Николай Дубов - Колесо Фортуны

Бесконечно счастливая Юка, стоя на коленях, пыталась поймать Боя за шею, тот увертывался, но ухитрялся лизнуть ее в лицо, отпрыгивал, бухал и снова подбегал, чтобы лизнуть и снова отпрянуть. Рядом стоял Толя и снисходительно наблюдал эти обоюдные восторги. Он первый заметил подходивших и сказал Юке, та вскочила.

- Ой, дядя Федя, здравствуйте! - закричала она. - Как я рада вас...

Она увидела магнитофон в руках Федора Михайловича, осеклась и растерянно посмотрела на Толю, потом на Антона. Толины уши начали наливаться краской, Антона же почему-то необыкновенно заинтересовало гречишное поле, и он не сводил с него глаз.

- Ну, а при них можно? - спросил Федор Михайлович. Антон кивнул. - Так вот, граждане, - сказал Федор Михайлович, садясь, - сегодня Антон явился поздно ночью, почему-то вообразил себя бесплотным духом и пытался пройти в дедову хату сквозь стену. Точнее, через окно, но оно таких размеров, что имеет характер чисто символический. А утром он почему-то боялся познакомить меня на людях с музыкой, под которую ночью веселился...

Судя по вашим растерянным физиономиям, вы тоже участвовали в ночной оргии... И он тоже? Привет, Сашко! - помахал он рукой Сашку, который подошел к ним с застенчиво-радостной улыбкой.

- Сашка не было, - сказал Антон.

- Ну так как - вы посвятите меня в тайну или она умрет вместе с вами?

- Я - "за"! - сказала Юка. - Ну, в самом деле, ребята... Дядя Федя же все понимает!..

- Вот спасибо! - сказал Федор Михайлович. - Если бы так всегда думало мое начальство...

- В конце концов... - сказал Толя, слегка пожимая плечами. - Разрешите, я сам прокручу.

Он перемотал ленту и включил воспроизведение. Услышав вой и душераздирающие утробные вопли, Бой приподнялся, шерсть на его загривке вздыбилась. Федор Михайлович успокоительно похлопал его по холке, и тот снова лег. Отгремел приглушенный хохот Мефистофеля, и Толя выключил магнитофон.

- Н-да, - сказал Федор Михайлович. - Довольно впечатляюще... И что означает эта мерзопакостная дьяволиада? Новый номер художественной самодеятельности под названием "Шабаш ведьм в Семигорском лесу"?

У вас разбегутся все слушатели!

- Еще как бежали! - фыркнул Антон.

- Там? - впился в него глазами Сашко.

- Ну да!

- А никто не падал?

- Упал один... - сказала Юка. - А откуда?..

- Тогда я знаю, кто копал, - уже спокойно и деловито сказал Сашко. - То Яшка Яремчук с верхнего кутка.

От них раненько до Голованихи прибегали, ну, до медсестры, колхозного головы жинки...

- Неужели ногу сломал? - ужаснулась Юка.

- Вроде не, сказала Голованиха. Растяжение. Или связки порватые.

- Что все это значит, граждане? - сказал Федор Михайлович. - Что вы натворили? А ну, выкладывайте!

И Юка выложила все. О приезде американца, болезни переводчика, о непонятных слухах, и как начал кто-то копать в развалинах, и как они решили вышибить клин клином, раз навсегда отпугнуть искателей кладов от опасных руин... Федор Михайлович схватился за голову и сказал трагическим голосом:

- Боже мой! Боже мой! Что вы делаете со мною?

И что вы делаете с собой?! - Он опустил руки и уже своим обычным голосом сказал: - Ну ладно! Я не стану объяснять вам, кто вы такие...

- Дураки, да? - спросила Юка.

- Если бы! Тогда какой с вас спрос? Тогда все в порядке вещей и других поступков от вас нечего ждать...

Нет! Назвать вас дураками, это значило бы сильно польстить вам, а лесть не в моих привычках... Клин клином!

Подобное подобным! Есть суеверы? Сплотим и удесятерим их ряды! Так выходит, а? Ударим мракобесием по темноте и невежеству?

Краска от ушей разлилась по Толиным щекам, и теперь уже он старательно гипнотизировал гречишное поле.

- Но ведь мы хотели как лучше, - сказала Юка.

- Вы хотели! Довольно давно известно, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями... Но я не допущу, чтобы и вы внесли свой вклад в это дорожное строительство... Кто об этом знает? - показал он на магнитофон.

- Мы. Только мы, - сказал Толя.

- Немедленно стереть. И откусить собственные языки, чтобы никто не узнал. Люди почему-то не любят, когда подобными способами их спасают от суеверий, и вместе с магнитофоном могут запросто переломать вам ребра...

- Точно! - сказал Сашко.

Толя перемотал ленту и включил стирание записи.

- С лентой просто, - сказал Федор Михайлович. - А что делать с вашими мозгами, которые от этих тайн и происшествий съехали набекрень?.. Самые мудрые мысли - простые мысли, но вы еще слишком молоды, чтобы это понимать. И вам, конечно, не пришло в голову, что прямой путь - наилучший путь к истине. Если все началось с приезда американца, то и объяснения надо было искать у него.

- Так что мы могли, когда переводчика нет? - сказала Юка.

- Если вы не смогли, может, мне удастся зацепить конец ниточки, чтобы размотать весь нелепый клубок?..

Как лучше идти в этот местный рай для отпускников, Дом туриста?

- До американца? - сказал Сашко. - Вон он сам идет.

Из-за кустов справа показался мистер Ган. Широко размахнувшись, он забросил блесну почти под левый берег и начал сматывать леску. Крючок был пуст. Мистер Ган прошел несколько метров, поравнялся с ребятами, сидевшими под ветлой, увидел их и осклабился.

- Oh, boys! Hello! - воскликнул он. - How are you? [Ребята! Привет! Как поживаете? (англ.)]

- How d'you do? [Здравствуйте! (англ.)] - вставая, ответил Федор Михайлович.

Мистер Ган на мгновение осекся, потом раздвинул улыбку до крайних пределов возможного, отбросил спиннинг и закричал:

- Do you speak English? [Вы говорите по-английски? (англ.)] - Yes, I do, but I don't know very much English [Да, но я мало знаю английский (англ.)].

- It's really fine! - закричал мистер Ган. - After this peace of news I just feel wonderful [Очень хорошо. Это известие меня так обрадовало - для меня это просто замечательно (англ.)].

Вскинув руку приветственным жестом и вместе с тем протягивая ее для рукопожатия, мистер Ган зашагал к Федору Михайловичу.

- I'm glad, I'm awfully glad [Я рад. Очень рад (англ.)], - осклабясь и нещадно тряся руку Федора Михайловича, повторял мистер Ган.

Лежавший в тени вербы Бой поднялся, распушил хвост, пружинистым шагом подошел к незнакомцу и вытянул шею, принюхиваясь. Восторг мистера Гана мгновенно приутих.

- It's just amazing! The gigantic dog! - закричал он, но уже как бы шепотом. - Is it Labrador? [Потрясающе! Огромная собака! Это Лабрадор? (англ.)] - No, a Newfoundland [Нет, это ньюфаундленд (англ.)]. Все в порядке, Бой, лежать! - сказал Федор Михайлович.

Бой лег, но уже не развалясь на боку в тени вербы, как прежде, а рядом с Федором Михайловичем в напряженной позе чуткого, ежесекундно готового вскочить сфинкса.

Мистер Ган с заметным облегчением перевел дыхание, обернулся к ребятам.

- Hello, boys! What are you... [Ребята! Что вы... (англ.)] Он внезапно замолчал и странно напряженным взглядом уставился на Юку. Улыбка еще растягивала его рот, но она поспешно гасла, губы сомкнулись в твердую скорбную линию, а он все смотрел и смотрел, словно силясь что-то вспомнить или сообразить. Под этим напряженным взглядом Юке стало не по себе, она оглянулась, как бы ища защиты.