Владимир Яценко - Пленники зимы

– Ну, как же? – удивилась Калима. – Пак стоял на мостике и подавал команды "лево-право" в центральный отсек. Чекерез пытался сделать аэрофотосъёмку местности.

Стриженова ты поставил часовым, чтоб осматривал окрестности. Водители сидели в машинах. Нина страховала водолазов…

– Иными словами, – вставил Максим. – Все они были на открытом воздухе.

– Мы все на открытом воздухе, – напомнила Калима. – Даже сейчас. Кроме того, водители были в машинах.

– Ничего подобного. Когда нашли лодку и начались погружения, они сидели на крышах вездеходов.

– Они целый день были рядом с водой.

– Водолазы из воды не вылезали…

– На то они и водолазы, – усмехнулась Калима. – Может, смерть где-то на берегу?

– У нас ещё есть кореец Пак… и часовые, они вообще были чёрт знает где.

– Стоп! – Калима даже немного повысила голос. – Это похоже на ключ: Пак был один в надстройке; водители в одиночестве сидели на крышах своих машин; Чекерез был один, когда изводил метеозонды; часовые были одни. Все они продолжительное время были в стороне от остальных людей. Смерть косит одиночек!

– Хорошая мысль, – кивнул Максим. – Вот только мы с тобой тоже были в карауле, в одиночестве. И живы…

– Но мы-то с тобой не совсем обычные люди, не так ли?

Максим немедленно открыл глаза и повернулся к ней.

Калима спокойно встретила его взгляд.

– Мы не будем обсуждать этот вопрос, – успокоила она его. – Сейчас важно другое: то, что несёт смерть обычным людям, для нас, похоже, безвредно.

– Если принять твою точку зрения, то наши действия будут квалифицироваться как хладнокровное убийство. – Он ещё секунду-другую смотрел ей в глаза, потом привалился обратно к колесу, на своё место. – Нет, Калима, – сказал Максим. – Мир велик. В нём можно встретить что угодно и кого угодно. Некоторым повезло настолько, что они видели Господа, разговаривали с ним, касались его. И я готов поверить, что ты – не человек. В конце концов, у каждого своё горе. Если ты в свои расчёты будешь закладывать мою необычность, то это не будет ошибкой. Но лишь потому, что обычных людей не бывает. Все люди – равнонеобычны. Прошу прислушаться к моим словам. Я знаю, что говорю. Я – человек.

Калима хмыкнула и промолчала.

– Кроме того, у нас ещё есть Игорь, – спустя минуту добавил Максим.

– При чём тут Игорь? – неохотно отозвалась Калима.

– Из первой группы остались только мы трое. И он тоже стоял в карауле. Что в нём необычного?

– Он ходит в кепке, – ответила Калима. – Совершенно идиотская кепка с длинным козырьком, закрывающим ему половину лица. Игорь Дзюбенко – хороший парень, всегда начеку и гениальный каптёрщик.

– Каптёрщик?

– Интендант, начальник по материальному обеспечению… – она внезапно оставила свой расслабленный тон и совершенно другим голосом спросила: – Только сейчас дошло: а куда ты, собственно, собрался?

Резкая смена была Максиму неприятна. Он был уверен, что они вплотную подошли к чему-то важному. Возможно даже к решению. У него было чувство, будто выключили радио на середине мелодии, и приходилось мучительно догадываться о направлении музыкальной темы, без всякой надежды узнать, а что же там было дальше на самом деле.

– На вездеходах прочь отсюда, – недовольно ответил он.

– Куда? Если всюду такая же пустыня, как здесь…

– Это ты на фотографиях Чекереза увидела? – ответил вопросом на вопрос Максим. – Что там у него получилось?

– Ничего у него не получилось, – неохотно признала Калима. – Загубил два зонда из десяти возможных, да и концы отдал.

– Но изображение на мониторе…

– Не было никаких изображений! – отмахнулась Калима. – Эта штука на куполе излучает во всём диапазоне частот. Да ещё с такой мощностью, что Останкино заглушит…

– А как он их потерял?

– Кого? – не поняла Калима.

– Метеозонды, – пояснил Максим.

– Потерял и потерял, – пробормотала Калима. Чувствовалось, что её мысли уже заняты другим. – Не всё ли равно?

– А всё-таки? – настаивал Максим.

Калима тяжело вздохнула, неохотно отвлекаясь от своих раздумий, и ответила:

– На высоте около ста метров мощный воздушный поток.

– В каком направлении?

– В южном, – Калима неопределённо махнула рукой против течения реки. – И если нам уходить, то, по всей видимости, туда же. Вот только если всюду пустыня…

– Нет, – прервал её Максим. – Не всюду. Я знаю.

– Знаешь… – задумчиво повторила Калима. – А из водителей у нас только механик Сергей Блинов, золотые руки…

– Как-то мрачновато это у тебя прозвучало.

– Он на полигоне в блиндаж с наблюдателями врезался… Когда сдавал вождение.

Кто поведёт машины?

– Одну поведу я, другую – Света.

– Света? – изумилась Калима. – Вот уж не думала, что она – сильный водитель.

– Она не водитель, – возразил Максим. – Но я ей обещал дать порулить чем-нибудь большим и тяжёлым.

– Максим, – прервала его Калима. – Это не просто машина. Это двухсекционный восьмиколёсный вездеход-амфибия. В каждой секции свой двигатель. У него пульт управления, как на самолёте. И весит это железо больше тридцати тонн.

– Ну, что ж, – Максим хлопнул в ладоши. – Подходит. А что восемь колёс, так это даже лучше – не велосипед, не свалится. И вот ещё что: займись-ка ты кепками.

– Кепками?

– Да, кепками с длинным козырьком. Кажется, на складе на подводной лодке что-то такое было. Пусть все наденут.

II

На второй день пути показались горы.

Сначала в виде тёмной полоски на горизонте, потом вполне заметной на фоне утомительно разноцветного неба серой глыбой камня. Это препятствие пока ни у кого не будило тревожных мыслей. Наоборот, вселяло надежду на лучшее. Потому что хуже быть не могло.

Моё решение продолжить движение вдоль реки на вездеходах не встретило ни восторга, ни сопротивления. Они были подавлены смертью. Шокированы разгромом экспедиции и крахом собственных надежд. Они замкнулись внутри себя, внутри своего ужаса. У каждого на лице читался один и тот же вопрос: "что, если следующим буду я"?

Теперь нас было восемь.

Последним умер Ашот, два дня назад, спустя сутки после начала движения.

Так что, похоже, смерть мы прихватили с собой.

К несчастью, парень оказался в Светкином вездеходе. Когда Ашот свалился, она совсем потеряла голову: забыла, как остановить машину. Я понял, что происходит что-то странное, только когда сам, следуя рельефу, отвернул влево, но её вездеход продолжил своё движение к обрыву.

Местность сильно изменилась. Судя по счётчику, мы прошли уже около трёх сотен километров. Но, если по прямой, то вряд ли больше ста пятидесяти. От реки мы сильно уклонились влево. Плоская пустыня давно осталась позади. С каждым часом овраги становились всё глубже, а их стены – круче. И когда машина Светланы, не сбавляя хода, ринулась к одному из этих обрывов, я, не задумываясь, заглушил двигатель и выскочил наружу.