Юрий Нестеренко - Приговор

Но в тот миг, когда я уже собирался садануть бока Верного, бросая

его в стремительный галоп вдоль берега, прочь от обоих противостоящих

отрядов, командир чужаков, окинув взглядом подчиненных Контрени (и,

вероятно, особенно оценив босоногих и полураздетых солдат), понял, на

чьей стороне преимущество, и надменно произнес:

— Кавалерия его светлости Карла Лангедаргского!

Я почувствовал, как Эвьет вздрогнула, словно от удара. Послышались

вздохи и возгласы облегчения, мечи и луки опустились.

— Свои, — удовлетворенно констатировал Контрени, вкладывая клинок в

ножны. — Я Робер, рыцарь Контрени, — и, полуобернувшись, прошипел через

плечо недогадливому знаменосцу: — Знамя! Знамя давай!

— Арманд, барон Левирт, — представился в ответ командир чужаков и

тоже коротко махнул рукой кому-то у себя за спиной. Над шлемами

всадников в воздух поднялось древко, с которого мокрой тряпкой свисало

серебристо-черное полотнище.

Через несколько минут я уже знал новости, прискорбные для обеих

групп грифонцев. Колонна, с которой мы встретились, представляла собой

остатки той самой армии, которую спешил нагнать Контрени (а согласно

легенде, и мы с Эвьет тоже). Как оказалось, грифонцы еще три недели

назад получили информацию о том, что йорлингисты стягивают свои войска

на северо-западе, в графстве Плеранс, острым мысом вдававшемся в

подконтрольные Лангедаргу территории, и ради этого фактически оголили

обширные земли. Эти сведения подтверждались не только собственными

лазутчиками, но и перехваченными агентами Льва. Тогда и созрел план

стремительного марша через два йорлингистских графства на соединение с

северными силами Грифона, с тем, чтобы затем объединенной армией

обрушиться с тыла на отрезанную от своих львиную группировку. Поначалу

поход проходил успешно, армия не встречала никакого организованного

сопротивления, не считая жалких попыток местных ополченцев, как в

Комплене. Тракт, по которому двигалось войско, постепенно отклонялся к

северо-востоку и вчера вечером привел грифонцев в узкую долину, зажатую

между поросшими лесом холмами. Вот тут-то ловушка и захлопнулась. Вход и

выход из долины перекрыли сброшенными со склонов валунами, и началось

избиение. Грифонцы имели численный перевес (это вынужден был признать

сквозь зубы даже Левирт, из чего я сделал вывод, что перевес был очень

существенный), но им, фактически запертым между крутыми склонами,

лишенным пространства не то что для кавалерийского, но и для пехотного

маневра, это преимущество пошло только во вред: бойцы путались друг у

друга под ногами и представляли собой отличную цель для сыпавшихся

сверху с двух сторон стрел, дротиков и камней. По словам Левирта, граф

Шарвиль, командовавший армией, был убит в этом бою, и, будучи уже

смертельно раненым, отдал коннице приказ прорываться и уходить обратно

на юг, бросив обреченную пехоту. Примерно полутора сотням кавалеристов

под командованием Левирта удалось пробиться с боем через седловину между

холмами и вырваться из ловушки; судьбы остальных они не знали, но

предполагали, что она печальна.

Во всяком случае, так эта история звучала в изложении Левирта. Я,

однако, практически не сомневался, что никакого приказа, отданного из

последних сил умирающим командиром, не было, а Левирт и остальные

попросту бежали с поля боя в самом начале, когда такой шанс еще был.

Хотя бы потому, что, насколько я имею представление о военной науке,

группа, отступившая по приказу, должна остановиться в заранее

условленном месте сбора и ждать подхода других прорвавшихся, а не

драпать без оглядки со спущенным флагом. Вообще же для конницы удирать,

оставив на произвол судьбы пехотинцев — дело самое обычное; даже простой

дружинник презрительно смотрит с высоты своего седла на месящих грязь

вчерашних мужиков с копьями, а уж благородный рыцарь тем паче не станет

рисковать своей аристократической жизнью ради их спасения. Но Левирт,

судя по всему, бросил в мышеловке и других кавалеристов. Однако, кто

остался жив, тот и прав, не так ли?

Уточнив у Контрени, насколько безопасна дорога, по которой мы

приехали, Левирт объявил, что принимает командование и над нашим

отрядом. Контрени вынужден был подчиниться; в отряде Левирта было добрых

четыре десятка рыцарей, не уступавших ему по рангу. Новый командир

объявил о дальнейших планах: идти на юг и затем на запад, через границу

графства, в хорошо укрепленный грифонский город Лемьеж. Туда, по его

словам, должны были подтянуться и другие остатки разбитой армии, если им

удастся вырваться из окружения. Что ж — идея поскорее укрыться за

надежными стенами выглядела вполне здравой, учитывая, что йорлингисты

наверняка захотят развить успех и нанести удар по грифонским землям

прежде, чем лангедаргцы смогут перебросить в эти края новые силы.

Нам вновь пришлось переправляться через проклятый мостик, теперь

уже в обратном направлении — причем на сей раз это должны были проделать

уже почти сто семьдесят всадников. Неудивительно, что в итоге у одного

из господ благородных рыцарей не выдержали нервы, и он, не спешиваясь,

поскакал через мост во всю прыть, похоже, надеясь, что гнилые доски в

этом случае не успеют сломаться. Но законы физики в очередной раз

продемонстрировали свое превосходство над человеческой глупостью. Сперва

под ударом могучего копыта разломилась надвое одна доска прямо

посередине моста, и нога коня тут же провалилась в дыру; следом за

треском дерева я явственно услышал хруст ломающейся кости. Конь визгливо

заржал от боли и забился, а всадник попытался соскочить с него, но было

уже поздно: от сотрясения кракнули одна за другой прочие доски, и весь

центральный пролет моста обрушился в реку, увлекая туда же вместе с

обломками досок и ни в чем не повинное животное, и закованного в доспехи

идиота. Все это с шумом рухнуло в воду и, когда опала взметнувшаяся

пена, на поверхности остались лишь доски.

Мы с Эвьет к этому времени были уже на южном берегу; там же

находились Левирт (он переправился самым первым), Контрени и еще около

полусотни грифонцев (половина из них были дворяне, которые, как и

Левирт, не собирались пропускать простолюдинов впереди себя; впрочем,