Полет в глубину - Жорж Колюмбов

Дальше — больше. При ближайшем рассмотрении пространство души действительно оказалось анизотропным, то есть в одном направлении «ехать» было легче, в другом — труднее. В принципе, это неудивительно, ведь даже в обычном мире машина ведет себя очень по-разному, когда едет в гору, с горки или, скажем, по болоту. С этим уже ничего не поделаешь. Зато Зоя научилась косвенно отслеживать текущее положение путника в пространстве души и теперь прямо из программы могла оценивать реальную скорость перемещения путника в условных километрах в час.

Постепенно они научились достаточно уверенно двигаться в любом направлении. Не везде удавалось удержаться, зато, если программа «чувствовала», что путник попал в «масло», она слегка повышала напряжение, добавляла разность фаз, и скорость восстанавливалась. Так что путник все равно двигался, не теряя направления, а не просто безвольно висел в пустоте, как раньше. Впрочем, попадались и непреодолимые участки, тогда их приходилось «объезжать» — ну, так и автомобиль тоже не смог бы въехать по вертикальной стене дома.

Обе карты пространства души — для Торика и для Зои — наполнялись подробностями. Там были «города» — области, нашпигованные точками погружений, «горы» — те самые непреодолимые участки, куда «умный не пойдет». Были свои «моря» — здесь ничто не мешало перемещаться, но ни одной точки погружения не находилось, и «болота» — здесь скорость падала так сильно, что даже усилия программы не могли ее компенсировать. Сначала Торик полагал, что такие места тоже лучше обходить, как и горы. Но потом Зоя в одном из таких «болот» внезапно обнаружила «кочку» — редкую точку погружения, недоступную никак иначе.

Словом, они исследовали свои новые миры, стараясь как можно лучше изучить то, что находится внутри. Они оба помнили вопрос Вики о граничных условиях, но пока работы и так хватало, и они не пытались двигаться к границам пространства. К тому же оставались опасения: мало ли что может ожидать путников там, на границах души.

* * *

Июль 2001 года, Город, 36 лет

— Наконец-то, неуловимый ты наш! Где пропадал на сей раз?

— Ты не поверишь, — Стручок даже привстал. — Мы так прикипели к Италии, что опять туда ездили. Причем нет ощущения, что смотришь одно и то же: Италия такая разнообразная, что приезжаешь в новый регион, а кажется, будто в другую страну.

— Надо же! Сегодня мы вроде бы никуда не бежим? Давай сделаем заказ, и ты мне все в подробностях расскажешь. Ты очень хорошо передаешь атмосферу — я слушаю, будто сам побывал там.

— Да ладно! А в школе у меня по сочинениям всегда тройки были.

— Как это?

— Очень просто. Русичка терпеть не могла, когда свои мысли выписываешь. Именно свои, а не те, что полагается по курсу литературы. А я, как ты понимаешь…

— …склонен говорить то, что думаешь?

— Вот-вот. И тогда, и теперь. Девушка! А можно ваше меню посмотреть?

* * *

— Придумал. Расскажу тебе про один наш ужин.

— Отлично.

— Приятно, когда у тебя дома целых две открытых террасы. Пусть даже этот дом — твой лишь на несколько дней. Нижняя терраса — «культурная», она выходит на приморский городок. А верхняя — «дикая». Чтобы попасть туда, нужно пройти сквозь кухню, подняться на двадцать ступеней и выйти на каменную площадку.

Олег даже глаза прикрыл, сосредоточившись на приятных воспоминаниях.

— Заберешься туда и каждый раз изумляешься дикости огромных каменных глыб над головой: терраса глубоко врезана в скалу. Хлипкая сеточка, обещающая минимальную безопасность, только усиливает смятение. Периодически там и сям стекают тоненькие струйки песка, когда в горах пробегает мелкий зверек или остывают камни, нагревшиеся за долгий знойный день.

— Ничего себе!

— Когда проходит шок от «потолка», начинаешь оглядываться и… застываешь, потому что весь остальной горизонт занимает море. Шумное и бескрайнее, оно простирается до самого Неаполя. Горы, скалы и бескрайнее море…

— Красота какая…

— Темнеет быстро, как бывает в южных широтах. Мы только успеваем отнести наверх несколько тарелок и питейные принадлежности, как свечение неба становится почти неразличимым. Садимся за каменный стол, освещаем его гигантской — толще моей руки — свечой в старинном бронзовом фонаре и всей кожей впитываем окружение. Уже почти ничего не видно — лишь неясные намеки на что-то огромное, темное, мерно дышащее совсем рядом с тобой.

— Жутковато.

— Тут моя не выдерживает и говорит: «Это море… я его боюсь… Днем было такое красивое, а теперь мне страшно. Будто в темноте совсем рядом — огромный зверь. Давай уйдем?» Словно подталкивая нас к действию, сверху сыплются сразу две струйки мелких камешков. Я делаю вид, что обстановка меня совершенно не пугает, беру ее за руку и решительно заявляю: «Ну, пойдем, а то все остынет!» С облегчением мы переносим все на нижнюю террасу, гасим свой исполинский фонарь-свечу и окончательно запираем тьму и ужас верхней террасы эфемерно-стеклянной дверью.

— Слушай, у тебя прямо триллер получается!

— Пробирает? А представь, что это ты там сидишь.

— Вот и я о том. У меня воображение отлично работает. А ты еще и рассказываешь выразительно…

— Хотя мы выходим из того же дома, атмосфера на нижней террасе — совсем другая, почти праздничная: тысячи огоньков-окошек, дорога с вечно снующими туда-сюда на машинах и мотоциклах итальянцами, морской берег и натриево-желтый зев большого тоннеля, идущего сквозь соседнюю гору.

— Надо же.

— Огоньки расстилаются даже не ковром, а таким… аэропортом: от ближайшего окна соседа, где вечно толчется десяток ребятишек, до далеких огней вокруг тоннеля или выше, на горе. А дальше – «Луна», древний ресторанчик, который мы находили даже на гравюрах четырнадцатого века, прикинь? По очертаниям напоминает шахматную ладью — башенка с зазубринами сверху. Но туда мы так и не попали — выбрали другой ресторан с видом на наш дом, вгрызающийся в гору. Там нам подали редкое вино под названием «Лисий хвост» и салат из хорошо прожаренных королевских креветок.

— Шикарно, слушай!

— Но это было в другой день, а пока мы сидим, обнявшись, и смотрим на далекие и близкие огоньки. Кто-то негромко поет по-итальянски, песню подхватывают соседи.