Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

ставший привычным кабинет – все это располагало к хорошему, до мозга костей, допросу. Часа на четыре. Или больше, до утра.

– Доставьте нам Кологривкина, – распорядился Шаров. Может, удастся управиться быстро? Раз-два и чистосердечное признание? В знак уважения санитарного ответственного к его, Шарова, заслугам перед Отечеством?

– Добрый вечер, Иван Иванович! – вместо Кологривкина явился Спицин, марсианский вожак номер три. Давно не виделись, коллега.

– Добрый… да, действительно, вечер. Хотите поприсутствовать на допросе?

– Хотел бы. Искренне хотел бы.

– Почему «бы»?

– Мне очень неловко сообщать, но подозреваемый Кологривкин скончался полчаса назад.

– От каких же причин, позвольте полюбопытствовать. – Шаров понял, что не удивился. Ждал, значит. Сидел и ждал, лежал и ждал, ходил и ждал.

– Отек легких. – Спицин не выглядел смущенным, напротив, казалось, он доволен. – Дыхательная недостаточность.

– Вот так, вдруг, ни с того ни с сего – дыхательная недостаточность?

– И с того и с сего. Мы проверили. В его кислородной батарее оказался фосген. Газ, вызывающий смерть из-за отека легких. Следовательно, это он, Кологривкин, – причина взрыва экипажа.

– Разве?

– Иначе зачем кому-то потребовалось его устранять? Кологривкин сделал свое дело, потому и был обречен – чтобы не выдать сообщников. Типичный прием, шаблон. Осталось проверить контакты Кологривкина – как следует, с пристрастием, – и мы все равно выйдем на его сообщников.

– Вы говорите, газ был в батарее Кологривкина? В какой?

– Что значит – в какой? В той, что была при нем. – Спицин удивился непонятливости капитана. Не знают они там, на матушке, специфики Марса.

– Любопытно, действительно любопытно.

– Вас что-то смущает, капитан?

– Так, одна малость. Дело в том, что эта воздушная батарея – моя.

Глава 7

– Ваша?

– Я сам отдал ее санитарному ответственному.

– Выходит…

– Выходит, это у меня должен был случиться отек легких. Вот так.

Спицин вздохнул.

– Жаль, очень жаль. То есть я рад, что вам повезло. Жаль, что вы распорядились не трогать Кологривкина без вас. Допросить бы его своевременно, и многое бы прояснилось. Выходит, у нас опять нет подозреваемых?

– Чего-чего, а подозреваемых хватает. Мой соратник даже списочек подготовил. Без Кологривкина там трое остались. Вполне достаточно.

– Попробую угадать. Я, Ушаков и, наверное, Салов. Верно?

– А вы у него спросите. Подпоручик, отвечайте.

– Это всего лишь рабочая гипотеза. – Лукин ожег взглядом капитана.

– Я не в претензии, – развел руками Спицин.

– Списочек подготовил он, – кивнул на подпоручика Шаров, – а батарея отравленная досталась мне.

– Кологривкину она досталась, – утешил его начальник марсианского отделения департамента.

– То – случайность. Мое везение. – Надолго его не хватит. Раз везение – с батареей, два – охотнички подоспели. Помилуйте, надобно же и умение показать. Умение капитана Шарова. Выставлено для всеобщего обозрения в павильоне народных ремесел, детям и нижним чинам вход возбранен.

– Получается, дело у вас затягивается. – Теперь дело опять «у вас». Дистанцируется третий вожак.

– Отнюдь, камрад Спицин, отнюдь. Думаю, мы стали гораздо ближе к истине, нежели вчера.

– Рад это слышать. – Но видно было, что Спицин сомневается.

Блеф – штука тонкая. Так иногда заврешься, что и сам начинаешь верить в сказанное собой. Противник-то поверил, раз и взрыв, и фосген.

– Завтра, самое позднее, послезавтра, я надеюсь, мы окончательно расставим точки над i.

– Превосходно, просто превосходно. Я могу передать это Ушакову?

– Я уже говорил с ним на эту тему. Вчера. – Говорил-говорил. После чего и открылась охота. Типичная ошибка службистов: «после того – значит, вследствие того».

– Что ж, подождем до завтра. – Спицин не стал обижаться на скрытность капитана. Земля, она и есть Земля. Марку держит. К тому же – правила Департамента. Чего не знаешь – за то не в ответе.

– Или до послезавтра. Но сейчас я бы хотел осмотреть тело Кологривкина.

– Извольте. Я проведу вас в медчасть.

– Умер, да… – В медчасти их встретили почтительно, но с чистой совестью. – Делали что могли, но слишком велика оказалась доза. Триста литров чистого кислорода затратили, и – впустую. Отек протекал злокачественно. Вы хотите пройти в секционную? Только возьмите воздушную батарею. Все-таки – фосген.

Кологривкин действительно был очень мертвый. Случалось – укрывали подобным образом людей, выводили из-под следствия. Случалось, но не случилось.

– Тело срочно отправьте на Землю.

– Раньше утра не получится. – Спицин не поморщился. Знает порядок.

– Вот с утренним сеансом перемещения пусть и отправится.

– Да, повезло, – непонятно чему порадовался врач.

– Доктор, – отвел его в сторонку Шаров, – вы мне дайте чего-нибудь от сна, посильнее… Мне сегодня спать нельзя… Первитина, что ли…

– Могу предложить кое-что получше. Вот, по капсуле каждые шесть часов. Не более четырех кряду. Максимум – шесть. А потом – сутки отсыпаться.

– Отосплюсь. Непременно отосплюсь. Спасибо.

Капсулы в прозрачном пузырьке лежали смирно, придавленные пружинкой пробки. Точно патроны в обойме. Лежат-лежат, а потом – бабах! Собирай мозги по стенке. Какие мозги, там ведь кость, капитан. Юморист. Душа компании. Тосты, анекдоты, шутки. Рекомендуется для господ офицеров. Цена с пересылкой – целковый, участникам босфорской войны – скидка.

– Пожалуй… Пожалуй, на сегодня довольно. Пойду составлять рапорт, к утреннему сеансу поспеть надо. Во сколько утренний сеанс-то?

– В восемь пятнадцать, – подсказал Лукин.

– Девять часов. Три – на рапорт, что останется – на сон.

Третий вожак сочувственно кивнул:

– Писанины хватает. И никаких писарей не позовешь – секретно. Сколько я в свое время бумаги перевел. А гусей!

– Вечные ручки спасли Рим, – продолжил вечер шуток Шаров. Демонстрация уверенности в завтрашнем дне.

– Мой шеф был записным патриотом и всякие западные штучки отрицал. Гусиное перо – и точка, – начал делиться воспоминаниями Спицин. – Аспирина не признавал. Рюмка водки, щепоть пороха и баня, парная. Там и умер от удара. Не успели кровь пустить. Любимое его средство.

– Средство знатное, – подтвердил Шаров. Так и до крамолы договориться можно. Нет, откровенность – дурная болезнь. Собачья, как говаривал тот самый шеф. Выходит, Спицин – из старой гвардии. Хоть на Марсе, но живой. Реликт. После заговора генералов кровопускание устроили изрядное. Очистка от вредителей, пособников и шлаков.

– Я все говорю, говорю, а вам время дорого. Позвольте проводить вас. – Спицин поражал своей любезностью. Издевается, что ли? Или просто – профилактика? Личный надзор? Ничего, нам, людям честным, скрывать нечего. Голы, аки соколы. Неимущие.

– Не стоит затрудняться, – отклонил любезность Шаров, – нам еще придется обсудить кое-какие мелочи. Рутина, знаете ли. Повседневность.

– Самое главное в нашей работе. Тогда – до завтра, капитан.

Озадачив Лукина (проверить документацию транспортного отдела, не выезжали ли экипажи из поселений более чем на день, и подготовить поименный список лиц, отбывших на Землю за два последних года, к завтрашнему утру –