Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

фонарь на свет самый тусклый, экономный. Оно и полезней. С ярким-то еще белые мухи налетят…

Тоннель был узким, очень узким. Приходилось пригибаться, а порой и на четвереньки вставать. Ничего, жестоковыйных среди нас нет. Вымерли жестоковыйные. Как динозавры.

– Второй поворот, теперь свободнее станет.

Стены раздвинулись, ушли, тусклый свет не поспевал за ними, отчего тьма казалась еще гуще. Головастики в асфальтовой луже. И руки-ноги вот-вот застынут.

Разведчик выпрямился, потянулся – с хрустом, проверяя каждую косточку, каждую связку. Отозвались все – разнобойно, вяло, как уставшие новобранцы. Нехорошо. Ну-тко, повторим! Еще! И еще!

Наконец хор стал стройнее, слаженней.

– Что это вы делаете? – Тамара смотрела на разведчика с удивлением. – Пещерную зарядку, комплекс разведчика номер четыре?

– Что-то вроде этого.

Она тоже помахала руками – так, за компанию, от избытка сил.

– Веселитесь? – Вано с катушкой за спиной был похож на гнома-переростка, перепрятывающего сокровища.

– Где вы? – подал с поверхности голос Миадзаки.

– Определяемся, – пробурчал Вано. – Попляшем, попляшем и определимся.

Тамара замерла, потом медленно выпрямилась.

– Куб семнадцать – двадцать три – четыре, – ответила она через минуту.

– Плюс-минус…

– Один и восемь.

– С такой погрешностью романисты рисуют карту клада, чтобы искать подольше, листажа ради. Пальцем в землю. – Вано явно сердился. На что? Вернее, на кого?

– С таким жирокомпасом спасибо что пальцем хоть в землю, а не в небо.

– Новые привезут в лучшем случае через два месяца. Нужно было цэ-калибровку тщательнее проводить.

– Цэ-калибровку я проводила, проверочное испытание жирокомпас выдержал. На поверхности. И вообще, браниться удобнее тоже на поверхности. – Тамара демонстративно отвернулась.

– Именно. – Ильзе надоело слушать препирательства. Милые бранятся, а посторонним в потемках блукать. Среди пиявок. – Вано, вы бы насчет иллюминации похлопотали.

– Ах да. – Вано забормотал в переговорник. – Сейчас, Сато запускает двигатель. – Он установил «жирафу», выдвинул шею на три метра. Сводов не достал. – Подключаю.

Свет от «жирафы» – не чета коптилке.

– Это… Это… – Тамара вцепилась в локоть разведчика. – Этого просто не может быть!

– Интересно, правда? – Разведчик осторожно высвободил руку.

Никто не ответил, ошеломление – полное.

Первым очнулся Ильзе…

– Почему вы не сообщили об этом сразу?

– Я сообщил, – спокойно ответил разведчик. – Иначе нас бы не было здесь – и сейчас.

– Хорошо. – Ильзе вдруг понял: напиши разведчик отчет поподробнее, то он, Ильзе, в экспедицию и не попал бы. Или попал, но шестым номером. – Наверное, вы просто не смогли рассмотреть как следует…

– Ясно дело – не мог. С моей-то коптилкой… – Разведчик погасил фонарь.

– Это ведь не просто «пещера, возможно, искусственного происхождения». Это, бесспорно, артефакт.

Ильзе говорил четко, словно диктовал. Собственно, так оно и было – по кабелю и звук, и картинка передавались наверх, в краулер Миадзаки. Любой беспристрастный наблюдатель поймет – именно Ильзе первым понял, что они встретили сооружение странников. Возможно, оно так и будет названо – «зал Ильзе». Или «станция Ильзе».

– Уж артефакт так артефакт, – протянул Вано. – Артефактище.

Требовалось время, чтобы осознать масштаб находки. Была бы это плита какая-нибудь, скелет прямоходящего двухордового, наконец, ржавая шестеренка – сработали бы навыки. Шестеренки и прежде находили.

– Это станция метро… – Тамара сказала вслух то, что думали все.

– М-да… Определенное сходство, конечно, есть… – согласился Вано. – Станция «Киевская». Или «Рижская».

Свет «жирафы» отражался на мозаичных стенах, колоннах, сводах. Преобладали цвета лимона и охры.

– А вот и путь. – Тамара показала на желоб, гладкий до блеска, уходящий в тоннель.

– Рельсы, рельсы где? – Вано вдруг стало смешно. Надо же – выползет сейчас поезд, они сядут, и поедем мы в библиотеку имени Ленина. Нуль-пространство.

– Не следует ожидать полного сходства. – Ильзе не принимал шутливого тона. Неуместен он, такой тон, перед лицом глобального открытия. Перед лицом истории. – И торопиться с далеко – очень далеко – идущими выводами не стоит тоже.

– Никаких выводов, помилуйте. Просто – первое впечатление. – Вано совершенно не желал конфликтовать с начальником. Сегодня – начальник, завтра – большой начальник, послезавтра – царь и бог. – Вот у вас, – обратился он к разведчику, – первое впечатление какое… каким было?

– Первое? Хм… Испугался, что угодил к бабушке.

– Куда, простите? – Вано с разведчиками старался держаться предельно ровно. Всяко случиться может. У него самого бывший лучший друг оказался в разведчиках.

– Это предание такое, будто где-то в подземелье сидит бабушка-пиявка и нянчит бессчетных внучат. Или внучков?

– Здесь?

– Поначалу, знаете, показалось – попал в гнездо. Знаете, на Земле у тарантулов, ос, пещерных пчел бывают гнезда.

– Брр, – передернула плечами Тамара.

– Не наводите панику. – Однако Ильзе крепче сжал карабин.

– Никакой паники. Пиявицы под поверхностью нападают редко.

– Почему? – приободрился Ильзе.

– Не знаю. О них мы вообще знаем очень и очень мало. Как и об остальном.

– Кто мало знает, а кто мало говорит. Это разные вещи. Болтать обо всем…

– Да, конечно. – Разведчик прошел вдоль зала. – Хотя, не исключаю, кроме того пути, которым мы прошли, есть и другие. И в них пиявицы как раз и гнездятся.

– Гнездятся?

– Ну да. Никаноров нашел гнездовье пиявиц в районе Большого Сырта, около полусотни малых особей.

– Что-то я ничего не слышала об этом.

Тамара любила поговорить о пиявках, пауках и прочей фауне, сидя в кают-компании, на базе, но здесь… Конечно, она не суеверная, но с разговорами можно и подождать. Сейчас дел невпроворот – произвести обмеры, хотя бы запечатлеть поверхность, а времени мало.

– А чего кричать-то? Панику сеять. – Ильзе тоже не слышал, но не зря же призывали к предельной осторожности. Вот он и осторожен.

– Лупят их, лупят, а извести не могут, – пробормотал Вано.

– Кого лупят?

– Известно кого – пиявок.

– Ничего, весной проведут массовый отстрел… – утешил Ильзе.

Вано – хороший исполнитель, преданный. Немного порассуждать любит, но немного – можно. Хуже, когда подчиненный молчит. Молчит, молчит, да и вымолчит этакое… хорошо, если в разведчики…

– На вашем счету уже есть пиявка?

– Есть. – Ильзе любовно погладил карабин. – Уложил штучку.

Эту «штучку» приписывали себе по меньшей мере полдюжины стрелков Станции Красной – ее, ту пиявку, прозвали Дракулой, и не без причины… семнадцать пуль оказалось в теле – чья главная, последняя, решающая?

– Будем, товарищи, считать, что мы отдохнули, пора и поработать, – продолжил он и закинул наконец карабин за спину. – Тамара, Вано, подключайте периферию к гирокомпасу, будем снимать подробный план. Вы, э… товарищ, попробуйте пройти в тоннель, разумеется, осторожненько, недалеконько.

– Попробую, как не попробовать. На то мы и разведчики – пробовать.

Тамара посмотрела вслед удалявшемуся разведчику, потом рассерженно тряхнула головой. Своих забот мало, можно подумать. Она подсоединила кабель к жирокомпасу, теперь он связан с вычислителем на краулере, и, что бы ни случилось, данные