Василий Головачёв - Русская фантастика 2014

До «Нижнего космоса» ехали полчаса, не дольше.

Лев Ильич припарковался у подъезда. Вышли в мороз и ветер. В двухэтажном доме центра кое-где горел свет, дверь была открыта, и курила на крыльце, кутаясь в пуховый платок, дежурная санитарка, Галя. На ногах у Гали были толстые гамаши серой шерсти и войлочные тапки. Из-под платка виднелся синий форменный халат.

— Здравствуйте! — крикнула Галя и отбросила сигарету. — Лев Ильич, какими судьбами?

— Доброе утро, Галя. Вот, буду консультировать сегодня.

— Савченко?

— Дался вам всем Савченко! Этот ошейник не снимет. Я Оле уже объяснял: жена ему необходима. Макарова просила о юридической консультации.

— Ой, Лев Ильич, бросьте! Макарова эта никогда не разведется, она и не собирается. Она только…

— Галя, не стыдно о пациентах сплетничать? — Олюшка поднялась по крыльцу, чмокнула Галю в красную холодную щеку и поспешила внутрь, в тепло.

— Лев Ильич все понимает, — добавила она, не оборачиваясь.

Холл «Нижнего космоса», освещенный только торшером у стойки регистрации, оформляли прежде всего как уютное и безопасное место: акварели на стенах, пастельные тона, толстый бежевый ковер, уютные диваны, аквариум в полстены. Олюшка сняла пальто, пристроила на вешалку в углу, размотала шарф.

— Кофе будете? — спросила Галина. — На кухне пока никого, но я чайник недавно вскипятила.

— Будем, — решил Лев Ильич. — Работайте, девочки. Оля, занесешь мне кофе в кабинет?

На ковре остались следы от его ботинок.

— Суров, — заметила Галя и осторожно опустилась в кресло. — Оль, я — жертва доминантного насилия.

— С чего это?

— Да, блин, выпорол — сидеть не могу…

— За дело или удовольствия для?

— Ты же меня знаешь… За дело. За курение опять попало. А я не могу, понимаешь? Ладно бы запретил — я бы тут же и бросила, а то не запрещает же. Вот и дымлю. Дымлю — и считаю. Вчера полпачки. Сегодня сидеть не могу.

— Ну не сиди. Или бутылочку найти. Это — не насилие…

— Ты чего такая серьезная?

Галя подалась вперед, положив на стойку пухлые руки, и улыбнулась. Сверкнула золотая «фикса» — Галя утверждала, что это придает ей шик, и потому не делала нормальную керамику. Однако весь персонал «Нижнего космоса» знал: золотой зуб Галя носит в память о первом Хозяине, психе, каких мало, избившем ее семь лет назад до потери сознания и реанимации. Тогда Галя оказалась в «Нижнем космосе» — сначала в качестве пациентки, а затем — в качестве служащей. Здесь же, в приюте, она нашла нынешнего мужа — коллегу Льва Ильича.

— Сама не знаю, — Оля придвинула к себе регистрационный журнал и листала его, — утром бабка сумасшедшая обхамила. Потом еще «ровняшек» плакат видела. И как-то мне все это вместе… Вот они, Галь, за равные права борются.

— Извращенцы, — с готовностью кивнула Галя.

— Ну да… Наверное. Они за права борются, а меня бабка обхамила.

— А за тебя Верх борется.

— Ага… Пойду я к себе в кабинет. Ты Макарову сначала ко мне направь, а потом уже ко Льву Ильичу, хорошо?

Галя вздохнула и кивнула.

— Счастливая ты, Олюшка. И дело у тебя свое, и муж — лучше некуда. Знаешь, что я тебе скажу? Я намного тебя старше, ты уж послушай. Детишек вам надо. Тебе и Льву Ильичу. Он — мужчина уже в возрасте… А тебе в самый раз.

— Да у меня полон приют детишек, — с кривой улыбкой отшутилась Олюшка. — Что Савченко, что Макарова, что Данишкина с ее двойней… За всеми и не уследишь.

Она развернулась, чтобы идти, но спохватилась:

— Кофе! Кофе-то Шорохову!

— Можно?

Нет, это была не Вика Макарова, приглашенная на девять утра. В дверной проем протиснулась Елена Геннадьевна Савченко, верхняя и законная хозяйка пресловутого Савченко.

— Входите, Елена Геннадьевна. Анатолий где?

— В холле сидит, упырь.

Елена Геннадьевна прошествовала к кушетке и рухнула на нее, ломая руки. Крупная, с обвисшими щеками и ярко-рыжей химической завивкой, в кольцах и ожерелье, она страдала с излишней театральностью. Елена Геннадьевна держала бельевой магазинчик, была занята круглосуточно, и с двумя ее детишками сидел муж.

— Оля, помогите мне! Мне нужна психологическая помощь!

— Но у нас центр помощи сабам…

— Да я с ним скоро свихнусь! Я с ним скоро низкой… Прости, Оля, сабой стану! Я с ним скоро в дурку загремлю! Ничего не хочет, скотина! Ни-че-го. Сидит сиднем, работать не идет, дети об него ноги вытирают. А тут еще сын. Дочка-то в меня, домина. А сын? Низок. Как папаня, никчемный. Его же никто не возьмет, кому такое несчастье кроме меня нужно?!

Олюшка потерла переносицу.

Елена Геннадьевна откинулась на подушки, устремила в потолок измученный взгляд. Она тараторила без роздыху, бросая на Олю короткие взгляды.

— Нет, Оля, ты не понимаешь! Я же за него, дурака, отвечаю! Я же за всех за них отвечаю! Одна! Надорвусь же!

— Но Анатолий — саб, и естественно, что он не несет ответственности даже за себя, тем более он не может отвечать за вас, Елена Геннадьевна.

Елена Геннадьевна издала протяжный стон, подалась вперед и вцепилась в свои волосы.

— Оооо! Но вот ты, Оля, помогаешь же Верху. Делом занята! А этот?! Ирод! Кровопийца! Бездельник!!!

Скрипнула дверь, и «кровопийца» сунулся в кабинет. Оле он только кивнул, подмигнув, сразу сосредоточился на супруге. На тощей, грязноватой шее с плохо выбритым кадыком болтался «тактический» ошейник — брезентовый, цвета хаки.

— Еленочка? Заечка, что ты плачешь, кто обидел мою хозяюшку?!

— Вон! Во-он отсюда!

Елена Геннадьевна вскочила и кинулась на саба с кулаками. Оля отвернулась.

— Вон отсюда! Дай с доктором хоть!

— Еленочка, а ты бы мне двадцатку дала, я бы пока за пивком… Похмелиться бы…

— Пивко?! Ах, пива тебе?! Я тебе сейчас покажу пивко!

Она ухватила саба за шкварник, выволокла в коридор. Олюшка вздохнула, потянулась к телефону и вызвала охрану. Семейные разборки — дело верха и саба, но крики Елены Геннадьевны могли травмировать пациентов «Нижнего космоса». Следовало со спокойной настойчивостью препроводить пару на улицу.

Галя принесла Оле кофе и личное дело Макаровой. К первой странице была пришпилена записка от Льва Ильича: «Олюшка! Она к нам не за помощью ходит, а мозги поклевать! Разрешаю послать нафиг!»

Олюшка улыбнулась, аккуратно закрыла папку и отодвинула ее на край стола.

Макарова пришла через пятнадцать минут, опоздав на полчаса.

— Оля, доброе утро, извини, пробки.

Вика, по обыкновению, смотрела снизу вверх и вид имела замученный. Она не стала присаживаться, засеменила по кабинету, теребя кончик длинного шарфа. У Вики была одна серьезная проблема: отталкивающая внешность. Если в Елене Геннадьевне осталось еще что-то от стройной симпатичной девушки, но длинноносая, с фигурой гусеницы, Вика никогда привлекательной не была, а с возрастом и вовсе подурнела.