Владимир Фирсов - Срубить крест

Под трибунами было сыро и сумрачно. Сверху раздавались шаги, через щели сыпался мусор. Я встал возле входа в судейскую ложу и вдруг заметил бравого ресторатора, который спешил куда-то с озабоченным видом. Увидев меня, дядюшка Теодор смутился, глаза его забегали, и он постарался прошмыгнуть мимо. Но я ухватил его за плащ и остановил.

- Ты пришел посмотреть, как я выполняю свое обещание? - спросил я ласково, продолжая держать его за полу плаща. - Теперь уже недолго ждать. Да, кстати, я все хочу тебя спросить - где ты раздобыл такого великолепного коня?

Дядюшка Теодор, красный как рак, молча тянул плащ.

- Почему ты молчишь? Ведь я могу подумать, что он добыт нечестным путем.

Побагровевший ресторатор все дергал свое одеяние, губы его шевелились, но издаваемые им звуки были абсолютно бессвязными.

- Ба, что я вижу! Да у тебя под плащом целый арсенал? А мне казалось, что сюда могут приходить с оружием только кавалеры. Как я ошибался! Надо будет рассказать стражникам о своем заблуждении. Что? Ты не хочешь?

Тут дядюшка Теодор так рванул плащ, что тот затрещал. Тогда я разжал кулак.

- Я пошутил. Иди, занимай хорошее место. Только послушайся моего совета забудь про свои игрушки. - Я кивком показал, что имею в виду.

- Можно, я тоже скажу несколько слов? - прорезался наконец голос у ресторатора. - Будь на месте благородного кавалера кто-то другой, мы бы прирезали его так, что он и пикнуть не успел. Так что пусть кавалер идет своей дорогой.

- А могу я узнать, почему для меня делается такое исключение?

- Кавалер должен сперва свалить кавалера Рюделя...

Дядюшка Теодор поплотнее запахнул плащ и исчез, оставив меня раздумывать над его многообещающим "сперва"...

Через несколько минут я заметил автомобиль птицеголового судьи, волочивший за собой хвост дыма, и приказал Петровичу отойти в сторону.

Судья лихо подскочил на своем драндулете ко входу и важно вышел из машины. Меня он заметил только у самой двери и перепугался так, что на него было противно смотреть.

- Я приветствую кавалера... - пролепетал он. - Сейчас ему предстоит важный бой...

- Молчать! - рявкнул я как можно свирепей. Когда бабушка говорила мне, что грубость и наглость могут оказаться здесь более действенным оружием, чем ум и логика, я не хотел ей верить. Но птицеголовый понимал только такой язык - язык силы. - Ты сдержал слово? Где сейчас мой слуга?

- А... э... - заблеял судья. - Он... это... жив-здоров...

- Я сам знаю, что он жив-здоров. Я спрашиваю - ты сдержал слово? Петрович, сюда!

При виде Петровича глаза у судьи вылезли из орбит и отвалилась челюсть.

- Теперь я знаю, что ты не только судья, но и палач, Неправедный судья и никудышный палач. Но ты 6ольше не будешь судьей - я это тебе обещаю, Ты не умеешь держать слова.

Я повернулся к Петровичу.

- Судье больше не понадобится автомобиль. Это излишняя роскошь - такому подонку ездить в автомобиле.

Петрович понял меня с полуслова, Он чуть повернулся к машине - раздалось шипение, над автомобилем встало белое облако дыма, и он развалился на две аккуратные половинки. Еще белее, чем дым, стало лицо судьи. От страха он начал громко икать.

- До конца схваток я разрешаю тебе оставаться судьей, - сказал я. - А после боя я подумаю, что мне делать с тобой.

Птицеголовый был перепуган насмерть, и все же я заметил, как в его глазах промелькнул злобный огонек. Я решил не оставлять ему ни малейшей надежды.

- А если я не выиграю бой... Тогда мой слуга, который нынешней ночью очень тебя полюбил, сделает с тобой то же, что и с автомобилем,

Я приказал Петровичу отвести судью в ложу и не выпускать оттуда ни под каким предлогом.

- И пусть он прикажет своей страже убраться из судейской ложи. А не послушается - изруби их, как капусту.

Я решительно отдавал кровожадные приказы, а Петрович послушно кивал. Я знал, что он никого и пальцам не тронет, - но судья о том не догадывался и принимал все за чистую монету.

- Надеюсь, что сегодня больше не будет никаких неожиданностей? Ни взрывов, ни пожаров? - тут я провел пальцем по рукаву судьи. - Это что? На твоей одежде копоть? Не из дворцовой ли конюшни? А может быть, из нашего дома?

Судья дернулся, словно его ударили, и мне стало ясно, что мои подозрения справедливы.

- Да, вот еще... - я вынул из кармана два снимка и сунул ему под нос. Вот тут Рюдель и ты с каким-то аппаратом. Если я увижу эту штуку хоть раз... я задумчиво посмотрел на остатки автомобиля. - А сейчас иди. И суди праведно. Это твой единственный шанс. Петрович, от судьи ни шагу, даже если тебе будет приказывать сама Ганелона!

Петрович подхватил обмякшего судью и поволок его в судейскую ложу.

В какое же болото ты попал, Алексей, думал я, направляясь к своим друзьям. Бабушка права - здесь могут отравить, ударить ножом в спину... О честном рыцарском бое никто и не помышляет. Хорошо, что остался последний поединок.

Но я ошибся - глашатаи объявили бой с неизвестным мне кавалером.

Это был какой-то обман - я знал, что все Соискатели, кроме Рюделя, уже выбыли из борьбы. Видимо, кавалеры срочно мобилизовали еще одного претендента. Вряд ли это был сильный боец - все свои резервы Рюдель уже бросил в бой против меня. Ну что же, свалю еще одного - только и всего.

Я надел броню и уже собирался сесть на коня, когда увидел бегущую от трибуны девушку. Это была Леннада,

- Принцесса желает успеха кавалеру Алексею, - сказала она. Ее щеки раскраснелись от бега, а большие глаза под густыми дугами бровей были так печальны, что у меня защемило сердце.

- Спасибо, Леннада, - сказал я как можно ласковей. - А каким будет твое пожелание?

Она отпрыгнула от меня, как разъяренная кошка.

- Чтоб твой конь сломал ногу на первом же шагу! Чтоб твои руки ослабели и не могли удержать копья! Чтоб солнце ослепило тебе глаза, чтоб пыль задушила тебя!

- Не слишком ли много пожеланий сразу? - засмеялся я. Но девушка вдруг расплакалась и села на траву, закрыв лицо руками.

- Пора, Алексей, - сказал мне Фей, показывая на Ристалище, в противоположном конце которого уже показался мой противник,

Я сел на коня. Юлик протянул мне боевые перчатки. Раздался сигнал к бою. Я опустил забрало, взял щит и копье.

Мой противник уже скакал навстречу. С первого взгляда я понял, что всадник он не из лучших. Он сидел на лошади, растопырив ноги, и неуклюже подпрыгивал в седле. Так скакать мог только новичок, впервые в жизни севший на коня.

Закат шел идеально ровным галопом, и я уже нацелил копье в щит противника, но состояние полного сосредоточения, которое всегда приходило ко мне во время атаки, никак не наступало. Меня беспокоил какой-то пустяк, какое-то полузабытое случайное воспоминание. Расстояние между мной и противником все уменьшалось, а я никак не мог поймать ускользающую мысль. Нас разделяло уже полсотни метров, сорок, тридцать. Что я должен вспомнить - вспомнить сейчас, пока мы еще не сошлись на длину копья?