Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу

– Когда тебя ждать? – спросил я.

Уверен был, что она уже пакует чемоданы и заказывает билет.

– Я приеду, как только смогу, – пообещала она.

Но так на похороны и не приехала, хотя семья Тая откладывала их чуть ли не две недели. Дольше они ждать просто не могли. Когда Клара все же прилетела, я встретил ее в аэропорту, отвез на кладбище к нише, где стояла урна с прахом ее мужа, и почти час ждал в машине. После она бродила по дому, как призрак, и все что-то печатала на своем ноутбуке. Готовила еду, садилась за стол вместе с нами, но почти не разговаривала, постоянно уходила из дома проветриться и долго не возвращалась. Я находил в мусорке билеты в кино и скомканные письма к нам и Юми, в которых ей не удавалось продвинуться дальше: «Возможно, пришло время…», «Понимаю, я…» и «Хочу, чтобы вы знали…»

В следующие несколько недель Клара неспешно упаковывала и раздавала личные вещи Тая. Себе оставила самую малость, например фото, где они празднуют трехлетие Юми в Диснейленде. Мне хотелось, чтобы Клара оплакивала потерю. Нам с Мики все время казалось, что мы как-то не так ее воспитали. Только здесь, в Сибири, читая ее дневники, я понял, что она переживала горе по-своему. У нее был план, она мечтала, что однажды, когда Юми подрастет, она вернется домой и расскажет, что внесла свою лепту в то, чтобы сделать мир лучше.

День шестьдесят восьмой. Дорогая Юми, сегодня мы с командой отправились в ближайшую деревню и увидели там девочку, которая напомнила мне тебя. Укутанная по самые глаза, она шла по льду, держа за руки мать с отцом. Однажды мы с твоим папой водили тебя кататься на коньках. Наверное, ты не помнишь, как, изо всех сил вцепившись в ходунки, скользила по льду. Но потом отец снял с тебя коньки, взял на руки и помчался вместе с тобой вдоль ограды. Я скучаю по нему. Наверное, стоило остаться дома подольше, попытаться лучше все объяснить. Но я сейчас могу находиться только здесь, далеко-далеко от места, где мне на самом деле хотелось бы быть. Может быть, однажды все это окупится. А может, нет, и окажется, что мы просто потеряли время (а твой дед был прав). Но знай, что я здесь только потому, что пытаюсь создать для тебя светлое будущее.

Закончив осматривать Энни, я вышел покурить с Максимом и Дейвом. Смеркалось, на улице быстро холодало. Я пытался дышать неглубоко, чтобы холод не пробирался в легкие. В юности я вот так же выходил покурить из бара или ресторана, чтобы познакомиться с такими же, как я сам, никотиновыми изгнанниками. Максим учил Дейва русскому, я же смотрел на раскинувшееся над бесконечным снежным полотном налившееся оранжевым небо. Где-то в этот самый момент следы в порошке фиксировали жизненный цикл маленьких животных или миграцию бизонов. А тридцать тысяч лет назад кто-то, любивший Энни, уходил отсюда, оставляя следы на снегу.

– Красиво, правда? – спросил Максим.

– Правда, – ответил я.

– И чертовски уныло, – вклинился Дейв.

– Это же Сибирь, – отозвался Максим.

– А мы и не знали, что у Клары была дочь, – заметил Дейв.

– Может, она не хотела это обсуждать, – предположил Максим.

Я глубоко вдохнул дым и зашелся кашлем. Максим протянул мне фляжку, и я с благодарностью хлебнул, чтобы смягчить горло.

– Все нормально. Ей почти десять.

Я достал телефон и показал им фото Юми, Клары и Тая.

– Здесь тяжело сохранять семейные связи, – признался Дейв. – Мой брак давно уже на ладан дышит.

– Так и неизвестно, сколько продлится карантин? – спросил я.

– Мы зафиксировали определенную реакцию амеб на вирус, которые нашли в организме Энни, – стал объяснять Дейв. – Их цитоплазма от контакта начинает либо просачиваться сквозь мембрану, либо кристаллизироваться. Наверх об этом пока не сообщали. Сначала нужно понять, с чем мы имеем дело и что это может значить для человечества. Если оно вообще что-то значит. Не хотим заранее обнадеживать правительство.

Максим снова передал мне фляжку, пообещав, что они превратят меня в настоящего сибиряка. Закрыв глаза, можно было себе представить, как Клара стоит на краю кратера и вглядывается в темный лес в надежде рассмотреть мерцающий огонек станции.

Через неделю после завершения анализа генома Энни ведущие информационные агентства окрестили ее «Еще одним недостающим звеном» и «Чудо-девочкой из древней Сибири». Отчасти неандерталец, отчасти нечто, только поверхностно напоминающее человека, она обладала генетикой, сходной с морской звездой и осьминогом. Пока неясно было, как все это работало при ее жизни, однако уже стало понятно, что девочка, которую я считал хрупкой, была отлично приспособлена для всех испытаний ледникового периода. Настоящий борец, обладавший множеством возможностей. Сотрудники лаборатории давали видеоинтервью, ждали новых грантов и нового оборудования и бурно отмечали свое открытие. Однако о вирусе, который обнаружили в теле Энни, не писал никто, нам запретили об этом упоминать. Дейв и Максим продолжали заверять, что все под контролем, но все чаще пропадали в лаборатории. А я гадал, рассказала бы нам о вирусе Клара, будь она жива.

По видеосвязи я позвонил жене и Юми. Обе они были в сделанных из бумаги коронах. Я пообещал, что через пару месяцев вернусь, от души надеясь, что говорю правду. Юми взяли на роль солнца в школьной постановке, а еще она начала учиться играть на скрипке. У Мики постоянно открывались новые выставки в Нью-Йорке, ее сестра с мужем временно переехали к нам, чтобы помочь с Юми, по выходным заезжали и другие родственники, так что в доме постоянно проходили семейные обеды.

– Я продала две картины с Кларой и Юми, – поделилась жена. – Пара из Бруклина сказала – прямо чувствуется, как эти двое любят друг друга, а еще от полотна веет тоской. Видимо, я невольно отобразила в глазах Клары грусть.

– Думаю, здесь она была счастлива, – заметил я.

Когда в разговор включилась Юми, я рассказал ей о необычной девочке с легкими и сердцем олимпийского чемпиона. Небольшие раны на ее теле затягивались всего за несколько часов, как у морской звезды или осьминога.

– Или супергероя? – спросила Юми.

– Вроде того.

– Но ты говорил, она заболела.

– Все иногда болеют, – ответил я. – Вот почему мне придется ненадолго здесь задержаться. Хочу убедиться, что никто не заразится без необходимости.

– Но сам ты здоров?

– Здоров.

Вскоре Юми отошла, а я заверил жену, что сказал ей правду. Потом посоветовал приготовить для следующего семейного обеда терияки – порезать мясо тонко-тонко, как любит Юми, затем замариновать в соусе и оставить в холодильнике на ночь. И пообещал,