А я-то мирилась со всеми его увлечениями, даже позволяла ему брать в постель молодых девиц, чтобы вдвоем мы могли лучше развлечь его... но все-таки я была «ичибан» [первая, единственная (яп.) ], номером первым, во всяком случае, так считала...

Кимберли затушила сигарету и лихорадочно стиснула кулаки. Она готова была заплакать.

– Итак, сегодня он велел мне убираться... "Что, – спрашиваю, – что ты имеешь в виду?.. А он говорит: «Ты уезжаешь отсюда»... Ни улыбки, ни вопросов... "Забирай свои вещи, будешь жить на квартире в «Ксанаду».

– Я отвечаю: «Там же шлюхи живут»... Он улыбается и молчит... «Значит так, – говорю, – ты меня бросил»... Тут я рассвирепела... «Ты этого не сделаешь»... Я замахнулась, хотела ударить его, он как схватит меня за руку да как отвесит плюху... «Ты сделаешь так, – говорит, – как я приказываю»... «И не подумаю, – говорю, – мать твою так и этак»... Беру вазу и бросаю ее. Она ударилась о стул и разбилась. Тут пара мужиков заломила мне руки за спину... А он говорит: «Уберите ее отсюда».

– Словом, отвели они меня в новую квартиру. Все хорошо и уютно. В гостиной большая коробка кокомо. Я накурилась и вспорхнула... «Все, говорю себе, – не так уж и плохо. Во всяком случае, не придется теперь потакать сексуальным прихотям Тосио»... Иду я в казино повеселиться, а они красуются вдвоем. Тут я взбесилась, закричала, принялась браниться, визжать, бросилась на нее... кто-то ударил меня по голове... очнулась я на полу казино, а Тосио склоняется надо мной... шипит: «Если ты, мол, посмеешь еще раз выкинуть подобную штуку, тебя похоронят возле Марчелло Данни».

Кимберли укрыла лицо в ладонях и зарыдала.

– Ох, Эп, – проговорила она через несколько секунд. – Я такая беспомощная... Куда обратиться, что делать?