Владимир Колотенко - Прикованные к тени

Он до боли сдавил мою руку, не мигая и долго глядя мне в глаза и как бы говоря: «Ты же знаешь, я - сильный!». И мне ничего не оставалось, как только признать: я всегда буду его окружением.

- Скажи честно, - сказал он, отпустив мою руку, - вы и вправду уже кого-то клонировали?

И я вдруг стал сомневаться: может быть не было никакой Азы, никакого Гуинплена? Может быть...

- Трудно быть честным? - спросил Жора. - Я тебя понимаю.

- Но я же... Но мы...

- Молчи!..

Радужные перспективы, которые рисовало Жорино воображение, не могли не отразиться на его поведении. Конечно же, он был вне себя от радости. Или от гнева! Он старался взять себя в руки, но ему это плохо удавалось. Мне было непривычно и грустно видеть его таким озабоченным, а промахи, которые он время от времени себе позволял, удивляли меня и повергали в уныние. Да ты, дружок, нервничаешь! Отчего? Вслух я этих вопросов не произнес, и, признаюсь, был сам посрамлен тем, что только так подумал. Мне было жалко Жору? Нет. Конечно, нет. Я просто испытывал чувство стыда и какой-то неясной и тупой вины перед ним. Но за что, собственно?

Эти клетки были подобны досье на каждого их представителя. В них в живой микроскопической форме была собрана информация о прошлом, настоящем и будущем каждого, кто попал в наши сети. Гестапо? КГБ? Вот о чем, вероятно, подумал Жора, когда спросил:

- Ты на каждого завел папочку?

Я улыбнулся и пожал плечами:

- Зачем? Это скучно.

- Это не скучно, это...

Он не продолжил мысль.

А я представил себе, как Жора представлял себе мои усилия и уловки по добыванию его собственных клеток или Ирузяна, или Аленкова, того же Васи Сарбаша. Да, как? Очень просто! У кого-то с пиджака незаметно снял выпавший волос, с кем-то поздоровался за руку с кусочком скотча или лейкопластыря, прикрепленным к собственной ладони (извини, пожалуйста!), незаметно взял из пепельницы окурок чьей-то сигареты... Да мало ли как! Как будто все дело в этом. Дело в другом. Эти досье и в самом деле могут быть вскрыты и использованы по моему усмотрению. Это Жора прекрасно понимал. Шантаж! Я совершенно случайно пришел к этой мысли, и тут же постарался от нее избавиться, но это было не так-то просто. Я подумал о том, что и Жора мог так подумать, и снова молча извинился перед ним.

- Так где же все-таки я?

Я ткнул в первого воина второй фаланги.

- Ты уверен?

Я не был уверен.

- Но нас же легко перепутать. Стоит только переставить лотки...

Я объяснил, сказав, что это исключено. Его, мол, Жору, перепутать ни с кем невозможно. Я понимаю всю ответственность перед всеми и каждым и принял жесткие меры, чтобы этого не произошло.

- А эти, кто они? - Жора кивнул на своих соседей по фаланге.

Я ответил, и Жора был разочарован своим соседством.

- Я бы в жизни с Аленковым никогда не ужился.

- Живи, где хочешь - хоть на вершине пирамиды, хоть в яме. Выбери себе логово сам.

Жора усмехнулся.

- Твоя щедрость восхитительна, но она, знаешь, покоится на цепях с тысячью капканов. Ну да ладно. А все эти, - он обвел взглядом остальные лотки, - кто они? Господи, да их же тут тьма тьмущая. Когда ты успел их надергать?

Мы теперь сидели в креслах, я горделиво и с известной долей фантазии рассказывал об обитателях нашего клеточного мира, живущего в камере термостата, как в тюрьме. Я баял историю за историей и снова переживал смешные и казусные подробности отдельных случаев добывания материала. Жора сперва внимательно слушал, кивая головой, иногда просто хохотал, когда речь заходила о курьезных моментах.

- И ты... и ты для этого пригласил ее в оперу.

- Ну да!

- Как же ты, бедняга, все это пережил, ты же арий терпеть не можешь?

- Теперь я от них без ума...

Мы сидели и задорно смеялись.

Нужно заметить, что не все было так легко и просто, как я пытался демонстрировать Жоре свои достижения. Скажем, клетки Аленкова мне удалось оживить только с третьей попытки. Они не хотели жить и долго бастовали, пока я не добавил в питательную среду наносомки с генами интриганства. А с клетками Магомаева мне пришлось повозиться недели две. Оказалось, они без вытяжки из азербайджанской крови отказывались делиться. Ну и другие истории...

- А Пугачева, представь себе, согласилась с первой попытки...

- Согласилась на что?

- Быть всегда молодой!

- Господи, - сказал Жора, - она-то зачем нам?

Наконец-то он произнес это долгожданное «нам»! Я знал, что не сегодня так завтра мы снова будем вместе. Так и случилось.

- Значит, здесь и Брежнев, и Ленин, и Сталин, и, похоже, вся Кремлевская стена? - спросил он.

- Еще не вся, - сказал я, - но уже многие...

- А есть фараоны? Тутанхамон, Рамзес, Нефертити?..

- Пока нет, - признался я.

- Все равно. Тебя пора убивать, - сказал он и расхохотался. - А Семирамида есть?

- Кто-кто?

- Хм... Семирамида, вот кто! Тебя-таки пора убивать.

У него оказался пророческий дар, но я даже не подозревал этого. Я всегда это знал. Но в тот вечер принял его высказывание за неудачную шутку и тоже расхохотался. Жора еще ни разу не задавал мне подряд такое множество вопросов.

- Хочешь умереть молодым?..

У меня и в мыслях не было умирать.

- Все будет так плохо? - спросил я.

Жора только хмыкнул.

- Не уверен, что с этим можно жить долго. Хотя, ты же знаешь, «От смерти уйти нетрудно...», - процитировал он Сократа.

- Знаю-знаю...

Мне казалось, что он, как Нострадамус, заглядывая в будущее, провозглашает свои катрены. Мы сидели уже часов пять подряд, у меня раскалывалась голова, хотелось чего-то выпить и съесть.

- Ты не ответил, - сказал он, глянув на часы.

- Что? - задал я дурацкий вопрос. - Ах, умереть... Хочу ли я умереть?

- Все хотят, - сказал Жора, - рано или поздно...

Он вонзился взглядом в мои зрачки.

- Се-ми-ра-ми-да, - он разрезал имя царицы по слогам движением своей крепкой ладони и повторил еще раз: - Семирамида есть?

- Пока нет.

Жора покачал головой из стороны в сторону.

- Не, - сказал он, - не там ты копаешь... «Я шумерскую клинопись писем отдам реке...».

- Я не понял, - сказал я, - каких писем, какую клинопись?..

Жора снисходительно улыбнулся, прижмурив{ Прищурив (укр.)