Уолтер Уильямс - Имперская реликвия

Нужно было все провернуть так, чтобы оба его работника были счастливы и довольны и хотели по-прежнему защищать его от угрозы, которую собой представляли партия «Расцвет Человечества» и шайка Анастасии.

Майджстраль поудобнее устроился на подушках и закрыл глаза. Надо было все это как следует обдумать.

10

Николь, удобно устроившись на кушетке, рассматривала свои ноги и сокрушалась по поводу того, как они обезобразились. Профессия требовала, чтобы она проводила на ногах долгие часы, и хотя пять лет назад она делала на ногах пластическую операцию, пора было снова ими заняться. «Нужно, — решила она, — улучить недельку или дней десять и сделать это, а потом пообвыкнуть после операции, прежде чем явиться в обновленном виде на людях».

Маленькие собственные отражения смотрели на Николь с каждого из ногтей на пальцах ног. Она помахала своему отражению рукой — вроде как сказала «доброе утро» — и пошевелила в ответ пальцами. В дверь позвонили.

— Второй завтрак, мадам.

— Комната, неси.

Стол-робот подлетел к кушетке, движимый бесшумным антигравитационным полем, выпустил ножки, встал. Вся мебель встала по-другому. К столу подъехал стул и немного откатился, приглашая сесть.

— Ваш завтрак, мадам.

Очаровательный концерт Эммануэля Баха зазвучал сразу отовсюду.

— Спасибо, комната.

Николь пересела на стул. С тарелок сами собой снялись крышки, и над столом распространился ароматный пар. Второй завтрак на Пеленге всегда бывал намного плотнее первого. Николь не знала наверняка, хочет ли еще Майджстраль поддерживать у прессы впечатление, будто бы он по-прежнему находится у нее в номере, но она заказала завтрак только для себя — смотреть на второй прибор ей было невыносимо. От всего, предложенного ей столом, она отказалась и сама налила кофе.

Раздался новый нежный звонок.

— Дрейк Майджстраль, мадам.

— О. — Николь опустила на стол сливочник. — Немедленно соединить.

Настроение у Майджстраля, похоже, значительно улучшилось. В его зеленых глазах горела былая уверенность, и сердце Николь забилось веселее. В остальном его узнать было трудновато: лицо его было покрыто пастельно-голубым гримом, в ушах болтались какие-то кошмарные серьги, качавшиеся туда-сюда, словно механические игрушки. За спиной виднелась игровая аркада.

Николь, привыкшая к таким выбрыкам четыре года назад, заключила, что раз Майджстраль в гриме и звонит из автомата, стало быть, он еще не совсем вне опасности.

Она подняла чашку и улыбнулась:

— Рада видеть тебя, Дрейк. Похоже, ты в хорошем настроении.

— Ты прекрасно выглядишь. Как всегда, Николь.

— Как я погляжу, твой извращенный вкус в отношении грима не изменился.

Майджстраль поклонился экрану топографической камеры.

— Следую обстоятельствам службы, мадам, — ответил он, и глаза его скользнули к границам изображения, словно пытались заглянуть за них. Он осторожно прикоснулся пальцем к одной из сережек. — Могу я полюбопытствовать — да простится мне моя неучтивость, — завтракаете ли вы, мадам, в одиночестве?

— Это, я бы сказала, зависит от того, живешь ли ты еще у меня или нет.

Он улыбнулся:

— К несчастью для нашей выдумки, ее жертвы очень даже хорошо осведомлены о том, где я провел нынешнюю ночь.

— А я так поняла, что тебе сопутствовал успех. Все прошло хорошо — что бы то ни было?

— Неплохо. Во всяком случае, зло было наказано.

— А то наказанное зло, о котором идет речь, имеет какое-либо отношение к графине Анастасии? — Николь улыбнулась, заметив, как дрогнули веки Майджстраля. — Она сюда вчера звонила, искала тебя и просила тебе кое-что передать на словах. Только, видимо, это уже устарело.

Дрейк лениво пожал плечами:

— Расскажи. Вдруг это меня позабавит.

— Она сказала, что у тебя есть что-то, что ей нужно, и она готова за это заплатить. Очень похоже на настоящее послание от злодейки.

Майджстраль усмехнулся:

— Вот именно. Рад слышать, что она готова заплатить за то, что есть у меня. Именно об этом я и мечтал.

Николь рассмеялась:

— Похоже, ты все держишь в руках.

— Пока, — уточнил Майджстраль и осторожно оглянулся через плечо.

— Ты собираешься попросить меня о новой встрече, — сказала Николь.

— Ты права, именно это и собираюсь сделать, — выпалил Майджстраль после секундного замешательства.

— Я слишком хорошо знаю тебя, Дрейк. Давай покончим с этим.

— А я посмотрел твое опубликованное расписание и выяснил, что у тебя ничего не запланировано после встречи с какими-то метановыми созданиями в зоопарке, и закончится эта встреча в полдень.

— Все точно. У меня свободный день и вечер. — Николь пошевелила пальцами босых ног, утонувших в мягком ворсе ковра, предвкушая радости свободного времени. — Надеюсь, ты не собираешься нарушить мой отдых, посвященный красоте?

— Надеюсь, только самым приятным образом. Думаю, что ты не откажешься пригласить некого Майджстраля к себе на обед.

Николь рассмеялась:

— С твоего позволения, Дрейк, я позавтракаю, пока ты будешь объяснять мне, в чем дело.

— Давай, давай. Я уже поел.

Николь слушала замысел Майджстраля и с каждой секундой становилась веселее. Она расхохоталась и сказала:

— Отлично, Дрейк. Я все сделаю. Где-то у меня есть твоя голограмма. — Она откусила кусочек чего-то и, пережевывая, задумчиво помахала вилкой. — Сказать тебе правду, Дрейк, я рада, что ты втянул меня в это приключение. В последнее время жизнь в Диадеме невыносимо скучна.

— Мои соболезнования, госпожа.

Она нахмурила брови:

— Я не нуждаюсь в неискреннем сочувствии, Майджстраль. От старых друзей оно мне не нужно.

— Мои извинения, — быстренько перестроился Майджстраль.

— Приняты. — Она снова откусила кусочек, принялась задумчиво пережевывать его. — А тебе не кажется, Дрейк, что твои занятия, как бы замечательно они ни были обставлены, начинают тебе надоедать?

Майджстраль помрачнел.

— Они меня вполне устраивают, моя госпожа. Путешествия, новые места, новые знакомства, приключения — когда я хочу приключений, отдых — когда я хочу отдыха. Известность моя не столь велика, чтобы надоесть, но достаточно велика, чтобы со мной хорошо обращались там, где я появляюсь. Я редко скучаю, моя госпожа. Если уж суждено чем-то заниматься, моя профессия не самая дурная.

— Твоя профессия дает тебе больше свободы, Дрейк, чем мне — моя.

— Это верно. И ты знаешь, почему я…

— Я начинаю думать, Дрейк, не прав ли ты был четыре года назад…

Глаза его погрустнели.

— А…

— Я путешествую больше, чем ты, но новые места от меня вечно заслоняют толпы поклонников и противных сфер, берущих интервью, и всех, кто жаждет свести со мной знакомство… везде все одинаково, и везде становится одинаково нереально. Моя известность становится частью мой работы — она превратилась в мою работу.