Далекое лето - Ся Цзя

в разные эпохи и в разных местах, разыгрывая новые и новые истории, которые никогда не заканчиваются.

Подобный замысел открывал для меня безграничные возможности. Это похоже на океан пустоты, где непонятно, с какого места можно подступиться к работе. И поэтому я забросила рассказ в дальний угол на много лет. И вот в какой-то момент роман «Жена путешественника во времени» стал бестселлером, а научно-фантастический фильм «Человек с Земли» добился успеха на киноэкранах. Тогда я вновь поняла всю силу закона Мёрфи: «Все хорошие идеи уже написаны мастерами». К счастью, истории можно писать бесконечно.

Поэтому, не пытаясь продумать историю в мельчайших деталях, я начала придумывать сюжет.

Первоначально история называлась «Война Улисса», и в эпиграфе была цитата из рассказа Борхеса «Бессмертный»: «Я был Гомером; а скоро стану Никем, как Улисс; скоро стану всеми людьми – и умру». Главным героем был человек по имени Наасс, как в рассказе Лондона «Северная Одиссея». Фоном сюжета служила западная культура: Сан-Франциско 1960-х годов, Константинополь времён Древнего Рима, Содом, викторианская Англия… Эти завораживающие названия свалились в одну большую кучу, и в итоге мне приходилось гуглить по полдня, чтобы не ошибиться даже с названиями блюд.

Я вспылила и в бешенстве снесла все наработки, задав себе два вопроса, над которыми давно размышляла:

1) Почему действие научно-фантастического романа не может происходить на Востоке?

2) Почему не сделать женщину главной героиней?

И вдруг в мою одержимую думами голову потоком хлынули новые названия: культура Банпо, цивилизация императоров Янь-ди и Хуан-ди, божественный земледелец Шэньнун, Цзян Лешань, местечко Сяньян, древний дворец Эпангун, Лао-цзы, равнина Белого оленя, река Хуанхэ, один из очагов китайской цивилизации Гуанчжун и мой родной город, долгое время называвшийся Чанъанем, а теперь более известный как Сиань.

Мужчина, неподвижный, как гора, и женщина, теряющаяся в летней ночи, как светлячок в траве, тысячелетнее ожидание и встречи, пересекающиеся временны́е линии и круги, круги, сплошные замкнутые круги. Это рассказ, который я всегда хотела написать, в духе притчи, магического реализма, исторического эпоса и научной фантастики.

Я думаю, что пока на этом и стоит закончить.

Остров тепла

热岛

Летняя ночь, вечная летняя ночь. Сквозь окно задувает влажный ночной ветер, который не даёт заснуть.

В такие моменты я всегда пытаюсь самой себе рассказывать истории, простенькие сюжеты о чём угодно. Времени хоть отбавляй, да и вся моя аудитория, молчаливая и преданная, – я сама. Только и надо, что придумать начало, а потом терпеливо выжидать, пока в голове станут неторопливо всплывать воспоминания, сами по себе сложатся в историю и тихонько зашелестят у меня в ушах.

Вы и сами это можете попробовать со мной вместе. Погасите свет, отключите мобильник, вырубите все испускающие свет приборы, спрячьте часы под подушку, укладывайтесь в кровать и негромко скажите прохладным стенам: «Давным-давно»…

Давным-давно я оказалась на острове, откуда нельзя было сбежать. Там было жарко и влажно, и каждый вечер случался ливень…

Речь пойдёт о прошлогоднем лете, но оно кажется столь же далёким, как воспоминания о жизни наших бабушек и дедушек.

В июне каждому будто бы было о чём похлопотать: заняться написанием диссертации, напиться и объесться, пофлудить на форумах. Немного пофлудил – немного пописал диссер. Я всё время проводила в лаборатории: пересекала с каждым днём становившийся всё более необъятным кампус, взбиралась на пятый этаж, доходила до комнатки без окон в конце коридора. Лабораторные компьютеры не отключали круглый год, так что громоздкие машины вечно гудели заодно с кондиционерами. Электрических мощностей не всегда хватало, и нередко случались отключения. На столах высились шаткими горками книги и неизвестно как долго дожидавшиеся нас бытовые вещи, вроде подушек, одеял, ракеток и кед. Из открытых нараспашку упаковок из-под еды распространялись разные запашки. Была у нас ещё большая коробка с запасом быстрорастворимого кофе всех известных марок.

Я работала за самым изношенным компьютером в самом тёмном углу лаборатории. Видеокарта у машины была настолько древней, что даже самые базовые графические программы отказывались на ней запускаться, что уж говорить о том, чтобы резаться в онлайн-игры. Вот на таком аппарате я каждый день боролась с массивом данных. Результаты летних наблюдений Пекинской метеовышки за десять с лишним лет кучковались холмиком, укрытым толстым слоем пыли. Моя работа заключалась во вводе этих данных, внесении корректировок для сглаживания кривых, в фиксировании узловых точек, расчётах разнообразных средних величин, выведении по осям времени, составлении всевозможных таблиц, графиков, диаграмм, устранении цифровых шумов и повторной корректировке таблиц и чертежей.

Месяц с чем-то я каждое утро поднималась, снимала с зарядки MP3-плеер, выходила на улицу купить завтрак и, пока ещё было прохладно, шла в лабораторию, включала компьютер, вносила, считала, пересчитывала, снова вносила данные под странные русские песни в ушах, пока мысли у меня в голове уносились на все восемь сторон света. В полдень я заказывала себе по телефону еду навынос, ела и резалась в «Сапёра», один за другим обновляя давнишние рекорды на лабораторном компьютере.

С наступлением июня из лаборатории стали призраками исчезать один за другим аспиранты, пока не осталась одна только я да ещё какой-то бакалавр. И хоть научный руководитель у нас на двоих был один, мы друг друга знали не особо хорошо. Мой напарник по лаборатории был легендой в Институте физики – на занятиях вообще не появлялся, но стипендию получал, как и все, а со второго курса начал помогать нашему научнику с подготовкой заданий. Справочники у него на столе были сплошь на иностранных языках. Мир, в котором крутился мой коллега, отличался от моего ровно настолько же, насколько различались его новёхонький, сверхмощный компьютер непроизносимого бренда и моя допотопная, видавшая виды развалюха. Совершенно разные измерения, как ни посмотри.

Я до сих пор даже не могу чётко вспомнить имя того парня, слишком уж много парней в Институте физики, да и по манерам все они в целом схожи. Помню только, что в первый раз мы обменялись приветствиями как-то днём в мае, когда лил затяжной дождь. И, разумеется, знакомство наше случилось в той самой лаборатории без окон в конце коридора на пятом этаже. Мы сидели лицом к лицу и, как принято у естественников, сдержанно улыбнулись и кивнули друг другу.

– А я тебя помню, – сказал он. – Я всегда сидел на последнем ряду на военной теории, ты садилась прямо передо мной.

Я неловко рассмеялась:

– Ну, естественно, на таких занятиях надо отсаживаться подальше, чтобы можно было клевать носом.

– Но ты всё время задумчиво глядела в потолок.