Юрий Нестеренко - Приговор

— Интересно. Никогда об этом не задумывалась.

— Я в твоем возрасте тоже не задумывался, — улыбнулся я. — Может,

не задумался бы и до сих пор, если бы не мой учитель.

— Ему удалось достичь полной власти над желаниями?

— Мне кажется, да.

— А где он теперь?

— Он умер.

— Жаль… — вздохнула Эвьет и через некоторое время добавила: -

Тело — это слуга, который рано или поздно убивает своего хозяина.

— Увы. Хотя нередко это делают другие.

— Что да, то да, — мрачно констатировала Эвьет, и я мысленно

выругал себя: думая о своем, я невольно вновь напомнил ей о ее

собственных потерях.

— Интересно, кто были те солдаты, что отняли последних лошадей у

селян? — произнесла меж тем Эвелина и тут же сама себе ответила: -

Наверняка лангедаргцы.

— Не хочу тебя расстраивать, но с тем же успехом это могли бы и

йорлингисты.

— Армия Льва борется за правое дело!

— А я думал, все дело в том, что Йорлинг — твой сюзерен, -

усмехнулся я.

— Ну, это, конечно, тоже важно… но вассальный долг не заставил бы

меня пойти против законов чести! У Йорлингов действительно больше прав

на престол. По женской линии они в более близком родстве с пресекшейся

династией, чем Лангедарги… хотя и в более дальнем по мужской. Но у

Лангедаргов по женской линии вообще нет ничего общего с императорами…

— Вопрос о том, насколько существенно родство по женской линии, не

имеет общепризнанного решения, — напомнил я. — Именно ему мы обязаны

двумя десятилетиями этой войны. Хотя мне всегда казалось полнейшей

глупостью решать вопрос о правителе, исходя не из его личных качеств, а

из степени кровного родства. И даже не просто из родства, а из

очередности появления на свет отпрысков одной и той же семьи. Или,

скажем, из юридических тонкостей, в зависимости от которых один и тот же

брак, породивший одного и того же отпрыска и давший ему одно и то же

воспитание, может быть признан законным или незаконным…

— Ты опасный человек, — усмехнулась баронесса, взглянув на меня.

— Я? Разве это я развязал войну?

— Войну, кстати, развязал Лангедарг!

— Вообще-то это отец нынешнего Йорлинга отказался принести ему

присягу и начал собирать свою армию.

— Ну еще бы — ведь для такой присяги не было никаких законных

оснований! Но тогда еще была надежда как-то решить дело миром. Однако

Карл подло заманил его в ловушку и убил!

— Эвьет, у меня и в мыслях нет оправдывать Карла. Но просто тот

факт, что кто-то пострадал от подлости и несправедливости, ровным счетом

ничего не говорит о его собственных достоинствах. Быть жертвой — это еще

не добродетель.

— Ну… — эта мысль явно прежде не приходила ей в голову. — В общем

ты, конечно, прав… Но в данном случае правота действительно на стороне

Льва.

— Даже если вторую половину лошадей отобрали грифонцы, то первую -

львисты, не так ли?

— Ну так война же. Совсем без потерь нельзя. Все должны чем-то

жертвовать.

— Должны? Кому должны, почему должны? Я понимаю, когда чем-то

жертвуют Йорлинги или Лангедарги. Они дерутся за власть для своего рода,

они рассчитывают на самый высокий куш — и, соответственно, они должны

нести издержки. Но причем тут, скажи на милость, мирные жители деревни,

которые в гробу видали эту войну? Которым нет никакого дела, кто будет

сидеть на троне в тысяче миль от них?

— Вот потому, что обывателям нет никакого дела до торжества

справедливости, все это и творится столько лет! — перешла в наступление

Эвьет.

— Даже если допустить, что справедливость действительно на стороне

Льва — что, по-твоему, должны были делать эти селяне? Их староста

пытался протестовать. Его повесили. Даже если бы они все, как один,

вышли с топорами и вилами против мечей и копий регулярной армии, их бы

просто перебили.

— По крайней мере, умерли бы достойно и прихватили бы с собой хоть

нескольких врагов. А не пошли бы на корм собственным собакам.

— Ну, возможно, — согласился я. — Однако интересно, что бы ты

сказала, окажись этими врагами йорлингисты. Для крестьянина враг не тот,

кто имеет меньше прав на престол. А тот, кто приходит отобрать его

собственность.

— Даже если последних лошадей забрали львисты, я думаю, это был

произвол какого-нибудь капрала. А вовсе не политика Ришарда Йорлинга. В

конце концов, какой ему смысл разорять собственных подданных, которые

платят налоги в его казну? Ну или будут платить после победы, если

говорить о крестьянах на грифонских землях…

— А какой смысл Лангедаргу? Война, все средства хороши — вот и весь

смысл. Обрати внимание на свою логику. Если это сделали лангедаргцы, то

— "чего еще ожидать от Грифона, Карл же негодяй". А если йорлингисты, то

— "перегибы на местах, Ришард ни при чем".

— Хм… — смутилась Эвьет.

— И, кстати, тебе не приходила в голову крамольная мысль, что и

Карл мог не знать о том, что случилось с твоей семьей?

— Нет, — решительно возразила Эвелина, — это совершенно не одно и

то же. Одно дело — отобрать скот у простых крестьян и совсем другое -

перебить целый баронский род в его родовом замке. На такое без приказа

ни один капрал не решится. Может быть, Лангедарг не называл конкретно

нашу фамилию — но тогда, значит, он просто приказал убивать всех

вассалов Йорлингов на этих землях.

— Ну, наверное, — согласился я. В конце концов, она дворянка, ей

виднее, какие правила убийства приняты в их среде… — Однако, ты не

ответила на мой вопрос насчет врагов.

— Ну, я могу понять точку зрения селян. Могу им посочувствовать. Но

все-таки низшее сословие на то и низшее, что судит не дальше

собственного курятника.

— Ах, низшее сословие? А как насчет вас, баронесса? Что вы

предпочтете — торжество справедливости в виде победы Льва или вашу

личную месть?

— Так ведь одно прямо связано с другим!

— Совсем не обязательно. Предположим, что Карл решил сложить оружие

и присягнуть Ришарду. На условиях, естественно, полной амнистии и

сохранения всех своих земель и замков. Герцог Йорлинг восходит на трон,

а герцог Лангедарг живет долго и счастливо. Ну, может, не совсем

счастливо, но уж явно дольше и счастливее тех, кого убили по его вине.

Устраивает такой вариант?

— Ришард не может помиловать убийцу собственного отца!