Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

— Да вот хрен те! — отозвался Коготь, сжимая враз вспотевшей ладонью рукоять «маузера». — Нашла дураков, бля!

Бахнул выстрел, от гранитного валуна полетели колкие крошки.

— Влипли… — корявый сжимал свою винтовку с такой силой, словно пытался раздавить. — Ой, влипли…

— Тихо! — зашипел, как змея, Коготь. — Не чуешь, что ль? Баба говорит! И баба стреляет! Мужиков на заимке нету, значится…

— Хороша баба… — сплюнул широкоплечий коренастый головорез, тот, под которым убили лошадь. — Чего это такая пальба, спасу нет? Как будто там их дюжина.

— Пузатый баял, винтовки у них особые, самозарядки. Стреляют что тебе пистоль. Он же их хозяину-то здешнему и продал, блядина!

— Ну, и долго вы там лежать намерены? — насмешливо подначил женский голос.

— Недолго! — приложив ладони рупором ко рту, громко отозвался Коготь. — Солнце садится ужо! Так что гореть вам в вашем осином гнезде, живьём!

Не дождавшись ответа, главарь продолжил, по-прежнему используя ладони в качестве рупора.

— Слышь, хозяйка! Такой деловой разговор! Выставь-ка нам золотишко! Коли к воротам идти опасаешься, под окошко скинь! Наш человек подойдёт, без оружья, подберёт, и отвалим мы! Как предложение?

— И много надо? — женский голос по-прежнему спокоен и чуть насмешлив.

— Пяти тыщ червонцев хватит! Мы люди не жадные!

Отняв руки ото рта, Сенька оглянулся на подельников, прижавшихся к камням.

— Всё рыло расшибу, и Жбану, и Чалому. За смертью их только посылать…

Словно в ответ, во дворе усадьбы захлопали, словно пастуший кнут, наганы, яростный собачий лай перешёл на визг и затих. И тут же дважды гулко бахнула винтовка, снова резко хлопнул наган, и снова гулко — бах-бах-бах! И опять тихо…

— Похоже, всё… — корявый смотрел на Когтя затравленно. — Нету ни Жбана, ни Чалого…

— Заткнись, гнида! — зашипел Сенька, не в силах сдержать наползающий на сердце холодок. — Сам пристрелю, коли ещё вякнешь, падаль!

И чтобы отогнать ужас близкой смерти — а любой, кто близ смерти ходил, приближенье её уж ни с чем не спутает — главарь выставил ствол «маузера» поверх завала и не глядя выпустил несколько пуль. В ответ от валуна вновь полетели острые крошки.

— Ладно… — достав из кармана патроны, Коготь торопливо загонял их в магазин пистолета. — Двое баб на заимке, если верить пузатому, а нас четверо ишо… Как стемнеет…

Дружный залп со стороны тайги прервал атаманскую речь. Долговязому пуля вошла в затылок, так что ничего почувствовать он не успел. Коренастому повезло меньше — выстрел угодил лежачему промеж ног, и бандюк сейчас мычал и царапал землю. Больше всего шуму производил корявый — пуля разворотила ему ягодицу и ушла вверх. Мужичонка орал благим матом, катался по земле, вроде пытаясь зажать рану и не смея трогать, очевидно, дико болящее место. Не в силах выносить далее ужас происходящего, Коготь поднял «маузер» и нажал на спуск. Корявый враз обмяк и оборвал вопль на полутоне. Затих и коренастый — похоже, отмучился.

— Не стреляйте! Не надо! Всё, сдаюсь я!

Отшвырнув бесполезный «маузер» — чего уж тут придуриваться-то, одному да под перекрёстным прицелом кучи винтовок! — Сенька тяжело поднялся, неуклюже воздел вверх руки. Спиной к заимке, лицом к таёжной опушке, откуда уже выдвигались трое мужчин.

— Бах-бах-бах!

Три пули, выпущенные из флигеля, легли в спину бандита кучно, бросив того наземь ничком.

— Эй! Эйе! Асикай! В нас-то не стреляй, однако!

…

— Мммыыы! Мммыыыы!

Варвара, прижав к себе рыдающую Бяшку, гладила и гладила её по голове. Редкая мексиканская винтовка валялась в пыли, прикладом на неотчищенной коровьей лепёшке. В двух шагах от брошенного оружия лежал окровавленный Шарок, оскалив пасть, почти вплотную к нему мёртвая Шлейка. Двое варнаков валялись чуть поодаль. Один, которому пуля угодила точно в сердце — случайно, конечно — лежал у самой стены, бессмысленно выпучив остекленевшие глаза. Второй, зверски изорванный пулями, легшими как попало, валялся в обширной тёмной луже, сжимая в оцепеневшей руке наган-самовзвод. Из этого нагана он, получив от Бяшки первый заряд, таки успел сделать в неё один выстрел… но не попал.

А мог.

Картинка, в целом, складывалась более-менее ясная. Классический обход с тыла. Очевидно, главарь загодя отправил двух своих головорезов, дабы они подобрались к заимке со стороны хозяйственных построек. На тот случай, ежели хозяева окажутся недоверчивыми и неприветливыми, совершенно верно. Заслышав выстрелы, эта парочка преспокойно перелезла через забор, несколькими выстрелами прикончила собак, дабы не мешались… В этот момент в бой и вступила Бяшка, вытащившая из ружейного шкафа третью винтовку-самозарядку. Иван Иваныч почувствовал, как у него шевелятся волосы на голове — а вот если бы не купил тогда, пожалел червонцев… или её не было бы в шкафу… или была бы простая трёхлинейка… Господи, есть же ты на свете!

— Мммыыы!

— Ну-ну, Бяша… ну всё уже, доченька…

Перестав наконец рыдать, девочка только всхлипывала.

— Ну вот…

Она оторвала голову от материнской груди.

— Я убила. Мама, я их убила. Теперь я совсем как люди. Совсем-совсем.

— Зря ты того последнего повалила, Асикай, — Полежаев мрачно разглядывал картину побоища. — Допросили бы, узнали…

Молодая тунгуска, обернувшись к мужу, заговорила по-своему, резким, отрывистым голосом.

— Русски говори, однако, — мотнул головой Охчен. — Всем говори, да.

— Варнак-убивец говори не надо ничего! Сё так хорошо понимай! Их хотел убить наша Огды! Только смерть им! Как бешеный волк!

— Так-то да, конечно… — Полежаев поднял брошенную Бяшкой винтовку. — Однако ведь теперь не спросишь, кто их сюда подослал. И не доказать теперь ничего.

— Зачем спроси? Зачем доказай? Не надо сё это! Наша Огды у них голова сё читай!

Тунгуска перевела дух.

— Тот человек, который винтовка эта продавай, их сюда посылай. Догадайся, что нету золотая жила тут. Значит, золото сундук лежи. Много. Купес про этот варнак много плохого знай, думай, он ему служи за то, золото принеси. Варнак думай — золото забери, купес кончай совсем, далеко-далеко уходи.

— Бяша… это правда? — тихо спросил Полежаев.

Девочка судорожно сглотнула.

— Да, папа.

— Сё так, Вана Ваныч, — подал голос Илюшка. — Конь убитый Заварзина, однако. Мой его на фактория видал.

— Это я виноват, — Полежав уже теребил бороду так, что летели клочья. — Подставился. Верно рассудил, змей… золотые монеты нынче на бумажные купюры не меняют, война. Ну и чекана нет соответственно. Можно только в казну сдавать песок намытый. И ассигнации получать взамен. А я с ним червонцами расплатился…

— Нет, Вана Ваныч, — заговорил Охчен, — не расплатился. Моя расплатись, однако.

Пауза.

— Сейчас Додон Паратыч жди, когда варнак его золотой червонес куча принеси. Скоро се его лошадь домой пустой приходи, Додон Паратыч шибко пугайся. Со страху бежи полисыя до сама Кежма,