Владимир Колотенко - Прикованные к тени

Было начало ноября, приближался всенародный праздник, и все, что требовал Жора от генерала, исполнить ему было сложно.

- Хорошо, - сказал, в конце концов, генерал. - Но если...

- Никаких «если», - оборвал его Жора, - теперь я генерал! Ты же...

Генерал умолк, перевел взгляд на Жору, секунду подумал, налил себе снова в стакан. А Жора оседлал своего боевого коня: ему нужно было пропитать генерала чувством его, генерала, огромной вины.

- Ты - не человек, ты - растение, - тихо произнес Жора, глядя генералу прямо в глаза. - Но не кактус, не баобаб и даже не киви. Ты даже не репейник - ты никогда не станешь Хаджи-Муратом! Ты - ползучая зелень, пригодная разве что для корма баранам или для подстилки свиньям. И тебя непременно сожрет какая-нибудь корова...

Я поражался неожиданной смелости Жоры и понимал, что теперь никакие генералы над ним не властны, они для него - просто пыль, да, чердачная пыль, кролики, да, подопытные кролики... Раз уж вы идете ко мне, ползете, как жабы в мою пасть...

Как-то он произнес в сердцах:

- К богатству и власти, к свободе и славе нужно быть всегда готовым. Этому нужно учиться. А ты посмотри на этих держиморд-дармоедов! Разве они способны поделиться славой? А властью, а рублем? Дудки! А ведь щедрость - это первый признак красоты и величия, это вызов вечности. Отдавая частичку себя, ты обретаешь весь мир. Они не способны этого осознать, их кирпичные мозги не впускают в себя подобных мыслей. И вообще запомни: там, у них наверху, только вонь. Быть рядом с ними невыносимо, а прикоснуться к ним - значит провоняться на целый мир.

Я давно заметил, что Жора недолюбливал и был зол на тех, кто так или иначе ограничивал его свободу, но и создавал условия для безбедного существования. Парадокс.

Генерал проглотил Жорины слова, казалось, не обратив на них внимания. Только покраснел, как хорошо проваренный рак.

- Что я должен делать? - спросил он сдержанно.

- Взять жабу возрастом десять тысяч лет, - серьезно начал диктовать Жора, - тысячелетнюю летучую мышь... - генерал уставился на него стеклянными глазами, как на намеренно хамящего людям злого колдуна, но Жора тихо и уверенно продолжал: - высушить и пить порошок с молоком столетней кобылицы.

- Что ты несешь?! - возмутился генерал, не выдержав Жориного поведения, и рука его снова потянулась к кобуре. Какое-то время они ели глазами друг друга. - Гм, гм! - выдавил генерал из себя, и только после этого выпил.

- Он что, болен? - спросил меня генерал, когда Жора вышел.

- На всю свою умную голову, - сказал я.

Иногда Жора давал волю своим чувствам, и тогда доставалось каждому, кто стоял у него поперек дороги. Я молил Бога, чтобы этого не случилось со мной.

И все-таки мы тогда упустили еще один шанс испытать свои липосомы. Ведь достаточно было настоять на своем, сделать нашему клиенту крохотный укол, и мы бы, я в этом уверен, добились очередного успеха. Но уже в тот момент, когда Жора с желваками на скулах произносил свои злые слова, я понял, что никакого укола не будет.

Так, мне казалось, тратилось по пустякам драгоценное время, отведенное нам на земле.

Глава 11

Накануне праздника мы все-таки встретились с Брежневым, чтобы обсудить перспективы его дальнейшего лечения. Да, мы говорили откровенно и в высокопарном тоне, подчеркивая в своих речах судьбоносность и величие его личности, чтобы разбудить его внутренние резервы. Он слушал и кивал.

Когда речь зашла о возможном бессмертии - вечном существовании в форме клона, Брежнев остановил Жору поднятием своих роскошных бровей и коротко бросил:

- О каком бессмертии ты говоришь?

- Клонирование - это такой способ... - начал объяснять Жора, но Брежнев не слушал его:

- Сколько я еще буду жить?

Он приготовил носовой платок, чтобы промокнуть слезившиеся глаза и безрадостным взглядом уставился на Жору.

- В виде клона - вечно, - просто сказал тот.

Брежнев промокнул глаза, проморгался и, втянув порцию воздуха через ноздри, задал еще один вопрос:

- Ты не все понимаешь, что я говорю?

Тишина продержалась ровно секунду.

- Если вы не умрете, то не будете жить, - смиренно, как Иисус, произнес Жора; но тут вдруг у него на скулах заиграли желваки злости.

- Ты, видимо, не по годам туговат на ухо, - равнодушно констатировал Леонид Ильич.

- Мы вас мумифицируем.

- Как Ленина? - Брежнев хмыкнул и задержал дыхание.

- Как фараона, - уточнил Жора.

Наш подопечный глубоко вдохнул, улыбнулся и сказал:

- На хрена мне ваше бессмертие? Я просто хочу немного пожить. Мне уже трудно дышать...

Наш последний довод - клонирование - вождь отверг.

- На прошлой неделе под колесами автомобиля, - сказал он, - погиб мой кот, умница и красавец. Это знак. Когда на меня было совершено покушение со стрельбой, он сидел на моих коленях. Две обоймы были выпущены в Берегового. Чтобы знал, как носить мои брови. Тогда кот меня спас. А сейчас - некому...

Все были наслышаны о черном коте, которого подарил Брежневу Далай-лама. Говорили, что вождь нелегко пережил смерть любимца.

- Так что ни хрена у вас не получится, братцы-кролики вы мои, - обреченно заключил он.

- Есть еще один надежный способ, - сказал Жора, - золотой эликсир даосцев в нашей модификации. Вообще-то от смерти уйти нетрудно, гораздо труднее...

Брежнев, скривившись, молчал, Жора тоже ждал. С нами работал китаец Ши-Ханг Ти - представитель Ассоциации верующих даосов. Он знал секрет напитка бессмертия, но разговорить его и вызвать на откровенность нам так и не удалось. Кое-что мы, конечно, у него выведали и, возможно, Жора хотел этим соблазнить Брежнева.

- Ну, - сказал, наконец, вождь, понукая Жору к дальнейшему рассказу.

- В одном из даосских монастырей, - издалека начал Жора, - жил старец Сунь Мин, возраст которого превышал пятьсот лет.

Знаменитые брови Брежнева заметно поползли вверх, он медленно повернул голову и, выпрямившись в спине, свысока посмотрел на говорящего.

- Ну? - повторил он снова.

- Этот Сунь Мин, - продолжал Жора, - долгое время жил на восточных островах вместе с гениями, владевшими секретом этого напитка...

- Не тяни, кхм-кхм, кота за хвост, - сказал Брежнев, привычно покашливая.

- В его состав входит девятьсот девяносто девять ингредиентов....

- Чего входит?

- БАВ, - пояснил Жора, - биологически активных соединений.

- Точно активных?

Жора кивнул.

- Ну?..

- В его состав входят киноварь, мышьяк...

- Ты хочешь отравить меня, как Наполеона?

- В гомеопатических дозах, - пояснил Жора еще раз, - минимум миниморум.

- Скажи по-русски.

- Киноварь, мышьяк, толченый алмаз, сперма девственника, - перечислял Жора, - мумие, ладан, мускус, рог единорога, маточковое молочко...

- И что, эта сперма и рог помогут мне... эта... ну... сам понимаешь...

- Еще как! - сказал Жора. - Кин-тан способен не только...

И тут я услышал от Жоры такой рекламный спич о «золотом эликсире» кин-тан, который не снился ни одной западной фармфирме.

- И все это замешивается на талой воде, добытой с высочайших горных вершин. Нужно только...

- Хорошо, - перебил Жору Брежнев, - давай свою сперму с рогами и алмазами. Попробуем еще и эту кашу, - напоследок он сплюнул. - Я уже столько вашего говна переел, что мне ничего не страшно.

Леонид Ильич с минуту постоял в задумчивости, затем подошел к Жоре, обнял его и неожиданно проговорил:

- Не, кхм-кхм, ешь сам свое говно.

- От смерти уйти нетрудно, - повторил Жора, - гораздо труднее...

- Ешь, ешь, - перебил его Брежнев, - кхм, сам, сам...

На этом наш разговор и закончился. Мы ушли от Брежнева не солоно хлебавши.

- Что «гораздо труднее»? - спросил я, когда мы брели к машине.

- Гораздо труднее, - сказал Жора, - уйти от нравственной порчи, вот что!

В тот день Жора был зол, как раненный вепрь, - о него можно было зажигать спички. Я прежде никогда не видел его таким разъяренным.

Глава 12

- Понимаешь, - говорю я, - чему только не учат людей, наполняют черепа всякой всячиной, образовывают, но...

- Понимаю.

Я смотрю на нее.

- Правда?

Она кивает.

- Но все эти знания только уводят людей от истины, верно?

Она кивает.

- Люди в растерянности: они не знают, где они, кто они, зачем?..

- Да, верно.

- Они говорят и думают на английском, немецком, французском, русском, на иврите и хинди, лопочут по-китайски вместо того, чтобы говорить и думать по-человечески.

- Да.

- Французский воробей, - продолжаю я, - с первого «чик-чирик» понимает еврейского, лошадь понимает лошадь, слон - слона и букашка - букашку. А люди?

Она слушает.

- Они придумали проблемы отцов и детей, белых и черных, сильных и слабых, богатых и бедных... Какая чушь!