Джон Пристли - Затемнение в Грэтли

Полковник усиленно размышлял, но не говорил ни слова. Из раны у меня снова потекла кровь, голова кружилась, в ушах гудело. Но нельзя было дать ему опомниться.

- Что касается зажигалки, которую вы нашли у Олни в кармане, продолжал я, - то первая ваша догадка была правильна. Это не простая зажигалка, такой вы не купите нигде. - Я показал ему мою. - Каждый сотрудник контрразведки, в каком бы отделе он ни работал, получает такую зажигалку и выучивает условные вопросы и ответы. Я знал, что у Олни есть такая зажигалка, потому что в среду днем мы по ним опознали друг друга. Инстинкт вам подсказывал, что она была у Олни неспроста: такой зажигалки у заводского мастера не увидишь. Позже, в тот же вечер, вы встретились с Джо; к тому времени вы уже рассмотрели ее и решили, что это просто красивая безделушка. Держать ее у себя вам не хотелось, поскольку она принадлежала Олни, и вы подарили ее Джо. А Джо, - добавил я сурово, арестован сейчас по обвинению в убийстве. Он сознался во всем. Он выдал всех.

У меня вдруг потемнело в глазах. Я слышал крик Маргарет. Потом увидел, что она склонилась надо мной.

- Нет-нет, не мешайте мне еще минуты две, - сказал я ей, собрав последние силы. - Родель ранил меня в плечо, и сейчас кровь опять потекла, но я доведу это до конца. Сядьте, Маргарет! Ну, пожалуйста!

Она не села, а осталась стоять возле меня. Я посмотрел на полковника, который сидел, как окаменелый.

- Я не пришел бы сюда в таком состоянии, чтобы сказать вам все это, если бы дело не было раскрыто и все главные улики не были в руках полиции. Я пришел потому, что люблю сам заканчивать свою работу. Своего рода тщеславие, если хотите. Такой уж у меня недостаток. А ваш недостаток, Тарлингтон, это - спесь. Вы всегда помните, что вы - привилегированная особа, ничего общего не имеющая с чернью, и вы хотите какой угодно ценой сохранить свои привилегии. Вы ненавидите демократию и все, что с ней связано. Ваше упрямство, дерзкое высокомерие, любовь к власти и самомнение мешают вам примириться с нею. Когда Гесс прилетел в Англию, он рассчитывал именно на таких, как вы. На то, что вы настроены прогермански, антипатриотичны в обычном смысле слова. Прошлая война, по-вашему, велась исключительно в национальных интересах, и, вероятно, тогда вы честно воевали. Но эта война, совсем другая, вам не по душе. Я слышал на днях вашу речь. Вы, как и все вам подобные, уговаривали народ знать свое место, воевать, и трудиться, и страдать, чтобы поддержать то, во что он больше не верит. И каждое ваше слово - еще одна пушка или бич в руках Гитлера и его шайки. Но вы несколько умнее и бессовестнее большинства себе подобных, и вы поняли: чтобы сохранить все, что вы хотите сохранить, нужно, чтобы народ не выиграл эту войну, а фашизм не проиграл ее. И нацисты убедили вас, что только их победа даст вам ту Англию, о какой вы всегда мечтали, то есть вы с кучкой избранных подниметесь на вершину, а простой народ навеки останется в прежнем положении. И вы пошли по извечной кривой дорожке... покатились по наклонной плоскости... болезненное честолюбие, спесь... ложь... предательство... убийства... и вы проиграли, Тарлингтон... проиграли... и если вы не хотите... остаться в памяти всех... английским квислингом... то у вас один выход... только один...

Я не мог больше выговорить ни слова: вся комната содрогалась и пульсировала, как мое плечо; ослепительные вспышки света сменялись черным мраком... Но, к счастью, мне уже не надо было ничего говорить. Без удивления, словно во сне, я увидел, что дверь отворилась и проем заполнила массивная фигура инспектора Хэмпа. Я сознавал даже в ту минуту, что его приход окончательно решит дело.

- Хорошо, инспектор, - услышал я голос полковника. - Погодите минутку. - И он вышел в соседнюю комнату.

Прежде, чем кто-либо из нас успел шевельнуться, раздался выстрел.

Говорят, что я сказал: "Что же, другого выхода у него не было". Но я этого не помню. Я потерял сознание.

10

Следующие три дня я провел в доме Маргарет, постоянно переходя от вспышек температуры к вспышкам раздражения. Когда падала температура, усиливалось раздражение. Происходило это отчасти из-за того, что я не желал лежать в постели. Но виновата тут была и приставленная ко мне сиделка. Эта ширококостая, рыжеволосая особа со множеством зубов и веснушек обращалась со мной, как с балованным ребенком лет десяти. Она безжалостно читала мне вслух веселые детские сказки. Она пыталась запретить мне курение, но в этой битве я победил. Зато она при содействии Маргарет не допускала ко мне никого из посетителей, приходивших повидать меня и занять взрослым разговором.

И еще одно злило меня: Маргарет была теперь только врачом, а я только больным. Со стороны можно было подумать, что мы с нею вообще незнакомы. По временам, когда температура поднималась, мне начинало казаться, что все случившееся в Грэтли - сон, что я никогда раньше не видел эту женщину-врача со строгим лицом и блестящими глазами, что меня упрятали в какую-то лечебницу и я просто брежу. А когда температура падала, я, конечно, рвал и метал, и тогда это рыжее чудовище уговаривало меня "не капризничать".

Но вот на четвертый день, в среду, сиделка объявила мне, что уходит. Она полагала, что я еще нуждаюсь в ее услугах, но ее ждал другой, более тяжелый больной. В середине дня я весьма учтиво с нею простился. Маргарет, как всегда в это время, ездила по больным. Лучше бы она вернулась, подумал я; но до чего спокойно без сиделки! Я мирно задремал. Когда я проснулся, в комнате уже горел свет, шторы были опущены, а за столом пили чай инспектор и Периго, настоящая комическая пара - один огромный, тяжеловесный, неторопливый, другой щуплый, живой, эксцентричный. Я им очень обрадовался.

- А ведь мы каждый день приходили сюда, Нейлэнд, - сказал инспектор. Но нас к вам не пускали.

- Знаю, - проворчал я. - Идиотство! Это все сиделка.

- Нет, нас не пускала доктор Бауэрнштерн, - возразил Хэмп. - Нельзя - и до свидания. Правда, Периго?

- Да, она была тверда и непреклонна, - подтвердил Периго. - Раз налетела на меня, как фурия. Дама с характером...

- Сам убедился, - проворчал я. - Ходит тут взад-вперед с каменным лицом. И молчит. Впрочем, если бы она затеяла разговор, я бы не знал, что сказать. Ну, рассказывайте поскорее, какие новости на свете?

- Звонил вашему начальнику Оствику, - ухмыльнулся Периго, - и сказал, что вам надоело ловить шпионов. Он, естественно, ответил, что они не могут отпустить такого ценного работника.

- А ведь он прав, - заметил инспектор. - Взять хотя бы это дело. И самое забавное... хотя забавного тут, честно говоря, мало... что будь вы обучены нашему полицейскому ремеслу, у вас бы ни черта не вышло: улики-то были плохонькие. Что, разве не так?