Владимир Колотенко - Прикованные к тени

- Пива хочешь?

Жора протянул мне банку «Heineken», откупорил свою и пил до тех пор, пока не опустошил.

- Ааа! - крякнул он, - есть хочешь?

- Коньячку я бы выпил.

- Ух, ты! Ну давай!

Он наполнил два граненых стакана до самого верха.

- За тебя, дорогой! - сказал он.

Мы отпили по глотку. И потом, добыв из холодильника кульки с какой-то едой, жадно ели.

- Пусть теперь твои клеточки подождут, - сказал Жора.

Это была шутка. Так рассуждать было просто преступно. Наши клеточки (эпителий мочеиспускательного канала Брежнева) уже часа полтора пребывали в состоянии стресса, они нуждались в нашей помощи, возможно, над ними нависла угроза гибели. Каждый из нас это прекрасно понимал, мы были предельно собраны и напряженно думали, с чего начать. А коньяк и пиво, и съестные припасы были лишь поводом для того, чтобы не выдать своей беспомощности при выборе правильного решения.

- Ну, старик, - сказал Жора, - ты это хорошо придумал.

- Что именно?

Жора не ответил. Я посмотрел на него - он сидел в кресле и, как всегда казалось, спал. Он думал о чем-то своем и уже не слышал меня. А я был совершенно уверен, что сегодня, через час-другой, мы станем свидетелями потрясающих событий, может быть, откроем для человечества новый день. Новую эпоху, эру. Да-да! Если нам удастся осуществить задуманное... Содрогнутся устои мира! Наша идея работает на прогресс человечества, и я молил Небо, чтобы Оно не осталось безучастным к нашим потугам, освятило наши действия и оправдало наши надежды на прекрасное. Ведь все прекрасное приходит с Неба. Мы пили пиво, жевали ломтики холодной ветчины и плавленые сырки «Дружба» и молчали. Наши клеточки терпеливо ждали, когда Жора произнесет, наконец, свое «нам, апредиленно, пора». Стаканы с коньяком так и остались наполненными. Коньяк подождет. Так в полудреме и полужевании прошла ночь. Мы вздремнули вполглаза, и к шести уже были на ногах. Не помню, кто из нас прокричал тогда тихое: «Пора!». Это случилось под утро, когда мы увидели сквозь щелочку между тяжелыми желтыми шторами сиреневую полоску рассвета.

Итак, - началось...

- Есть, - сказал Жора, - кажется, есть. Смотри...

Он возился с клетками мочи Брежнева, выводя их из состояния стресса. Он ухаживал за ними, как за невестой, что-то приговаривая и припевая, подкармливая всякими высококалорийными препаратами и добавками, витаминами и микроэлементами...

А к девяти уже стянулись и наши ребята. Как только все были готовы к работе, раздались первые команды. Жорин голос был смел и звонок:

- Кака, стимуляторы фагоцитоза... Ты не забыла? И контактин!

Какушкина только всплеснула руками.

- Ах! Жорочка!.. Я сейчас...

- Побольше мелатонину! Лей стаканами! - орал Маковецкий, - гормон молодости ему не повредит!

Мелатонин в нанодозах и вправду омолаживал клетки.

- Жор, - Света Ильюшина просто прилипла к Жоре, - а мы клонируем Переметчика?

Жора улыбнулся:

- Какого Еремейчика?

- Ну, не сейчас, в будущем!

Жора улыбался:

- Какое будущее?!

Ему бы белый мундир, да чтобы на нем - звон медалей на груди! - подумалось мне. Роль капитана дальнего плавания была бы сыграна им безупречно. Наше море как раз штормило, но корабль победоносно разрубал носом волны жизни генсека. Капитан гремел:

- Тань, подкинь им еще АТФ и нашу гремучую смесь.

- Чего сколько?..

- Не жалей!... - просил Жора.

Нам помогала Танечка, жена Васи Сарбаша, молчаливая и серьезная, безропотно выполнявшая все наши просьбы и поручения. Я делал то же самое с лейкоцитами слюны Брежнева.

- Анюта, прибавь, пожалуйста, света, - просил я, - им темно.

- Ага, счас... Но я - Таня, Татьяна. Рест, ты бы привез всех их сюда.

- Хорошие люди должны быть вместе, - поддакнула Ирина.

- Ой, Тань, прости, пожалуйста...

Не первый раз я называл Жориных ребят привычными для меня именами. Они относились ко мне с пониманием.

- Ты опять ими бредишь, - сказал Жора.

Мне на это нечего было сказать.

- А что бы делала Тина, появись она здесь ненароком? - спрашивает Лена.

- Понятия не имею. Разве что...

- Что?..

- Понятия не имею!..

И наши подопечные не подвели - клетки ожили, откликнулись на наши усилия вернуть их к жизни и были благодарны за это. Они вырвались из плена тучного стареющего тела своего хозяина и обрели вторую молодость. Этому невозможно было не радоваться, и мы радовались вместе с ними. Это был безусловный успех! Мы ликовали! Но это еще не была победа над старостью. Главное же дело, конечно, было в том, что мы убедились в жизнеспособности клеток. А во-вторых, - нужно было ответить на вопрос, сколько в геноме нашего подопечного осталось активных генов, поддерживающих жизнь всего организма. Это была чрезвычайно трудная проблема. Мы понимали, что в течение ночи, как бы мы ни старались, ответы на эти вопросы нам получить не удастся. И готовы были работать денно и нощно, чтобы время от времени в тишине лаборатории раздавалось тихое «Есть!». Мы ликовали! Никто, разумеется, нас не тревожил. Теперь в помощи наших ребят мы не нуждались, и Жора запретил им приходить на работу. Телефоны были отключены, иногда наше одиночество нарушала Ирина, чтобы пополнить съестные запасы и забить холодильник пивом. Все. Больше никто живой не проникал в наше логово. Назойливо жужжал вентилятор, щелкали термодатчики, мигали разноцветные лампочки... Жизнь не замирала ни на секунду. Мы поочередно дежурили у камер, где роскошествовали наши питомцы, спали урывками на полу или на столах, или сидя в креслах, ели наспех и тянули из холодных запотевших жестянок ледяное пиво. Мы ликовали! Только коньяк оставался нетронутым. Когда стало ясно, что мы близки к цели (на пятый или седьмой день), Жора спросил, что же мы будем делать с нашим открытием.

- Ничего, - сказал я, чтобы что-то ответить, поскольку вопрос не нуждался в ответе.

Иногда мы обсуждали наше будущее, но слова, которые мы произносили, его не проясняли. Это было непередаваемо. Наше будущее было трудно себе вообразить.

- Оно размыто, как юношеские годы Иисуса, - сказал Жора. - Будущее - это страна без границ.

Мы спорили. Гены работали как часы. Мы убедились, что этой работой можно управлять, как лошадью. Гены были чутки к нашим командам и смиренно послушны. Вскоре мы установили, что гены жизни нашего клиента процентов на девяносто уже исчерпаны. Они напрочь заблокированы, и считывание с них генетической информации возможно только при определенных условиях специальными средствами и способами. К тому же, так называемое «число Хейфлика» - максимально возможное количество делений для нормальных человеческих клеток - равно не пятидесяти, как это наблюдается у здоровых людей, а всего лишь семи.

- Еще несколько делений, - сказал Жора, - и наступит...

Он пытался раскурить свою трубку.

- И наступит конец. Конец генетического кода вождя. Просто конец.

- Если открыть шлюзы для здоровой информации, - рассуждал я, - и заблокировать гены всех его болезней и стенокардии, и геморроя, и атеросклероза, и...

- И что?

- Он может жить еще лет пятнадцать-двадцать. А может и все пятьдесят.

- Почему не семьсот восемьдесят шесть, как Самуил? Кто-то жил даже дольше. Кажется, Мафусаил...

- В самом деле!

- Но зачем? - спросил Жора.

Я посмотрел на него - он улыбался. Эту его самодовольную улыбку я хотел погасить своим крепким вопросом в лоб: «Это ты организовал за мной слежку?».

- Зачем? - снова спросил он и взял свой стакан.

Теперь улыбался я. Своим дурацким «зачем?» Жора всегда выбивал у меня скамейку из-под ног. Что на это ответишь? У меня опускались руки, когда я слышал этот иронично-насмешливый шипящий звук, летящий над моей головой. Единственная мысль «увернуться бы!» заполняла мой мозг. Правда, время от времени, произнося его, Жора будил во мне желание побыстрее добиться желаемого результата. Я знал, что он знал, как на меня действует его вопрос и ничего не предпринимал, чтобы изменить ситуацию. Да и как можно было уйти от того, что всегда было с нами?

Я молчал, а Жора, не замечая моего кричащего молчания, тем временем наполнял мой стакан.

- Бери, - сказал он.

Мы сделали по два-три глотка и стали доедать остатки ветчины.

- Слушай, - вдруг сказал он, - не лучше ли нам заняться этническим оружием, а? - Прекрасная перспектива!

Я даже перестал жевать ветчину.

- С чего бы это?

- Этническая чистка...

- Бред, - сказал я, - голый фашизм.

- Избирательность - прекрасная штука. Не обязательно уничтожать ненавистный этнос. Можно стрелять в любой геном... На выбор.

- Я представляю себе...

- Очень слабо, - сказал он, - это ведь господство над миром. И какая это дьявольская страсть - повелевать! А? А?!!

- Наполеоновские планы...

Жора не слушал меня.

- Если добиться того, чтобы гены слышали твое слово...